Катерина Лабецкая
Фото Reuters
Реалии внешнеполитического курса Дональда Трампа, теперь уже 47-го президента США, опять вторглись в весьма неоднозначный циркумполярный мир Трансарктики. Этот локус геополитического пространства рискует трансформироваться в значимый фактор гибридной войны между Западом под эгидой Соединенных Штатов и Россией с ее стратегическими партнерами. В этом геополитическом контексте очередное заявление Трампа относительно приобретения Гренландии предстает четким индикатором возрастающих арктических амбиций нынешней администрации Белого дома.
Налицо стремление Трампа придать слогану «Сделаем Америку вновь великой!» новую ипостась – превратить США в крупнейшую арктическую державу. Ведь речь идет о присоединении к стране примерно 2,2 млн кв. км, богатых месторождениями 43 из 50 минералов, внесенных Белым домом в разряд критически важных для безопасности и экономической стабильности Соединенных Штатов.
Примечательно, что в инаугурационной речи Трампа эта тема, важнейшая для ближайших союзников Вашингтона по Североатлантическому альянсу, была предусмотрительно оставлена за скобками. Но она отнюдь не выброшена из планов целеустремленного президента. То, что в первый президентский срок Трампа в 2019 году показалось неудачной шуткой, ныне свидетельствует о сокрытии в ней вполне солидной доли правды.
Современный геополитический контекст в мире и в Заполярье заставляет оценивать ситуацию вокруг гренландских амбиций Трампа тщательнее и осторожнее.
Отметим, что гренландский вопрос в политике республиканцев не столь уж и спонтанен. Исторически он восходит к временам продажи Штатам российской Аляски, хотя тогда остров и не имел особой геополитической значимости. Сторонником покупки Гренландии в 1867 году был госсекретарь Уильям Х. Сьюард. Позднее идея прорабатывалась американским истеблишментом в 1910, 1946, 1955 годах. Импонировала она госсекретарю Джеймсу Ф. Бирнсу и вице-президенту Нельсону Рокфеллеру. Публичное же звучание тема обрела лишь в 2019-м, при первом президентстве Трампа.
Между тем военное присутствие США в Гренландии восходит ко Второй мировой войне. Тогда в рамках Доктрины Монро США закрыли Германии путь в арктические владения оккупированной Гитлером Дании. А в 1951 году американо-датский договор обеспечил США широкие полномочия в обороне Гренландии. Ныне на острове присутствует космическая база США Питуффик.
Официальное же присоединение острова к США открыло бы Вашингтону новые окна возможностей в регионе. Это было бы обусловлено не только масштабом комплексного присутствия США в высоких широтах, расширением их системы стратегической безопасности. Вашингтон приобрел бы контроль над логистическими маршрутами тающей центральной Арктики, а также гарантии бесперебойного снабжения американской экономики важнейшим сырьем вне зависимости от возможного противостояния на фронтах гибридной войны с Россией, Китаем и возможными новыми игроками, вовлеченными в Арктику в рамках БРИКС+.
Впрочем, открытие окон возможностей для Америки в Трансарктике чревато и появлением серьезных «узлов критичности» как для самих США, их союзников и партнеров, так и для всех основных арктических игроков. Причем не только из числа членов и наблюдателей Арктического совета, но и всего Северного полушария.
Датское королевство уже прочувствовало опасность разогрева Трампом геополитической атмосферы мирового Заполярья. Скоро Копенгаген примет председательство в Арктическом совете от Осло на 2025–2027 годы. В Арктическом совете королевство выступает триедино: Дания, Гренландия, Фарерские острова. Председателя совета явно не вдохновит перспектива лишения масштабной арктической территории с существенным ресурсным потенциалом. Ведь это неминуемо отбросило бы его на задворки Трансарктики. Если вообще не привело бы к утрате арктического статуса в случае вдохновления Фарерских островов примером Гренландии.
Учитывая прецеденты предыдущих министерских заседаний Арктического совета, можно предположить, что роль автономных территорий королевства – Гренландии и Фарерских островов – будет весьма расширительно подана на церемонии передачи председательства, что, безусловно, польстит самолюбию автономий. Закон о самоуправлении Гренландии был принят в 2009 году. Перспектива превращения ее в 51-й штат США по схеме вполне бесправного в арктическом контексте, хотя и самого крупного по площади штата Аляска, вряд ли прельстит гренландцев, почувствовавших свою геополитическую самость в условиях тающей Арктики.
К тому же сами американцы подбрасывают аргументы в развитие особой гренландской идентичности. Так, основатель группы арктических исследований Военно-морского колледжа США Уолтер Бербрик бесхитростно констатировал, что Гренландия – «наиважнейшее стратегическое место в Арктике, а возможно, и во всем мире».
Как бы то ни было, но глава МИД Дании Ларс Расмуссен в контексте гренландской будущности на днях заявил, что «не может отвергать возможность какого-либо кризиса». А премьер-министр Дании Метте Фредериксен, хотя и склонная к сохранению альянса с США и признающая право гренландцев на самоопределение, похоже, уже взялась за реализацию своего тезиса «прокладывать курс сквозь новую реальность». На следующий день после инаугурации Трампа, 21 января, она собрала лидеров ряда датских партий для разъяснения ситуации вокруг Гренландии.
За развитием событий внимательно наблюдают Москва и Пекин, в сфере национальных и стратегических интересов которых Арктика занимает далеко не последнее место.
Константин Ремчуков 