О единстве нации не на бумаге

Фото Павла Сарычева\НГ-Online

Предложение социальных поправок в действующий Основной закон страны показало, что власти отдают себе отчет в необходимости преодоления разрыва между элитой и населением. Однако, к сожалению, они чрезмерно уповают на политтехнологии. Конечно, видно, что консультанты, дающие соответствующие советы, прочитали много книг по политологии, политическим и информационным кампаниям, психологии и пр. Не учитывается только то, что большинство этих трудов было создано зарубежными авторами на далеком от нас материале. И поэтому при попытках пересадить описываемый в них опыт на отечественную почву возникают серьезные сложности.

К тому же в основе политтехнологий зачастую лежит манипулирование, которое у обычного человека ассоциируется с обманом. Этот подход уже сильно подвел российскую власть во время пенсионной реформы. Тогда, напомним, о повышении пенсионного возраста объявили 14 июня 2018 года, то есть в день старта Чемпионата мира по футболу. Логика экспертов, советовавших поступить таким образом, понятна – радостное событие было призвано смягчить другое, гораздо менее радостное. Подобные приемы для отвлечения внимания сегодня стали обыденностью и применяются в международной практике на самом высоком уровне. Например, нападение Грузии на Южную Осетию в августе 2008 года «совпало» с началом Олимпиады в Пекине. Стоило ли равняться на подобные примеры?

В нашем случае эффект оказался противоположным. Второе, менее приятное событие, и та форма, в которой о нем было объявлено, вызвали у людей лишь дополнительное раздражение. Пенсионная реформа касается каждого гражданина, а потому расчет на то, что серьезные изменения в этой сфере могут остаться незамеченными, изначально было ошибочным. В итоге пришлось прибегнуть к более привычному для нашего менталитета формату – прямому обращению лидера страны к населению с обоснованием необходимости реформы и разъяснением ее сути.

Но вот в случае с поправками к Конституции и обнулением президентских сроков власть, к сожалению, опять выбрала политтехнологический подход к делу. Варианты сохранения Владимиром Путиным власти обсуждались давно, основной вопрос был лишь в том, в какой форме об этом объявить. Очевидно, что в данном случае решили опереться на теорию общественного договора, рассматривая, в частности, отношения между элитой и населением как своего рода контракт. Поскольку исследования показывали, что крымский консенсус, обеспечивший значительную поддержку власти со стороны населения, приближается к завершению, а также демонстрировали рост запроса на социальную справедливость, то гражданам и предложили социальные поправки к Конституции. А как бы в обмен людей попросили поддержать поправки политические вроде того же обнуления сроков.

Однако, во-первых, теория общественного договора, возникшая за рубежом, по умолчанию исходит из разделения на «мы» и «они»: на государство и общество, на элиты и основную массу населения, на власть имущих и простой народ. Во-вторых, предлагаемые поправки не устраняют этого разделения, более того, они его дополнительно подчеркивают – взять хотя бы поправку о минимальной зарплате. Или, к примеру, передачу дополнительных полномочий парламенту в отношении правительства. Это не вносит принципиальных изменений в нынешнюю конструкцию, поскольку парламентарии многими гражданами воспринимаются как «они». Сюда же относится и возможность сохранения за госчиновниками зарубежной недвижимости. Судя по комментариям в интернете, приводимые в пользу этого решения аргументы мало кому показались убедительными. Между тем в сильном и устойчивом государстве не должно быть никакого «они», только «мы». И нашему менталитету гораздо ближе идея служения людям, а не торга с ними. Торговцев на протяжении многих веков откровенно недолюбливали.

Сейчас власть решила вернуться к обсуждению поправок перед проведением плебисцита, но теперь на дискуссию уже будет влиять фактор коронавируса. Во-первых, он дал жителям России дополнительное время, чтобы осмыслить предлагаемые изменения в Конституции, поскольку первоначально их разработка сопровождалась вызывавшей недоумение спешкой и даже ассоциировалась с некой спецоперацией. Во-вторых, во время эпидемии неизбежным стал прямой диалог руководителей различного уровня с населением, как это обычно бывает тогда, когда приходят общие для всех испытания. Наконец, коль скоро власть фактически превращает голосование по поправкам в референдум о доверии себе, восприятие гражданами действий чиновников в рамках борьбы с пандемией окажет влияние на их выбор.

Разумеется, возникает вопрос, как же быть в подобной ситуации? По мнению автора, решение стоит искать за рамками формально-юридической логики. Жителей России нередко обвиняют в правовом нигилизме, неуважении к установленным законодательством нормам, а также в изобретательности, когда речь идет о поиске способов эти нормы обойти. Объясняется этот феномен якобы низким уровнем правосознания, слабостью юридических традиций и пр. Однако современные исследователи российской правовой системы говорят скорее об обратном. Массовый юридический нигилизм, наоборот, может свидетельствовать о высоком уровне морально-правового сознания общества, жестко верифицирующего культурную и социальную адекватность писаного права. Проще говоря, людьми отрицаются те нормы, которые либо не соответствуют национальной идентичности, либо не работают на практике, либо применяются не для всех.

В ходе конституционной дискуссии многие люди всерьез рассчитывали на то, что их голос будет услышан властью. К реальному диалогу с народом ее побуждает и внешнеполитическая конъюнктура в виде разного рода санкций, потрясений мировой экономики, эпидемий и пр. Все это подталкивает элиту к тому, чтобы связывать свои планы с Россией и заниматься прежде всего ее обустройством. Соответственно умение и желание слышать мнение общества приобретают сейчас не абстрактное, а жизненно важное значение. И если согласие по ключевым вопросам достигается, то фиксация взаимоприемлемых норм в законодательстве уже переходит из политической в техническую плоскость. Если же это согласие все-таки не достигается, то разделение на «мы» и «они» сохраняется – вместе со всеми возможными последствиями данного разрыва.