Андрей Ваганов
Графика freepik.com
4 ноября, выступая на международной выставке-форуме «Россия» на площадке ВДНХ в Москве, министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков заявил (цитата по ТАСС): «Развитие природоподобных технологий способно помочь человечеству ускорить развитие исследований в области уникальных материалов, транспорта, энергетики и найти новые подходы к решению проблем, связанных с изменением климата».
Другими словами, министр нашел новый катализатор развития отечественной науки – технологии. Такое утверждение было бы действительно правомерно, если относить его к XVII–XVIII векам. Тогда изобретения подчас предшествовали научному объяснению, фундаментальной теории. Технологии развивались независимо от науки. Известный экономический историк Джоэль Мокир, например, указывает, что промышленная революция XVIII–XIX веков оказалась возможной именно потому, что удалось, во-первых, «снизить цену доступа, изучая и систематизируя ремесленные практики в пыльной тесноте мастерских с целью выявить наиболее совершенные технологии и пропагандировать их»; во-вторых, «разобраться в принципах работы технологий, обобщая их, пытаясь связать их с формальными пропозициональными (научными. – А.В.) знаниями того времени и тем самым обеспечивая технологиям более широкую эпистемную основу»; в-третьих, «упрочить взаимодействие между теми, кто контролировал пропозициональные знания, и теми, кто владел технологиями…».
С XIX века промышленное и технологическое развитие обеспечивается развитием науки, получением фундаментальных знаний. Владимир Набоков в этой связи как-то заметил: «Умение починить электрический чайник – это еще не наука».
И вот министр науки и высшего образования предлагает и пропагандирует «зеркальную» схему: придумаем технологию, а за нею подтянется и наука. Скорее всего это просто риторическая неряшливость, вполне обычная в устной речи. Или подсознательное отождествление науки и технологий (технология как наука)… И тем не менее вольно или невольно министр затронул очень чувствительную для людей, ответственных за формирование государственной научно-технической политики, тему – соотношение (и регулирование) науки и прикладных технологий. Сейчас у этих людей явно чувствуется синдром не столько разочарования в науке, сколько очарования техникой и технологиями. Но это очень характерная ситуация.
Например, в январе 2009 года генеральный директор госкорпорации «Роснано» Анатолий Чубайс, выступая на ученом совете Физического института имени П.Н. Лебедева РАН (ФИАН) с сообщением «О задачах корпорации и о сотрудничестве корпорации с ФИАН и другими институтами РАН», уверенно заявлял: «Существует Стратегия развития корпорации до 2015 года. Там записано: объем производства продукции с использованием нанотехнологий – 300 млрд руб. с участием и 600 млрд – без участия корпорации. Из этого общего объема инновационной продукции – 900 млрд руб. экспорт должен составлять 180 млрд». Что из этого удалось реализовать – тоже известно.
«Судя по всему, вот такая деятельность во главе компании – большой, которая была создана для развития нанотехнологий, во всяком случае с экономической точки зрения, с финансовой, – она, похоже, ему (А. Чубайсу. – А.В.) явно не удалась, – отметил Владимир Путин на Восточном экономическом форуме в сентябре 2023 года. – Идут сложные процессы вот в этой структуре – нанотехнологии, которую он возглавлял долгие годы, и там большая дыра, огромная дыра такая, финансовая. Да-да, правда, я сейчас не буду даже цифры называть – большие цифры».
То есть пока не очевидно, что нанотехнологии обогатили российскую науку. Заметим, кстати, что в СССР уже вручались Сталинские премии за создание ультрадисперсных материалов. Но тогда не знали, что это – нанотехнологии.
Еще один пример – весьма неоднозначная концепция водородной энергетики. Неоднозначная именно потому, что не решены фундаментальные научные проблемы материаловедения, электрохимического катализа и прочего.
Когда ученый не может справиться с какой-то предметной проблемой – он придумывает новый термин. Переназвать уже давно известную область исследований новым термином – это как попытка изменить «карму». Кроме всего прочего, зачастую это позволяет получить финансирование на исследования. Нечто похожее происходит, как представляется, и с «природоподобными технологиями».
К чему бы вся эта игра в термины? Возможно, ответ дал в 1964 году польский философ и фантаст Станислав Лем: «Без сомнения, ученым потребуется сначала «воспитать» целое поколение руководителей, которые согласятся достаточно глубоко залезть в государственный карман, и притом для выполнения целей, столь подозрительно напоминающих традиционную научно-фантастическую тематику». В случае с «природоподобными технологиями» это удалось.
2 ноября 2023 года президент РФ Владимир Путин подписал указ «О развитии природоподобных технологий в Российской Федерации». Функциями головной организации, осуществляющей «научное руководство реализацией плана мероприятий, а также мониторинг и оценку научных результатов в сфере природоподобных технологий», этим же указом наделен Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт».
Вот и академик Алексей Хохлов в своем Telegram-канале не без иронии напоминает: «Будет любопытно посмотреть на результат работы правительства РФ, которое должно оперативно «определить основные принципы и критерии отнесения технологий к природоподобным». И понять, чем отличается область природоподобных технологий от известной со времен Леонардо биомиметики».
Не погружаясь так глубоко в историю: наиболее часто приводимый пример подражания природе (биомиметики) – Останкинская телевизионная башня в Москве. Ее конструктор, выдающийся советский инженер и архитектор Николай Никитин, отмечал, что прообразом для телебашни стала перевернутая лилия – цветок с крепкими лепестками и толстым стеблем, «усиленным» нитевидными волокнами. (В телебашне эту роль выполняют 145 стальных армирующих тросов в бетонном теле башни.)
Конечно, бывает очень трудно отделить, где кончается наука и начинаются технологии. И наоборот. Но, кстати, этим как раз могла бы заняться главная экспертная организация страны – Российская академия наук. Это было бы полезнее, чем рецензирование академическими экспертами аналога русскоязычной Википедии, интернет-энциклопедии «Рувики». Но РАН молчит. Впрочем, ее никто и не спрашивает.
