Леонид Пастернак
Графика freepik
Когда Жан-Жак Руссо опубликовал свой трактат «Об общественном договоре», вряд ли он задумывался о том, что пишет исключительно для французов, британцев, итальянцев или американцев. Вероятнее, философ рассчитывал на общечеловеческую поддержку его идей в силу их универсальности и незыблемости с точки зрения идейного и гуманистического прогресса.
Не менее абсурдной представляется мысль, что, предположим, Фридрих фон Хайек в «Дороге к рабству» описывал уникальный случай прихода к власти авторитарных и тоталитарных лидеров, не представляя при этом, что такое может случиться в относительно «благополучных» Соединенных Штатах, Канаде, Швейцарии, Швеции. Напротив, Хайек предупреждал и западное общество об опасности диктатуры, пытался проанализировать причины и следствия становления режимов, которые угнетают собственные сообщества.
Современная система международных отношений, которая выстраивалась на обломках мировой структуры после развала биполярности эпохи холодной войны, не предполагала, что конкурирующие между собой государства, ныне гораздо более тесно связанные финансово-экономическими и культурными обязательствами, внезапно попытаются радикально изменить архитектуру глобального мироустройства. Однако довольно парадоксальным образом текущие процессы напоминают именно разрушение устоев и постепенный отход человечества от принципа прогресса в сторону архаизации.
Стабильный рост могущества таких несвободных стран, как, скажем, Китай или Иран, неизбежно привнес в глобальную систему международной политики и экономики важный дестабилизирующий и вредный фактор – обиду «униженных» и «оскорбленных». Что это означает на практике? Простой пример – в китайской культуре и общественной памяти важное место занимают Опиумные войны XIX века, когда колониальные державы, в том числе Британия, Португалия и Германия, фактически занимались насильственным завоеванием китайских земель, вывозили из Китая ценности. Теперь же, когда КНР сама стала практически сверхдержавой, у руководства страны возникает желание «восстановить историческую справедливость» и сместить Запад с позиции гегемона.
Контекст и корни такого «ревизионизма» могут быть совершенно разными. Однако объединяющий принцип у него один – противоборство с западной политико-экономической и философской традицией, которая складывалась начиная со времен Древней Греции и Древнего Рима.
Довольно трудно себе вообразить, что несвободные страны пытаются бороться не столько с историческим наследием Запада, сколько с конкретными политическими фигурами в Вашингтоне, Берлине, Лондоне, Париже или Варшаве. Очевидно, что Руссо, Монтескье, Гамильтон или Бентам вряд ли являются врагами иранцев или нанесли ущерб боевикам ливанской «Хезболлы». Но сама суть борьбы противников тех ценностей, которые были заложены этими и многими другими философами, дезавуирует весь ее смысл. Получается, что происходит борьба с общечеловеческим наследием.
Нет сомнений, что народы тех стран, которые так или иначе оформились в качестве автократических диктатур, не ставят под сомнение ценность человеческой жизни или право каждого индивида на счастье, свободу и любовь. Вряд ли рядовой иранец или житель КНДР не хотел бы путешествовать по миру и сравнивать свою страну с соседними, присматриваясь к преимуществам и недостаткам, перенимая опыт и технологии. Абсурдно также предполагать, что жители несвободных государств от рождения крайне негативно относятся к политическим идеям отцов-основателей США.
Напротив, неестественность нынешней конфронтации, в которую внедрили еще и фактор ядерного оружия, выглядит совершенно недальновидной попыткой повернуть историю вспять. Изменить ее таким образом, чтобы заставить человечество принять архаику за обыденность. Запад, как некое сообщество схожих по ценностям, традициям и образу жизни государств, тоже вряд ли себе представляет, как именно и для чего отвечать на попытки поставить под сомнение все те идеалы, которые вырабатывались народами Европы и Северной Америки на протяжении столетий.
Обыватели в Германии или Франции, Греции или Канаде не задумываются над бессмысленностью соблюдения заповедей Конфуция, не беспокоятся за специфику философии Омара Хайяма и не видят смысла в критике изучения трактатов руководства ЦК Компартии КНР. Им это просто не приходит в голову за ненадобностью. Так почему же это должно беспокоить и иранцев, китайцев или северокорейцев? Для чего?
Противостояние Запада и незападного сообщества столь же бесперспективно, сколько построение Вавилонской башни, для того чтобы почувствовать себя Богом. Итогом такой борьбы будет взаимное уничтожение каждой из сторон только по той причине, что люди совершенно не смогут найти общий язык и разрешить все существующие острые противоречия между народами.
Нет ничего плохого в том, чтобы наконец осознать, что наследие Европы, в том числе в области политической философии, является достоянием всего человечества. Когда русский или иранец пытается следовать идеалам Дидро или Олдингтона, это лишь повышает его интеллектуальный, культурный и морально-этический уровень развития. Образованность того или иного человека – преимущество прежде всего для общества, в котором он живет и развивается. Когда европеец с увлечением изучает трактаты Сунь Цзы, это обогащает его внутренний мир.
Человечество, к счастью, не находится в безнадежном положении. Любой кризис международного уровня, когда происходит столкновение двух противоположных по своим идеям и структуре систем, не бывает неразрешимым. Слабость совсем не в том, чтобы уступить и попытаться начать диалог. Беспечное политическое упрямство – вот истинный примитивизм государственного лидера. Нам всем сейчас нужна скорейшая разрядка, чтобы не стало слишком поздно.
