Доверие к правосудию повысит кадровая открытость системы

Фото сайта mos-gorsud.ru

В «НГ» опубликована статья об одном из обсуждений, которое прошло на площадке XI Петербургского международного юридического форума (см. «НГ» от 16.05.22). Дискуссия была о перспективах развития судебной системы для повышения доверия общества к ней. Представители судейской корпорации и Минюста, скажем, уверены, что уровень позитива уже вырос, но станет еще выше в результате усилий по дальнейшей цифровизации. Названы были и другие решения последних лет – к примеру, законодательное усиление гарантий адвокатуре, хотя, видимо, это несколько более спорное утверждение. Так что статистика успехов и достижений у судебной системы имеется, равно как и представление о том, что делается многое для прогрессивных изменений. Сквозным тезисом стало утверждение, что все время увеличивающаяся загруженность судей объективно указывает на их востребованность.

То, что открытость судебной системы растет, само по себе хорошо. Однако прямой связи между увеличением такой открытости и ростом доверия общества к суду я бы не усматривал. Открытость связана с общей тенденцией на расширение цифровизации. Например, доступ к банку данных о судебных решениях и деятельности судов действительно упростился с введением ГАС «Правосудие». Но аналогичные электронные сервисы существуют и в других государственных структурах, так что это не феномен именно судебной системы как таковой.

Конечно, все проявления открытости стоит приветствовать. Например, к важнейшим положительным изменениям последних лет я бы отнес введение обязательного аудиопротоколирования, позволяющего объективно фиксировать ход судебного заседания. Но при этом в уголовном судопроизводстве по-прежнему процветает пресловутый обвинительный уклон. И повышение открытости судов в данном случае не только не помогает преодолению негативных тенденций, но и, возможно, как это ни парадоксально, даже способствует их развитию.

К примеру, сейчас суды, очевидно, уже привыкли к участию СМИ в своих заседаниях, так что практически прекратились случаи недопуска прессы даже при наличии возражений сторон. Все это само по себе прекрасно, хотя нетрудно заметить, что ставшее обыденностью освещение судебных процессов было использовано в качестве политтехнологического приема, называемого «прививкой». Суть в том, что объем негативной информации о деятельности судов таков, что это перестало быть уникальным. В свою очередь, и судьи в меньшей степени стали опасаться негативного освещения своей работы. Так что цифровизация и открытость отнюдь не способствуют сами по себе повышению качества правосудия. И если организационные изменения, хотя с определенными оговорками, и правда значительно упростили возможности граждан для обращения в суды, то их активность на этот счет остается невысокой именно из-за низкого доверия, когда к суду люди и не стремятся обратиться за защитой.

Относительно названных на форуме мер по повышению доверия следует отметить, что пока все они носят чисто точечный характер, а значит, в целом проблему не решают. Скажем, суд присяжных, ареал применения которого действительно расширился, на самом деле весьма специфический инструмент. Я не сторонник того, чтобы видеть в нем панацею, поскольку в юридически сложных делах «глас народа» может диаметрально отличаться от требований закона. А как об этом ни рассуждай, но только выполнение требований закона обеспечивает стабильность общества, когда каждый гражданин, понимая действующие правовые положения, может прогнозировать последствия тех или иных своих действий.

И расширение практики альтернативных мер пресечения, чем тоже хвалятся представители властей, само по себе никак не связано с повышением доверия. Прежде всего потому, что разнообразие этих мер никак не влияет на неуклонное заключение под стражу обвиняемых в политически или экономически обусловленных ситуациях. Иными словами, в настоящее время наблюдается катастрофический разрыв между формальными декларациями и суровой действительностью. Например, постановление пленума Верховного суда РФ от 19 декабря 2013 года № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определенных действий» носит разумный и достаточно либеральный характер, но где эффект положительного воздействия на судебную практику?

Если попытаться предложить от себя какие-то меры для совершенствования последней, то, полагаю, основным направлением должно стать улучшение работы кассационных судов. Поскольку, вопреки радужным заявлениям, в настоящее время эта работа носит во многом стихийный и формальный характер. И обещаемое повышение гарантий независимости адвокатуры, в частности конкретизация порядка применения мер процессуального принуждения в отношении адвокатов, безусловно, сыграет положительную роль. Но этого катастрофически недостаточно: адвокатура по-прежнему часто воспринимается судом не как неотъемлемый элемент правосудия, а скорее как досадное, но неизбежное препятствие.

И конечно, для судебной системы по-прежнему крайне остро стоит кадровый вопрос. Это древняя проблема, которая так или иначе обсуждалась всегда, и я бы не сказал, что квалификация судей как-то изменилась к лучшему. Судебная система продолжает воспроизводить сама себя. Таким образом, все в большей степени судейский корпус приобретает закрытый характер, действуя в соответствии со своими внутренними установками, в изрядной мере отделенными от проблем остального общества. Это, в свою очередь, увеличивает долю судебных решений, не отвечающих сформировавшемуся в обществе запросу на справедливость. А данная тенденция, соответственно, неуклонно снижает уровень общественного доверия к судебной системе.

В связи с этим я бы рискнул сказать, что концепция независимости судей, основанная на их несменяемости, возможно, была ошибочной. Реализация данных принципов, изначально направленная на борьбу с коррупцией, создала настолько привилегированные условия для членов судейского корпуса, что возник другой перекос – большая зависимость судей от административного ресурса и их управляемость посредством тех же административных рычагов. Поэтому-то скорее всего стоит задуматься над тем, что повысить и доверие к суду, и качество правосудия поможет вовсе не расширение информационной и технической открытости, а, я бы так выразился, повышение открытости кадровой. То есть предоставление больших возможностей для прихода тех, кто вырос вне судебной системы и, соответственно, обладает нравственными установками, более типичными для общества, нежели те, что культивируются сейчас внутри суда.