Алексей Фененко
Фото REUTERS
К началу лета на первый план в мировой политике вновь вышел немецкий вопрос. Еще 31 мая канцлер Германии Олаф Шольц заявил, что Германия скоро будет иметь самую большую обычную армию в Европе в рамках НАТО. Эти заявления вызвали настороженное отношение со стороны министра иностранных дел России Сергея Лаврова, назвавшим их доминантными устремлениями. Европейские лидеры, объединенные пока противостоянием России, не замечают этих заявлений из Берлина.
Заметить, однако, можно многое. Противодействуя России, правительство Штольца легализует ведение военной деятельности Германией за рубежом. Этот процесс начался еще весной 2016 года, когда Берлин получил право размещать оперативные силы в восточноевропейских странах НАТО на ротационной основе. Теперь немецкое правительство передает Украине военную технику для ведения боевых действий против державы-победительницы, принявшей капитуляцию Германии в 1945 году. Немецкое правительство участвует также во всех обсуждениях НАТО об оказании военной поддержки Киеву. Вопрос о возможности Германии вести военную деятельность за рубежом снимается сам собой.
В общественном мнении и России, и других европейских стран преобладает точка зрения, что международно-правовые и внутренние ограничения блокируют превращение Германии в мощную военную силу. Этому якобы способствует и установившийся в ФРГ «пацифистский дискурс», изменивший психологию немцев. В действительности юридические и тем более культурные ограничения Германии весьма зыбки и могут быть пересмотрены уже в обозримом будущем.
Московский договор 1990 года сохранил ограничения на военную политику объединенной Германии. Берлин подтвердил, что «с немецкой земли будет исходить только мир», и отказывался от производства, владения и распоряжения любым видом оружия массового уничтожения, включая ядерное. Вооруженные силы ФРГ должны были сократиться до 370 тыс. человек, из которых не более 345 тыс. будут входить в сухопутные войска и военно-воздушные силы. Правительство ФРГ также гарантировало приверженность процессу разоружения и переговорам о сокращении обычных вооруженных сил.
Обойти эти лимиты Германии будет не так и сложно. Во-первых, за минувшие 30 лет немецкие ВС участвовали в операциях НАТО на Балканах и в Афганистане, опровергая тем самым положение, что с немецкой земли будет исходить только мир. Во-вторых, Германии еще предстоит подтянуть численность Бундесвера до лимитов Московского договора, и на первых порах ее военная активность не будет противоречить его положениям. В-третьих, юридически эти ограничения – не обязательства договора, а подтверждение заявления правительств ФРГ и ГДР от 30 августа 1990 года. Но это заявление было сделано на Венских переговорах по обычным вооруженным силам, а подписанный на их основе ДОВСЕ не действует с 2011 года.
Конституция ФРГ вроде бы сохранила запрет на проведение референдумов по военно-политическим вопросам. Канцлер Гельмут Коль подтвердил их специальным письмом от 12 сентября 1990 года президенту СССР Михаилу Горбачеву по поводу подписания Московского договора. Но пересмотреть Конституцию вполне возможно, особенно если это одобрят страны НАТО. Далее вполне можно будет провести референдум по пересмотру лимитов Московского договора.
После Второй мировой войны обновленная ФРГ нашла психологический выход, отделив историю Пруссии от современной Германии. Второй и Третий рейхи, развязавшие мировые войны, якобы были проектами Пруссии, ликвидированной союзниками в 1947 году. (При этом как бы невзначай подчеркивалось, что Пруссия с исторической столицей в Кенигсберге была не совсем немецким государством, а ее короли скопировали Второй рейх с близкой им Российской империи.) Зато ФРГ – это миролюбивая и сугубо европейская Рейнско-Баварская Германия, противостоявшая в союзе с остальным Западом «полупрусской» ГДР.
Но отношение к «прусскому наследству» может быть и пересмотрено. В Германии помимо консервативной была и либеральная традиция, видевшая немецкие государства как авангард Европы в борьбе с азиатским варварством. Ее представители любили проводить античные параллели между германцами и древними эллинами, которые противостояли деспотическому Востоку. В современном контексте эти идеи можно превратить в идеологию, рассматривающую ФРГ как вооруженный авангард НАТО, сдерживающий Россию. Массовый снос советских памятников в Восточной Европе можно будет легко превратить в осторожную реабилитацию Третьего рейха. (По логике немецкого историка Йоахима Хоффманна: не может быть совсем плох режим, который один воевал со сталинизмом.)
На память приходят исторические параллели. После Наполеоновских войн в Европе (включая Россию) преобладал образ немецких государств как земель романтических Морицев и Эльз. Русский дипломат и поэт Федор Тютчев и вовсе сравнивал германский мир со сказочной феей, живущей прошлым, философией и мистикой. Военные качества немцев в свете недавнего опыта войн с Наполеоном европейские дворы оценивали невысоко. Считалось, что удел немецких государств, включая Австрийскую империю, жить под военными гарантиями России как старшего партнера. Надо ли напоминать, что спустя всего два-три десятилетия мир увидел образ совершенно иной Германии?
Но появление в Европе сильной и самостоятельной Германии неизбежно вызовет серию новых вопросов. Важнейший из них – сохраняющиеся неопределенности в отношении восточных границ Германии. По логике, если сталинизм и советское наследие однозначно негативны, то не следует ли пересмотреть и границы, установленные Сталиным?
В Париже и Лондоне также никуда не исчезли опасения относительно немецкого могущества. Несмотря на брекзит, у Британии и Франции сохраняется двусторонний союзный договор 2010 года. Сильная в военном отношении Германия насытит этот союз новым содержанием. Вполне возможно, что ремилитаризация Германии приведет к перестройке Евросоюза, а возможно, и трансатлантических отношений.
