Андрей Серенко
На фото встреча Владимира Путина с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном. Фото сайта kremlin.ru
Президент России Владимир Путин в ходе визита в Душанбе 28 июня обсудил с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном ситуацию в Афганистане. Подробности этого разговора пока остаются недоступными для публики, что дает возможность различным наблюдателям и экспертам строить собственные догадки относительно его содержания. Так, еще накануне визита в Душанбе российского лидера прозвучали предположения, что Путин якобы намеревается «повоспитывать» Рахмона на предмет «корректировки» государственной линии Таджикистана в отношении режима «Талибана» (организация запрещена в РФ) в соседнем Афганистане.
Согласно ожиданиям сторонников этой версии, Москва якобы движется в сторону признания талибского режима и будет добиваться, чтобы руководство Таджикистана также встроилось в фарватер такого движения, отказавшись, в частности, от линии на поддержку антиталибского Фронта национального сопротивления Афганистана (ФНСА). В связи с этим следует напомнить, что лидер ФНСА Ахмад Масуд и его команда уже больше 10 месяцев находятся на территории Республики Таджикистан, откуда и руководят боевыми операциями против террористов «Талибана» (запрещенная в РФ организация) в афганских провинциях Панджшер, Баглан, Тахар и т.д.
Судя по видеоотчетам на российском телевидении, посвященным встрече Путина и Рахмона 28 июня, предположения сторонников «воспитательно-коррекционной» версии не подтвердились. Путин публично отказал талибам в эксклюзивности российского внимания, подчеркнув, что Москва поддерживает контакты «со всеми политическими силами» Афганистана, а не только с «политическими силами, контролирующими страну». Российский лидер также особо подчеркнул, что президенту Рахмону «виднее», как развивается ситуация в соседнем Афганистане. Таким образом, можно сделать вывод, что никаких претензий к Душанбе в части афганской стратегии Таджикистана Кремль не имеет.
Примечательно также, что президент РФ в ходе публичной части встречи со своим таджикским коллегой так ни разу и не употребил слова «Талибан» и «талибы». А это весьма красноречивый и наверняка не случайный сигнал, на который нельзя не обратить внимания: наблюдатели за внутрироссийским политическим процессом хорошо знают примеры, когда Путин демонстративно отказывается называть по имени и фамилии некоторых явно неприятных ему персонажей. И политическую судьбу этих персонажей вряд ли можно назвать счастливой.
Эти, несомненно, важные нюансы драматургии встречи Путина и Рахмона в Душанбе, однако, не дают ответа на вопрос, что могли обсуждать российский президент с таджикским президентом по афганской повестке. Рискнем предположить, с учетом логики развивающихся в Афганистане и вокруг него процессов, что лидеры двух государств могли говорить как минимум о двух сюжетах.
Первый сюжет – российская поддержка Таджикистана в части обеспечения безопасности границы с Афганистаном и оснащенности таджикских силовиков, подтверждение гарантий союзнических обязательств со стороны Москвы, а также гарантий Душанбе, что он не примет возможных предложений со стороны США относительно «содействия» в обеспечении безопасности Таджикистана.
Второй сюжет – участие Таджикистана в возможной новой политической комбинации Кремля, связанной с Афганистаном. Ранее «НГ» сообщала о готовящейся в конце лета с.г. встрече в Вашингтоне представителей «Талибана», афганской политической эмиграции и руководства ФНСА. Организацией этого саммита активно занимаются с середины мая спецпредставитель США Том Уэст и другие американские эмиссары, использующие также возможности некоторых союзников Вашингтона в Европе и Азии. Очевидно, что успех вашингтонской конференции по межафганскому примирению сегодня не в интересах России. Поэтому логично предположить, что Москва попытается как минимум сорвать американскую инициативу, помешав приезду в Вашингтон наиболее важных участников такой политической сделки. Как максимум Кремль может попробовать сработать на опережение и провести на московской площадке свою конференцию по межафганскому урегулированию, пригласив на нее представителей талибов, афганской политической эмиграции и вооруженной оппозиции.
Учитывая, что сегодня единственной реальной силой, борющейся с оружием в руках против талибов внутри Афганистана, является Фронт национального сопротивления Ахмада Масуда, роль ФНСА и его лидера становится ключевой как в американском, так и в возможном альтернативном российском проекте межафганского урегулирования. Без Ахмада Масуда и ФНСА стабилизировать в долгосрочной перспективе ситуацию в Афганистане теперь невозможно. Следовательно, повышается и значимость фактора Эмомали Рахмона, имеющего весьма сильное и в чем-то даже уникальное влияние на проект ФНСА. Американцам президент Таджикистана сейчас нужен для того, чтобы помочь убедить Ахмада Масуда принять участие в вашингтонском саммите и пойти на компромисс с талибами. Российской стороне Эмомали Рахмон может понадобиться для решения обратной задачи – предотвратить участие Ахмада Масуда и его людей в межафганском форуме в США и, напротив, убедить лидера ФНСА в случае продвижения российской альтернативы замыслам американцев приехать не в Вашингтон, а в Москву для участия в переговорах с талибами.
Срыв российской стороной проекта вашингтонской конференции по межафганскому урегулированию, безусловно, стал бы крупным политическим успехом Москвы и серьезным ударом по репутации президента США Джозефа Байдена и его Демпартии, что крайне важно в преддверии ноябрьских выборов в Сенат Соединенных Штатов, где демократам и так придется непросто. Если же Кремль еще и сможет опередить Белый дом на треке межафганского урегулирования, перетянув в Москву главных участников возможного переговорного процесса, то это может надолго лишить американцев шанса закрепить за собой замаячивший на горизонте статус главных посредников в продолжающейся «большой игре» в Афганистане. Напротив, такой статус может как раз получить Россия.
Вполне возможно, об этом и беседовали в Душанбе президенты Владимир Путин и Эмомали Рахмон.
