На фото глава Рособрнадзора Анзор Музаев во время посещения пункта проведения ЕГЭ. Фото агентства городских новостей "Москва"
Глава Рособрнадзора Анзор Музаев в очередной раз в этом году высказался за сохранение системы ЕГЭ. Заявление вроде бы ничем не спровоцированное. Более того, 4 июля на расширенном заседании комитета Госдумы по просвещению не прозвучало никаких прямых призывов отказаться от ЕГЭ. Сам Анзор Музаев на том заседании отметил, что ЕГЭ отменят только тогда, когда будет предложена рабочая модель, а не просто возврат к старой системе. Вроде бы можно было и успокоиться, очередное покушение на единый государственный экзамен купировано…
И тем не менее глава Рособрнадзора Анзор Музаев на днях еще раз настойчиво выступил в защиту ЕГЭ. В интервью Интерфаксу он вновь повторил: «Прежде чем отменить, нужно придумать и предложить новое, альтернативное решение, обеспечивающее те же возможности и условия, которые обеспечивает ЕГЭ».
Возможно, глава Рособрнадзора знает что-то, что заставляет его тревожиться о судьбе ЕГЭ. А может быть, просто чутко улавливает настроения относительно экзамена в обществе или по крайней мере в экспертной среде.
«Реальный уровень выпускников, – естественно, большей части, не топ-1000 в данном предмете, а большинства выпускников школы – это 6–7-й класс советской школы. Это то, что мы видим. Это то, что видят все наши коллеги в университетах, в которых они ведут предметы, если это не физтех или что-то подобное. Приходят школьники, которые совершенно не знают математику последних лет школы, физику не знают вообще», – отмечает доктор физико-математических наук, член-корреспондент РАН, профессор МФТИ, ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН Алексей Савватеев.
Чем можно ответить на это? По мнению Музаева, предлагаемые реформы не предполагают новых моделей проведения выпускных и вступительных испытаний, которые могли бы стать «достойной альтернативой ЕГЭ». Здесь, пожалуй, сложно согласиться с главой Рособрнадзора. Альтернативы ЕГЭ есть.
Самое очевидное – качественно поднять зарплату школьным учителям. Вместо конкурса баллов ЕГЭ – конкурс школьных аттестатов. Похожий опыт, кстати, был в СССР: при поступлении в вузы учитывался средний балл аттестата. И это был хороший стимул учиться не последние полгода перед сдачей ЕГЭ, как происходит сейчас, а как минимум с пятого класса. Получать возможно более высокие оценки даже по таким проходным предметам, как литература, география, биология, физкультура, история... А вот вся наработанная за 20 лет внешняя машинерия проведения ЕГЭ могла бы пригодиться при проведении классических выпускных экзаменов.
Кстати, возможно, Анзор Музаев именно такую модель и имеет в виду, когда говорит о необходимости обеспечить объективное и честное поступление в колледжи благодаря выпускному экзамену в 9-х классах. «На сегодняшний день эти задачи ОГЭ (основной государственный экзамен, сдается после 9-го класса; аналог ЕГЭ - А.В.) качественно не решает», – признает Музаев.
Опять же как раз про это постоянно и напоминают эксперты. «Вот сегодня сдают контрольно-измерительные материалы, КИМы. Любые экзамены – ВПР (всероссийская проверочная работа), ОГЭ, ЕГЭ – все они, по сути дела, контрольно-измерительные материалы, которые загоняют школу в прокрустово ложе требований Рособрнадзора, – подчеркивает, например, Михаил Богданов, учитель школы № 564, г. Санкт-Петербург, председатель Санкт-Петербургского городского родительского комитета. – И все учителя занимаются тем, что только учат детей решать ВПР, ОГЭ, ЕГЭ… Принципиально цель обучения – получить соответствующие баллы на экзаменах. Вот и все. Поэтому уход от алгоритмизированного экзамена в понятийное содержание предметов, именно в понятийное, когда ребенок понимает, почему и что происходит, – это та самая базовая вещь».
Отсюда, кстати, и культивируемое мнение о «безальтернативности ЕГЭ». То есть главная причина, по которой ЕГЭ нельзя якобы трогать, сугубо формальная. Просто баллы удобно считать, они очень технологичны, если можно так сказать, ими можно легко и удобно оперировать. В общем, оцифрованная образовательная реальность удобна в эксплуатации и учете. Содержательная, идеологическая и даже онтологическая и психофизиологическая недостаточность ЕГЭ не обсуждаются.
Еще один стандартный аргумент в пользу сохранения ЕГЭ. «Такие реформы (переход к другой модели оценки успеваемости ученика. – А.В.) вернут систему образования к тем проблемам, из-за которых был введен ЕГЭ: коррупция в школах и при приеме в вузы, оплата репетиторов, которые входят в приемные комиссии, невозможность подготовиться к поступлению в несколько учебных заведений», – считает Анзор Музаев.
Между тем ЕГЭ, когда его вводили в 2004 году, позиционировали прежде всего как средство борьбы с коррупцией при поступлении именно в вузы. Наоборот, это как раз после введения ЕГЭ коррупция опустилась на уровень школ (медалисты, портфолио ученика, предметные олимпиады, теневой бизнес на продаже заданий ЕГЭ). Да и социального равенства ЕГЭ в образовательную среду не внес: в конкурсе за бюджетные вузовские места побеждают в основном те, кто может оплачивать репетиторов, натаскивающих на баллы. А кто может, но не хочет прилагать дополнительные финансовые усилия, не переживают: платные отделения вузов всегда держат двери открытыми. Или это и есть движение к социальной справедливости?
В январе 2021 года спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко при обсуждении нацпроекта «Образование» заявила: «Мы всегда гордились, нам есть чем гордиться – отечественной системой образования, которая была лучшей в мире и, думаю, сегодня таковой остается. Я думаю, что у нас достаточно собственных сил, чтобы самим разобраться с качеством образования, что нужно делать для его повышения».
Опять же если все понимали и понимают, что «отечественная система образования была лучшей в мире», – зачем надо было ставить над ней эксперимент с переводом на систему ЕГЭ? Чтобы убеждать себя и общество, что ЕГЭ – это не зло, а просто не до конца доработанный инструмент? Но делать это становится все труднее. Что, возможно, и показывает возросшая активность заинтересованных в сохранении ЕГЭ ведомств.