Андрей Кортунов
Фото Reuters
В минувшее воскресенье, 11 февраля, в Иране отмечали 45-летие исламской революции 1979 года. Праздничные митинги прошли более чем в 1,4 тыс. городов и 35 тыс. деревень по всей стране. В Тегеране перед участниками праздничных шествий выступил иранский президент Ибрагим Раиси.
Хорошо известно, что ислам не одобряет карточных игр. Считается, что участие в карточной игре делает человека азартным и порождает дурную зависимость, отвлекающую его от духовного самосовершенствования. Однако сложные, запутанные и часто драматические события в Ближневосточном регионе поневоле вызывают ассоциации с карточной игрой, где ставки высоки, а колода тасуется более чем причудливо.
Следуя этой несколько произвольной аналогии, роль джокера в ближневосточной колоде нужно отдать Ирану. Ведь джокер, как правило, – самая сильная карта из всей колоды, к тому же часто способная заменить любую другую. Это единственная карта, которая не относится ни к одной масти; джокер всегда сам по себе, и он выпадает, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
На протяжении длительного времени американская стратегия в регионе имела своей главной целью нейтрализацию иранского джокера. Один за другим президенты США пытались убедить международное сообщество, что главная проблема Ближнего Востока – совсем не израильско-палестинский конфликт, а «региональный гегемонизм» Тегерана.
Средства решения «иранской проблемы» предлагались самые разные, включая создание максимально широких антииранских коалиций, усиление экономического и дипломатического давления на Тегеран, жесткое противостояние шиитским группировкам в Сирии, Ливане, Ираке, Йемене и в других точках региона. Продвигались «соглашения Авраама», вбрасывались идеи создания арабского аналога НАТО, велась модернизация американской военной инфраструктуры в зоне Залива, совершались покушения на иранских военных лидеров. Некоторые политики вообще заявляли, что конечным итогом всех этих усилий должна стать смена политического режима в Исламской Республике, чтобы неуправляемый джокер превратился в послушную Вашингтону шестерку.
События 7 октября 2023 года и все, что за ними последовало, недвусмысленно и драматически продемонстрировали несостоятельность американской стратегии. Они вернули израильско-палестинский конфликт в центр ближневосточной повестки дня, подтвердив очевидную истину: без решения проблемы Палестины устойчивый мир в регионе недостижим.
Тем не менее Иран остается важнейшей и особой картой в ближневосточной политической колоде; по очень многим параметрам он сильно отличается от всех других региональных игроков. Создать устойчивую систему безопасности вместе с «неформатным» Тегераном очень сложно, а построить эту систему без Ирана или, тем более, против него – скорее всего вообще невозможно.
Однако аналогия с джокером имеет свои вполне конкретные пределы. Иран – совсем не какая-то примитивная и архаичная теократическая диктатура, способная на любые непредсказуемые региональные эскапады, каким его любят изображать на Западе. Иран – очень сложно организованное общество, а его политическая система имеет многочисленные встроенные сдержки и противовесы. Любому президенту или рахбару нужно учитывать много разнонаправленных экономических, политических, этноконфессиональных и региональных интересов, которые не только формируют возможности, но и создают ограничители для иранской внешней политики.
Нынешняя иранская политическая система приближается к своему 50-летию и уже неоднократно продемонстрировала удивительную устойчивость и адаптивность перед лицом тяжелых испытаний – включая восьмилетнюю кровопролитную войну с Ираком, периодически вздымавшиеся волны массовых уличных протестов, многочисленные санкции. И нет оснований полагать, что сегодня Иран стоит на пороге смены политического режима. Скорее справедливо обратное: именно Иран сейчас является островом относительной стабильности в бушующем ближневосточном море.
В Тегеране тщательно взвешивают политические и военные риски и просчитывают возможные последствия тех или иных своих шагов. Во многих случаях Иран выступает в роли консервативной силы, ратующей за сохранение регионального статус-кво. Радикальная риторика, которая звучит в Тегеране, в большинстве случаев предназначена для внутренней аудитории, и градус этой риторики может варьироваться в зависимости от конкретных задач, которые ставятся политическим руководством.
Безусловно, у Ирана есть свои международные амбиции и притязания на влияние в Ближневосточном регионе, связанные с историей, религией и культурой, не говоря уже о чисто экономических интересах или об иранских диаспорах в ОАЭ, Кувейте, Ираке, Турции. Какие-то из этих притязаний нельзя не признать, какие-то можно подвергнуть сомнению или оспорить. Но просто отмахнуться от них никому из соседних государств не удавалось в прошлом и не удастся в будущем. Не следует также забывать и о том, что в отличие от своих арабских оппонентов или даже от Израиля Иран не зависит от внешних провайдеров безопасности – он вполне самодостаточен, как и подобает истинному джокеру.
Нынешняя ситуация в регионе вполне способна оказаться исторической развилкой как для самого Ирана, так и для Ближнего Востока в целом. Что в конечном счете одержит верх: привычные для многих арабских государств страхи и подозрения относительно намерений и действий Тегерана или вновь пробужденное событиями в Газе ощущение единства исламского мира?
В первом случае старые линии противостояния между арабами и персами, суннитами и шиитами, светскими и теократическими режимами вновь и вновь будут раскалывать регион. Возобновятся попытки США максимально изолировать Тегеран, особенно если в Белый дом вернется Дональд Трамп.
Во втором случае можно надеяться на продолжение разрядки между Ираном и его арабскими соседями, начатой в марте прошлого года иранско-саудовским диалогом при посредничестве Пекина. Такая разрядка, в свою очередь, могла бы стать первым шагом к интеграции Исламской Республики в региональную систему безопасности.
Понятно, что ближневосточная динамика в немалой степени зависит и от решений, принимающихся в Тегеране. Готово ли иранское руководство проявить гибкость, настроено ли оно на достижение компромиссов, стоит ли ожидать со стороны Ирана жестов доброй воли, адресованных его арабским соседям? Пока все эти вопросы остаются открытыми.
Но если вернуться к аналогии с карточными играми, то предпочтительное будущее ближневосточной безопасности – это не блэкджек, где удачливый победитель может сорвать банк, это скорее пасьянс, в котором каждая карта должна занять свое особое, только ей предназначенное место.
