Александр Брод Совет по правам человека с самого начала не просто наблюдал за мытарствами псковской журналистки. Были комментарии, статьи, письма поддержки. Суть их сводилась к следующему: в тексте Прокопьевой никаких признаков оправдания терроризма не усматриваем, она лишь призывала государство озаботиться искоренением причин и условий совершения подобных террористических актов.
Дело с самого начала пошло наперекосяк. Как сообщали СМИ, свидетелями, выступившими против Прокопьевой, стали временно не работающий коммунист, грузчик и дворник, которого следствие в протоколе указало общественным деятелем. Несколько сомнительных экспертиз, выполненных специалистами без должного стажа и на поддельном бланке абаканского вуза, невнятные выступления представителей Роскомнадзора в суде.
Прокопьева, прошедшая унизительный домашний обыск, блокировку личных банковских счетов, готовилась к тому, что в зале суда ее возьмут под стражу. Гособвинитель азартно запросил шесть лет колонии и запрет на профессию. Суд «снизошел»: виновна, штраф – 500 тыс. руб.
…В конце 60-х прошлого века партийные идеологи, закручивая ржавые гайки после хрущевской оттепели, придумали новый прожект. Решили оживить героев прошлого, сделать кумирами их, а не Че Гевару, не европейских левых, не Синявского с Даниэлем. Была запущена серия «Пламенные революционеры». Одним из ее авторов стал Юрий Трифонов. Сейчас его роман «Нетерпение» об Андрее Желябове и народовольцах был бы с особой радостью встречен псковскими ценителями печатного слова. Да и Федору Михайловичу с его Раскольниковым и «Бесами» заодно, чьи философские идеи и образы Трифонов пытался переосмыслить, не поздоровилось бы. Серия «Пламенные революционеры», как считают современники, достигла обратного эффекта. Вместо того чтобы причесывать всех под одну идеологическую гребенку, такие романы, как «Нетерпение», помогали вдумчивым читателям осознать, что полезнее для страны: эволюция или революция, откуда и почему приходят желябовы.
Прокопьева как человек думающий и совестливый тоже решила разобраться в причинах трагедии в Архангельске и почему, как Мармеладову, многим современникам «некуда больше идти». Ну не бесконечные же ток-шоу смотреть, которые ничего, кроме агрессии у одних или стойкого отвращения у других, не вызывают? А ведь кроме Михаила Жлобицкого были и «приморские партизаны», и масса других несогласных, которые зовут не только в парке погулять. Радикализм есть, значит, о нем будут писать, размышлять. И если «делом Прокопьевой» журналистам и всему обществу послан сигнал: не суйтесь, означает ли это, что только силовыми способами эту проблему смогут обуздать?
Помнится, в 2002 году был принят закон о противодействии экстремистской деятельности. Власть тогда отстраивала вертикаль, укрепляла стабильность, а разгул скинхедов, регулярные убийства мигрантов, африканских студентов не вписывались в программу. Нужно было разбудить силовые структуры, которые до этого в упор не замечали «коричневых», называя их футбольными фанатами или юными патриотами. Кстати, подобная лояльность досталась в наследство от 90-х, когда власть использовала националистов в своих играх.
Антиэкстремистский закон на первом этапе сработал, скинхеды исчезли, но потом решено было этот механизм перенаправить в политическое русло против разных несогласных. Формулировки закона расширили, нормы УК стали применять методом тыка. Доходило до абсурда. Как-то обратились владельцы сети, торгующей видеопродукцией. Нагрянула проверка: возмущение вызвал Тихонов-Штирлиц с недружественными знаками отличия на обложке видеокассеты. Запахло «пропагандой нацизма». Или в свое время пытались признать экстремистским фильм Павла Бардина «Россия 88». Антифашистский, кстати.
Характерно менялись за последние годы два важных федеральных документа. Прежняя редакция Стратегии противодействия экстремизму (2014) фокусировалась на внутренних вызовах. В измененной версии свежеиспеченного документа намного больше внимания уделено угрозам, исходящим из-за рубежа. Следует обратить внимание и на такую формулировку, как «субъекты противодействия» экстремизму. Она присутствует в обеих вариантах стратегии. Но если в редакции 2014-го под таковыми понимаются «федеральные органы государственной власти, органы власти субъектов, местного самоуправления, институты гражданского общества, организации и физические лица», то в 2020 году свою субъектность сохранили только государственные и муниципальные структуры. Между тем без всесторонней поддержки институтов гражданского общества СМИ эффективное противостояние радикализму весьма проблематично.
В другой стратегии – государственной национальной политики (2012) среди рисков обозначены в том числе «высокий уровень социального и имущественного неравенства, правовой нигилизм и высокий уровень преступности, коррумпированность отдельных представителей власти, недостаточный уровень межведомственной и межуровневой координации в сфере реализации государственной национальной политики, включая профилактику экстремизма и раннее предупреждение межнациональных конфликтов, недостаточная урегулированность миграционных процессов». В новой редакции (2018) эти проблемы отсутствуют. Видимо, авторы документа считают, что они успешно разрешены.
Государство решило приватизировать тему радикализма, акценты в понимании угроз перемещаются во внешнюю сферу, идет откат от фиксации внутренних проблем. А среди виновных все чаще значатся те, кто эти проблемы обозначает. В первую очередь журналисты, правозащитники, эксперты.
Можно, конечно, прожить по-страусиному. Или убаюкивать себя позитивными официальными новостями. Только от проблем не скрыться, они настигнут и возьмут за горло. Поэтому журналисты, правозащитники, да и просто честные люди не смогут молчать, невзирая на печальный опыт Светланы Прокопьевой. Да и она, уверен, молчать не будет.
«…Ложь есть тоска без исхода, а правда, даже самая ужасная, убивающая, где-то на самой своей вершине, недосягаемой, есть облегчение» – это тоже Юрий Трифонов со своим «Нетерпением».
Хотим облегчения.
комментарии(0)