Сергей Митрохин
Изображение Midjourney
В феврале 2013 года прокуратура Санкт-Петербурга потребовала от социальной сети «ВКонтакте» закрытия виртуального сообщества чайлдфри – людей, отрицающих материнство и отцовство. Их приравняли к экстремистам, пропагандирующим ненависть к семейным ценностям. По мнению некоторых специалистов, эффект тогда получился скорее обратным, и количество участников незакрытых виртуальных сообществ из-за повышенного к ним внимания со стороны СМИ резко увеличилось. Однако возросло все же не до таких масштабов, чтобы граждане России в большинстве своем узнали об экзотическом умонастроении и начали вникать в его цели и задачи.
И вот в 2024 году власти решили повторить. Масштаб атаки на «бездетников» несопоставим с пробным шаром 11-летней давности. Тогда обозначила проблему всего лишь одна из региональных прокуратур, сегодня за ее «решение» взялась Госдума при поддержке правительства. О том, что вопрос является принципиальным, говорит тот факт, что накануне первого чтения внесенного в Госдуму законопроекта о запрете пропаганды чайлдфри Вячеслав Володин беспрецедентно намекнул: от голосования депутатов по этому документу зависит сохранение их мандатов в следующем созыве: «Это вопрос будущего – быть в этом зале депутату или не быть!»
Нечто подобное происходит и с квадроберами. Складывается ощущение, что целый штат социологов выискивает в российском обществе все новые и новые поводы взбдоражить общественное мнение сообщениями о происках очередных «агентов западного влияния».
Когда задаешься вопросом, что же является причиной столь бурной реакции на столь маргинальные сообщества, начинаешь подозревать, что власти пытаются найти ответственных за провал своей политики, в данном случае демографической. Однако проблема, по-видимому, все-таки в другом. Думаю, что на первый план тут выдвигаются вопросы идеологического строительства, а на роль главного архитектора явно претендует Володин.
В качестве стратегической цели, очевидно, провозглашается возвращение к традиционному обществу, основанному на соответствующих ценностях. Первая остановка «машины времени» на этом пути назад из «порожденной Западом» и «чуждой нашим традициям» информационной эры, современники которой так мало рожают, планируется в индустриальной эпохе. Недавно спикер нижней палаты призвал «повысить престиж рабочих профессий среди молодежи». По его мнению, выпускники школ должны сначала получить рабочую профессию, а если и будут учиться в вузе, то после него должны сначала отработать по рабочей специальности. На своей родине в Саратове он призывает «воссоздавать заводы». Система приоритетов третьего человека в государстве вырисовывается вполне очевидная: инновационное развитие и международная конкурентоспособность страны в сфере высоких технологий в ней не проглядывается.
Этого никак не скажешь про традиционное общество с его невосприимчивостью к «чуждым влияниям» и фантастической рождаемостью. Именно оно-то и является конечной остановкой машины времени. Поэтому как нельзя кстати подворачивается «перпендикулярная» этому демографическому раю позиция чайлдфри. И если бы такой Бабы-яги не было, то ее обязательно надо было бы придумать!
Высасывание из пальца таких оппонентов, как чайлдфри и квадроберы, выдает переживания правящей элиты по поводу слабости ее идеологической базы. Расплывчатость понятия «традиционные ценности» побуждает постоянно выискивать аллергены для разделяющей их аудитории, а при необходимости даже искусственно их выращивать. Раздувать из мухи слона нужно потому, что второй – более солидный оппонент, чем первая.
На роль мальчиков для идеологического битья подбираются субъекты активности, нежелательной по двум критериям: западное влияние и открытый нонконформизм, которым выделяются, например, квадроберы. Последний важен не только как повод дать всему остальному обществу сигнал «не высовываться» и «быть как все», но и по той причине, что страхует от рискованных для властей нападок на массового потребителя западного импорта: автомобильного, айтишного и т.д. «Сегодня носит «Адидас», а завтра Родину продаст» – не слишком подходящий слоган для текущего идеологического момента.
Впрочем, несмотря на все эти политтехнологические изощрения, стратегия искусственного создания все новых и новых мишеней для поддержания на плаву идеологии «традиционных ценностей», по-видимому, обречена на провал. И дело не в том, что на поверку мишени получаются какие-то фейковые, а в том, что сама эта идеология заведомо слабая. Большее, на что она способна, – временно стабилизировать страну в ее нынешнем состоянии. Но вряд ли таким образом это удастся сделать надолго. Самым крупным ее изъяном является временная модальность. Невозможно в XXI веке, насыщенном инновационными вызовами, увлечь большие массы людей идеей возвращения в прошлое. Да это и в XX уже было невозможно. Победу в его начале одержали те, кто звал Россию в пусть и утопическое, но будущее, и с треском провалились те, кто хотел ее законсервировать в православно-самодержавном прошлом-настоящем. Утопия возвращения назад заведомо проигрывает в энергетике утопии движения вперед. Последние цари России не понимали, что с переходом от традиционного уклада к индустриальному время подобных стратегий безвозвратно ушло. За это непонимание государство заплатило гибелью, а народ – реками крови. Очень не хочется, чтобы эта трагедия повторилась вновь.
