Андрей Кинякин
Фото REUTERS
Как нам обустроить Европу? Над ответом на этот вопрос последние десятилетия бьются европейские политики и общественные деятели, предлагая различные варианты и стратегии реформирования Евросоюза с точки зрения повышения эффективности его деятельности.
Не стал исключением и действующий канцлер ФРГ Олаф Шольц, на страницах Frankfurter Allgemeine Zeitung представивший свое видение перспектив развития ЕС как интеграционного образования. В статье под говорящим названием «Европа должна стать геополитическим игроком», основным лейтмотивом которой стала оценка роли ЕС в условиях «новой геополитической реальности» (безусловно, речь идет об украинском конфликте), он сосредоточился на основных аспектах превращения Евросоюза в глобального «геополитического тяжеловеса» и укрепления его позиций как «живой антитезы империализму и авторитаризму».
Среди озвученных Шольцем идей особый интерес представляет одна – усиление общеевропейской солидарности. На первый взгляд это выглядит дежурной фразой. Однако предлагаемое канцлером ФРГ решение – сведение на нет «постоянных разногласий» и прекращение «эгоистических блокад процесса принятия решений в ЕС со стороны отдельных стран-членов» – свидетельствует о том, что он решил замахнуться на нечто большее. А именно – отказаться от принципа единогласия, или консенсуса, который является основополагающим при принятии наиболее значимых решений в ЕС.
В первую очередь это касается таких институтов, как Европейский совет (собрание глав государств и правительств) и Совет ЕС (собрание профильных министров), основными функциями которых является выработка политического курса.
Суть принципа консенсуса заключается не только в единогласном голосовании, но и в том, что каждая страна-член обладает правом вето, которое она может использовать для блокирования принятия тех или иных решений.
И многие страны – члены ЕС давно активно, а самое главное, успешно этим пользуются. В качестве примера можно привести многолетнее блокирование Грецией начала переговоров о вступлении в ЕС Северной Македонии вплоть до проведения в последней в 2018 году референдума, в результате которого произошла смена названия страны (греки полагают, что историческая провинция Македония является частью их культурного наследия).
В последние годы на фоне растущих разногласий и противоречий в Евросоюзе процесс выработки единой позиции по различным вопросам (не только политическим) становится все более сложным и растянутым во времени, что, как полагают многие, снижает эффективность его деятельности. Как результат, все громче раздаются голоса, призывающие к отходу от принципа консенсуса как основной формы принятия решений в ЕС.
Причем чаще всего они звучат из европейских структур. Так, еще в 2018 году тогдашний глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер предложил отойти от использования принципа консенсуса в рамках осуществления политики расширения ЕС. А в мае нынешнего года преемница Юнкера Урсула фон дер Ляйен заявила о том, что ЕС должен отказаться от принципа консенсуса при решении «ключевых политических вопросов».
Солидаризация же Шольца с ними является в определенном смысле знаковой.
Во-первых, фактически впервые идея отхода от принципа консенсуса озвучена одним из руководителей стран – членов ЕС. Последние в рамках взаимодействия с ЕС традиционно стремятся находиться на страже национальных интересов. И право ветировать решения в ЕС на основе принципа консенсуса как раз относится к их числу. Заявления же Шольца смещают баланс дискуссии между так называемыми интерговерменталистами (сторонниками примата стран – членов ЕС) и «федералистами» (сторонниками увеличения полномочий органов власти ЕС) и потенциально усиливают позиции органов власти ЕС.
Во-вторых, идею отхода от принципа консенсуса высказал не абы кто, а руководитель страны, являющейся безусловным экономическим и одним из политических лидеров Евросоюза. Это может привести к усилению и без того высоких опасений относительно доминирования Германии в ЕС с точки зрения продвижения своих интересов. Последнее крайне болезненно воспринимается многими странами-членами, учитывая не только негативные реминисценции последних лет (к примеру, ситуацию с разрешением греческого долгового кризиса), но и продвигаемые в ЕС «прогерманские» инициативы (в частности, именно такое отношение к недавнему предложению о 15-процентном сокращении потребления газа во всех странах – членах ЕС).
Немаловажным является то, что канцлер ФРГ, ратующий за отход от принципа консенсуса, не обозначает какой-либо альтернативы. И это дает простор для толкования. Если принцип консенсуса будет отменен, то вместо него будет ли использоваться применяемый в ЕС в ряде случаев принцип квалифицированного большинства (не менее 55% стран-членов, в которых проживает не менее 65% населения ЕС)? Или это будет простое большинство? Или будет разработана некая новая процедура принятия решений, учитывая специфику ЕС? Ответов на эти и другие вопросы пока нет.
Однако, безусловно, основная интрига заключается в том, насколько идеи Шольца найдут практическое воплощение. Шансов на это, откровенно говоря, немного. Парадокс ситуации заключается в том, что для того, чтобы изменить процедуру принятия решений в ЕС, необходимо изменить институциональную основу (договоры) ЕС, а для этого необходимо заручиться поддержкой всех стран-членов.
Однако маловероятно, что многие из них захотят это сделать, прекрасно осознавая, к каким последствиям это в конечном счете приведет: фактической невозможности эффективно влиять на процесс принятия ключевых решений в ЕС, а самое главное – к частичной утрате суверенитета.
В первую очередь это касается малых членов ЕС – государств с относительно небольшим (не более 10 млн человек) по численности населением. Наличие у них полноценного права голоса, включая возможность ветировать решения на уровне европейских институтов, является гарантией не просто того, что к ним будут прислушиваться, но и они могут эффективно отстаивать свои национальные интересы. С отходом же от принципа консенсуса и переходом, к примеру, к принципу квалифицированного большинства они не только лишаются этой гарантии, но и оказываются в роли «младших партнеров», осуществляя функцию «подносчиков снарядов».
Фактически это будет означать реализацию на практике концепции «Европы двух скоростей» (выделение среди стран – членов ЕС «ядра» и «периферии»), что неизбежно приведет к еще большему усилению противоречий и в перспективе может быть чревато далеко идущими негативными последствиями для Евросоюза как интеграционного образования.
Возможно, канцлеру ФРГ, который неоднократно заявлял о своей приверженности европейской идее, в первую очередь следовало бы подумать об этом в рамках своего видения реформирования ЕС. Во всяком случае это однозначно видится более важным, чем превращение Евросоюза в глобального «геополитического тяжеловеса».
Берлин
