Родителям одного мальчика гадалка предсказала, что он умрет, если станет поэтом. Они отнеслись к этому предсказанию очень серьезно и тщательно следили, как бы Сергей (так звали их сына) невзначай не стал дружить с рифмой. Впрочем, кто же в детстве не дружит с рифмой? Пытался писать стихи и Сергей, которого завораживали красоты окружающего мира, а также те чувства, которые временами переполняли его душу, но всякий раз отец или мать осаживали его.
Они рассказывали, что ремесло поэта крайне опасно, что многие поэты всю жизнь живут в нищете или становятся горькими пьяницами. Их могут или зарезать, как Камоэнса, или даже приговорить к повешению, как Франсуа Вийона. Что у них, даже если они останутся живы, может отсохнуть рука, как у Сервантеса. Что их могут убить на дуэли, как Пушкина или Лермонтова, и что роковой возраст многих поэтов - это двадцать семь или, в крайнем случае, тридцать семь лет. Что некоторые поэты, как, например, Байрон, гибнут в борьбе за счастье другого народа, а многие, как Петрарка, так никогда и не женятся, всю жизнь поклоняясь своей Лауре, которая на самом деле обычная земная женщина. Что самое страшное для поэта - это описать в стихах свою собственную смерть, которая почти наверняка с ним и случится. Словом, родители Сергея, люди не очень грамотные, отлично подготовились и на совесть проштудировали предмет!
Однажды, катаясь на лодке с отцом, десятилетний Сережа стал рассказывать ему свое первое в жизни стихотворение, но тот, перестав грести и взяв в руки удочку, сказал безразлично: "Какую чушь ты несешь, давай-ка лучше займемся делом: чувствую, что клев сегодня особенный будет!" И действительно, клев был отменный, и Сергей с отцом вернулись домой с богатым уловом, который мать тут же изжарила на огромных шипящих сковородах. В другой раз Сергей написал еще одно, пока что очень слабое стихотворение, и мать его высмеяла. "Твои стихи все равно, что карканье ворон за окном, - сказала она со смехом. - Поверь матери - из тебя никогда не получится настоящий поэт!" И Сергей поверил, на долгие годы прекратив попытки писать стихи, искренне считая, что поэта из него не получится. Да и страшилки, рассказываемые родителями, сыграли не последнюю роль.
Сергей рано оставил родительский дом, он путешествовал по разным странам и городам, переменил много профессий, некоторые из которых так или иначе были связаны со стихами. Так, одно время он был книгопродавцем, и много общался с поэтами, которые покупали у него редкие книги. Он удивлялся жизнерадостности людей, которые ради удачной рифмы забывали все остальное, чем живут другие, обычные люди: нормальный быт, карьеру, семью - и жили так, как живут полевые цветы, питаемые солнцем и влагой, упавшей с небес. Он и сам пытался сочинить что-то достойное, но всякий раз, когда очередная рифма рождалась в его голове, перед ним возникал образ отца, держащего в руках удочку и неодобрительно отзывающегося о ремесле поэта. А ночью, во сне, к нему приходила мать (которая к этому времени уже умерла) и со слезами на глазах умоляла не становиться поэтом. И он вновь оставлял попытки подобрать нужную рифму и занимался чем-то другим.
Но вот неожиданно в тридцать лет он влюбился. Он знал многих женщин и даже один раз был недолго женат, но сейчас все было другое, ни разу в жизни не испытанное. Сергей парил в облаках, он жил в фантастическом мире, где существовали лишь двое: он и его возлюбленная. Нет ничего удивительного в том, что он все же начал писать.
Первое стихотворение было посвящено предмету его обожания (кстати, вскоре они поженились), потом было второе, третье, четвертое... Короче говоря, стихи посыпались из него, как из рога изобилия, и он не успевал дописывать предыдущее стихотворение, как брался за следующее. Он словно бы восполнял тот пробел, ту пустоту, в которой жил долгие годы, не имея возможности сочинять.
Родителей его к тому времени уже не было в живых, хотя покойная мать все реже и реже, но приходила к нему во сне, уговаривая оставить поэзию. Сергей не понимал этих снов, страшился их, и, поощряемый женой, женщиной восторженной и романтической, продолжал писать. В короткий срок он выпустил несколько книжек стихов, отрастил длинные волосы и теперь сам в компании собратьев-поэтов ходил на книжные развалы и рылся там, отыскивая раритеты. В одном из стихов, названном им "Судьба поэта", он описал собственную смерть, которая, как ему представлялось, должна случиться на Рождество. В стихотворении он оказывался замурованным в огромную глыбу льда, которая стояла на улице города, блестя в лучах зимнего солнца. К этому времени ему как раз исполнилось тридцать семь лет.
- Роковое время для поэта! - сказала, улыбаясь, жена.
- Я собираюсь жить вечно! - ответил он и ушел на книжный развал в поисках одной редкой книги Камоэнса.
Пришло Рождество. Сергей отправился на благотворительный утренник, где должен был читать стихи детям. Он шел по кривым, мощенным булыжником улочкам своего города и поражался красоте старых извилистых переулков, башен с часами, небольших церквушек с настежь раскрытыми дверьями, за которыми шла рождественская служба. Проходя мимо одной такой церкви, он вдруг обратил внимание на странную, нереальную картину: молящиеся внутри храма словно бы застыли, повинуясь какой-то незримой команде: застыли их тела, застыли жесты, застыли лица, обращенные в его сторону, и только глаза молящихся и священника, глядящие из освещенной свечами темноты на него, словно бы призывали зайти внутрь и срочно присоединиться к ним. Сергей остановился на мгновение, словно бы раздумывая, не зайти ли ему внутрь, поддавшись этому мгновенному и непонятному чувству, но потом внутренне рассмеялся и пошел все же вперед. Он был преуспевающим модным поэтом и не верил предчувствиям.
Дойдя до угла улицы и свернув в небольшой переулок, он вдруг опять ощутил в себе непреодолимое желание вернуться, а в следующее мгновение огромная ледяная глыба, висевшая на крыше старого кирпичного дома, медленно, словно во сне, соскользнула вниз и упала ему на голову. Последнее, что он видел, это парящий в воздухе кусок синего льда, неотвратимо надвигающийся на него, после чего все звуки и краски исчезли.
В тишине он вновь увидел отца и мать, которые призывали его отказаться от занятий поэзией, бросить город, семью и друзей и вновь отправиться странствовать, как некогда в юности, потому что только таким способом он может воскреснуть из мертвых. Сергей подивился настойчивым просьбам родителей, но согласился с ними, ибо опять увидел молящихся в церкви, глядящих на него умоляющими и полными слез глазами. "Решено, - подумал он, - я больше не буду поэтом, потому что люблю жизнь и хочу, чтобы она продолжалась!"
В следующее мгновение глыба, упавшая ему на голову, осыпалась рыхлым снегом, и он, отряхнувшись, остался посреди узкого переулка, живой и здоровый, как будто ничего и не случилось. Он не пошел на утренник, а, повернув за угол, вошел в церковь и долго молился Богу, благодаря его за свое чудесное воскрешение. Потом вернулся домой, был ласков с женой и детьми, которым сказал, что вновь отправляется странствовать и просит их не винить его за это неожиданное решение. К его удивлению, домашние отнеслись с пониманием к такому поступку и не очень горевали, наутро расставшись с ним. Сергей после этого никогда не писал стихов, но, заходя в очередной город, всегда по привычке посещал книжный развал, почти всегда находя там томики собственных стихотворений. Они были изданы в те баснословные времена, когда он еще был поэтом, искренне считая, что занятие это самое мирное и безопасное для человека.
А про страшное пророчество, некогда поведанное его родителям, он так никогда и не узнал.