Илья Шаблинский
Иллюстрация Pixabay.com
Одна из очевидных, на мой взгляд, тенденций последних лет – ослабление правосудия, стремление судов во всех случаях отдавать приоритет интересам государства, его силовых структур перед интересами и правами конкретного человека. Данная тенденция выражает себя по-разному. И вот одно из ее проявлений: суды произвольно объявляют свои заседания закрытыми. Или другой вариант: ничего не объявляют, но и никого не допускают на заседания, иногда отыскивая предлоги, а иногда и не отыскивая.
И это совсем не частность, совсем не второстепенная юридическая гарантия. Открытость суда была в свое время принята повсюду в мире, повсеместно как условие, сдерживающее произвол силовиков и влияющее на судей. Считается, что открыто, на глазах у всех творить беззаконие, попирать все процессуальные нормы судье и прокурору психологически сложнее. Все видят, как должностное лицо, либо уступая давлению, либо подчиняясь негласной установке, стремится во что бы то ни стало отправить невиновного за решетку. Особенно важно, если это происходит на глазах журналистов.
Разумеется, от предыдущей эпохи в нашем Уголовно-процессуальном кодексе остались нормы, достаточно жестко ограничивающие право судьи закрывать заседания. Статья 241 УПК, устанавливая, что разбирательство уголовных дел во всех судах открытое, определяет, что закрытые заседания допускаются лишь в случаях, когда:
1) разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны; 2) рассматриваются уголовные дела о преступлениях, совершенных лицами, не достигшими 16 лет; 3) рассмотрение уголовных дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности и других преступлениях может привести к разглашению сведений об интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства либо сведений, унижающих их честь и достоинство; 4) этого требуют интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников, родственников или близких лиц.
Но если ни одного из этих оснований нет, а суду по каким-то другим причинам хочется закрыть доступ на заседание всем желающим (включая, конечно, журналистов)? Тогда суд, как показывает наша практика, просто объявляет заседание закрытым, ничего не объясняя. Либо наскоро формулирует основание, устраивающее следствие, но не имеющее никакого отношения к реальности. Или, отметим, просто запрещает доступ в зал заседания, ничего не объявляя. Да, этот вариант стал особенно удобен в период пандемии, но с правовой точки зрения он также полностью противоречил закону.
Об этом приеме – закрывать заседания – известно было давно в связи с жалобами многих участников судебных процессов в рамках обычных уголовных дел. Жалобы доходили до ЕСПЧ, который еще совсем недавно, в 2016–2017 годах, принимал решения, обязывающие российские суды просто соблюдать УПК РФ.
Нельзя сказать, что это как-то скорректировало практику наших судов. И уж если в деле угадывается политический интерес государства, то получается, что о процессуальных гарантиях можно просто забыть. Например, в 2018–2019 годах Дзержинский районный суд Санкт-Петербурга закрывал все заседания по продлению мер пресечения к обвиняемым по «делу Сети», хотя это дело вызвало и большой резонанс, и различные вопросы к следствию. Можно вспомнить, как в связи с закрытием одного такого заседания фотокорреспонденту, пытавшемуся понять причины решения, разбили очки. На оглашение решения по этому делу журналистов также не пустили.
В марте 2020-го ни родственников, ни журналистов не пускали на заседания суда, рассматривавшего «дело Александра Шестуна», бывшего главы Серпуховского района Московской области. В июле 2021 года суд объявлял закрытым заседание по продлению меры пресечения преследуемому по политическим мотивам бывшему главе «Открытой России» (признана в РФ нежелательной организацией) Андрею Пивоварову.
Заседание Московского городского суда по «делу Ильи Яшина» (признан в РФ иноагентом), обвиняемого по статье 207.3 УК (публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил РФ) также проходило в закрытом режиме, а журналистов пустили только на оглашение решения. Адвокат Яшина рассказал, что прокурор на процессе объяснила это тем, что, «если сделать процесс открытым, Яшин получит площадку для популяризации своих антивоенных идей». Но такого основания для закрытия процесса нет в статье 241 УПК.
Да, такие спонтанные и явно произвольные закрытия заседаний по резонансным делам заставляют наблюдателей гадать, по каким реальным мотивам суду и следствию захотелось закрыть процесс. Самое простое и очевидное объяснение: им так удобнее и комфортнее. Без журналистов и публики. А как насчет того, что гласность и прозрачность осуществления правосудия являются условиями обеспечения справедливого судебного разбирательства? Ну, про это даже странно вспоминать.
В случае с Пивоваровым большинство участников процесса решило, что это было также сделано для того, чтобы Пивоваров не увидел группу поддержки. И совсем недавно стало известно, что апелляционную жалобу Алексея Горинова, осужденного по той же статье 207.3 УК, суд также собирается рассматривать в закрытом заседании. Никаких известных из статьи 241 оснований для этого не видно: Горинов совершенно точно совершеннолетний, в его деле нет никаких эпизодов, связанных с гостайной и речь явно не идет об интимных сторонах жизни участников процесса. Наблюдатели сходятся в итоге во мнении, что суду и следствию не хотелось бы показывать публике и журналистам изможденного и исхудавшего Горинова, который тяжело болен и перенес операцию на легком. Но, как все понимают, данного основания в упомянутой статье УПК тоже нет.
В общем, в том, что касается правосудия, мы уже незаметно вернулись примерно в середину 1960-х годов, когда советские суды, тщательно закрывшись, выносили приговоры тем, кого вскоре стали называть диссидентами. Это на самом деле говорило о кризисе того государства, сделавшего ложь и пропаганду частью текущей политики. Но кризис стал очевиден несколько позже.
Константин Ремчуков 
