О произвольном толковании экстремизма

Процесс о признании ФБК экстремистской организацией был закрытым. Фото Reuters

Московский городской суд удовлетворил иск Московской прокуратуры и признал экстремистскими Фонд борьбы с коррупцией (ликвидированный в прошлом году), Фонд защиты прав граждан и региональные штабы Алексея Навального (не знаю, какой статус имели последние и имели ли они права юридических лиц).

У нас нет полного текста решения Московского суда. И о претензиях прокуратуры можно судить лишь из выступлений ее представителей перед журналистами. Процесс был закрытым. Более того, как указывают адвокаты ФБК, даже в исковом заявлении отсутствует четкое и однозначное указание на то, какому из видов экстремистской деятельности, перечисленных в п. 1 ст. 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности», соответствует деятельность ФБК. Попробуем разобрать то, что было официально заявлено Алексеем Жафяровым от имени прокуратуры, и то, что опубликовано на сайте прокуратуры Москвы.

В деятельности указанных выше организаций прокуроры обнаружили следующие признаки экстремизма. Первое: они, по словам Жафярова, разжигали ненависть в отношении представителей государственной власти РФ и ее сторонников. Второе: эти организации занимались формированием условий для дестабилизации социальной и общественно-политической ситуации. Третье: фактической целью их деятельности является создание условий для изменения основ конституционного строя, в том числе с использованием сценария цветной революции. Четвертое: этими структурами осуществляется деятельность на территории РФ иностранных и международных организаций, в отношении которых принято решение о признании их деятельности нежелательной. Пятое: они регулярно организовывали проведение несанкционированных массовых мероприятий, что нередко заканчивалось беспорядками. Кроме того, вовлекали в акции протеста несовершеннолетних, что создавало угрозу их жизни и здоровью.

Вот такой перечень. Можно еще и еще раз внимательно его перечитать, но все равно вывод будет один: того, что перечислила прокуратура, попросту нет в упомянутом выше законе «О противодействии экстремистской деятельности». Там не упоминается «формирование условий для дестабилизации социальной и общественно-политической ситуации». И «создания условий для изменения основ конституционного строя, в том числе с использованием сценария цветной революции» – там тоже нет. Эти формулировки – из арсенала журналистов. «Дестабилизация ситуации» – это что? Любая избирательная кампания дестабилизирует общественную жизнь. Или кампания по внесению поправок в Конституцию. И что такое «цветная революция», закон не знает. Это понятие появилось как-то в СМИ, и разные люди под ним понимают совершенно различные явления. Закон не может этого допустить. Закон должен устанавливать четкое и недвусмысленное основание для ответственности. Вот, скажем, как звучит главное положение того самого закона: «1) экстремистская деятельность (экстремизм): насильственное изменение основ конституционного строя и (или) нарушение территориальной целостности Российской Федерации…» Но в этом ФБК не обвиняют. Просто потому, что попыток насильственного изменения конституционного строя, слава богу, никем не предпринималось.

Обвинение, таким образом, строится из фраз, которых закон не знает. Поскольку из тех, что он знает, сформулировать обвинение не получится.

Но пойдем дальше. Прокурор говорил о «разжигании ненависти в отношении представителей государственной власти РФ и ее сторонников», не приводя при этом примеров. Но такой формулировки тоже нет в законе – нет такого признака экстремистской деятельности. Что вообще подразумевается под этим «разжиганием ненависти в отношении представителей государственной власти»? Мы можем только догадываться. ФБК публиковал, в частности, материалы о чрезвычайно крупных объектах недвижимости, принадлежащих некоторым депутатам, министрам и прокурорам. Нужно ли считать, что уже тогда, в те моменты, эти публикации должны были считаться актами экстремизма? Вероятно, да – если бы подобные признаки были в законе. Но их, повторим, нет, и поэтому упомянутые депутаты (скажем, Пехтин или Исаев) и не обвиняли ФБК в экстремизме. Они делали нечто другое. Пехтин, например, тихо исчез. А Исаев пояснял, что обнаруженная в Германии принадлежащая ему гостиница – вовсе не гостиница, а дом для паломников. И вообще он от нее избавляется. Об экстремизме не говорили и прокуроры Чайка и Попов, когда ФБК обвинял их в том, что они имеют недвижимость, не соответствующую их легальным доходам. Они на этот счет молчали.

А сейчас говорят о разжигании ненависти. Но закон знает только понятие разжигания социальной розни, в котором ФБК не обвиняют. Ведь это были обвинения в адрес конкретных персон, а не в адрес прокурорских работников. Напротив, в разоблачительных материалах говорилось, что без помощи других работников прокуратуры, сохранивших анонимность, этих материалов и не появилось бы. С точки зрения разоблачителей, таким образом, речь шла просто о защите справедливости. А у нас, если кто забыл, согласно закону о политических партиях, деятельность, направленная «на защиту социальной справедливости, не может рассматриваться как разжигание социальной розни».

Дальше в обвинениях – то же самое. Закон не знает таких признаков экстремизма, как осуществление силами российской организации (в частности, ФБК) «деятельности на территории РФ иностранных и международных организаций, в отношении которых принято решение о признании их деятельности нежелательной». С такой замысловатой формулировкой я сталкиваюсь в первый раз. Наконец, не предусмотрено законом и представления о такой экстремистской деятельности, как «проведение несанкционированных массовых мероприятий, нередко заканчивавшихся беспорядками».

Такой вид деятельности не причислен к «экстремистским» по простой причине: право граждан на митинги и демонстрации – конституционное право, то есть одно из важнейших. Нарушение каких-то норм при согласовании таких мероприятий – это в основном предмет Кодекса об административных правонарушениях. В ходе митингов их участники действительно могут нарушать общественный порядок и за это привлекаться к ответственности. Но ФБК, который, собственно, никогда и не выступал в качестве заявителя мероприятий (заявителями были физические лица), и не может нести ответственность за поведение каждого участника демонстрации.

Пару лет назад на Пушкинской площади группа лиц в форме казаков избивала молодых людей, которые по каким-то причинам не вызвали их симпатии. Означало ли это, что прокуратуре следовало обвинить в экстремизме Всероссийское казачье общество? Не думаю. Кстати, конкретно этих любителей нагаек никто к ответственности так и не привлек.

В общем, закон о противодействии экстремизму – это одно, а претензии, сформулированные прокуратурой, – нечто другое. И можно догадаться, откуда эта разница. Просто прокуроры не могли найти в действиях ФБК и его активистов именно того, что предусмотрено законодательством об экстремизме. Пришлось импровизировать.

В сущности, все это очевидно каждому юристу. Но вот что главное: если уже можно обвинить в экстремизме, не ссылаясь на конкретные нормы закона, то есть совершенно произвольно, то для граждан, для журналистов, для всех, кто как-то еще рискует выражать свою точку зрения, возникает крайне опасная ситуация.