Что нам делать с Украиной

Фото Taylor Weidman/Bloomberg via Getty Images

Сейчас самое время подумать – какую Украину мы хотели бы видеть у себя в партнерах. Если смотреть на наши отношения реально, мы должны освободиться от ложных дилемм. Даже вернув Крым и Донбасс, мы вряд ли сможем обрести в Киеве нового союзника. Но найти способы пошаговой социально-экономической нормализации в зависимости от степени потепления отношений нам вполне под силу.

Для начала нужно разобраться в ожиданиях, с кем, собственно, мы хотим иметь дело. Развивавшаяся на протяжении 2013 года концепция форсированной интеграции Украины в недавно созданный ЕАЭС в какой-то степени и привела к нынешнему конфликту. Проблема в том, что Украина действительно обладала наиболее важным промышленным потенциалом, еще советским наследием, и он бы заметно укрепил евразийский блок. Однако выстроить диалог с Евросоюзом о взаимодействии на линии стыка зон свободной торговли (ЗСТ) ЕС и ЕАЭС так и не удалось. Как не удалось технически, на пальцах, так сказать, показать украинцам преимущества российского проекта. Не было времени, не хватило инициативных людей, пожалели деньги? Теперь это уже не важно. После начала политического конфликта в самой Украине в ноябре-декабре 2013 года эта тема сама собой ушла на задний план, затерлась вспышками насилия и прочими драматическими событиями.

Кстати, отмечая пятилетие создания ЕАЭС, мы отмечаем и эту веху – пожалуй, самый существенный провал в российском сценарии постсоветской интеграции. Уход или даже побег Украины многими тогда воспринимался как смерть близкого родственника. Разница лишь в том, что государства не умирают, а перерождаются.

Теперь нам нужно понимание того, какое место Украина может занять, если она постепенно пойдет навстречу России, сдвинется с нынешней позиции «врага». Восстанавливать прежние хозяйственно-экономические практики невозможно, да и не нужно, учитывая, сколько вложено Россией в импортозамещение разных элементов ОПК, тех же турбин, и прочие риски выстраивания прежней исторической модели кооперации.

Другое дело – восстановление торговых связей в рамках ЗСТ. Киев, судя по всему, может блеснуть находчивостью в инициативах по нормализации отношений в экономике. Но при этом нынешний узкий политический коридор не позволит быстро осуществить глубокую ревизию и разворот на сближение. В свою очередь, выбранная Москвой политика ответных зеркальных «наказаний» равно бьет как по украинской экономике, так и по российскому влиянию на соседнюю страну. Падение доли российского импорта в среднесрочной перспективе станет необратимым, и мы просто потеряем еще один, важнейший, рынок для экспорта – как сырья, так и более-менее технологичной продукции в сфере машиностроения.

Парадоксально, но дела у нас сейчас идут сравнительно неплохо. Несмотря на все успехи ЗСТ с ЕС в рейтинге торговли по странам (Украина теперь третий по величине экспортер продовольствия в Европу, в чем обгоняет Китай), Россия по-прежнему лидер как в экспорте, так и импорте в Украину. Это, конечно, поразительный факт, учитывая, что ЗСТ СНГ с Украиной не действует более трех лет (что коснулось почти 144 позиций товарной номенклатуры). Но не стоит обнадеживаться: этот факт говорит лишь о том колоссальном уровне связей, которые сохранились после распада Советского Союза. Еще несколько лет торговой войны – и они прервутся.

Последний пакет российских запретов, включающий блокирование экспорта сырой нефти и оформление поставок топлива через разрешительную процедуру, на самом деле лишь оформил тенденцию. Российская сырая нефть в 2019 году в Украину уже не подставляется, и этот процесс идет давно. В 2017-м лидерами поставок нефти на местные НПЗ был Азербайджан – 85,2%, затем Иран (8,5%) и Казахстан (3,9%). Беларусь поставляет украинским сетям около 44% импорта бензина. Мы уходим из Украины экономически, не увеличивая свое присутствие в других экономиках за пределами ЕАЭС–СНГ.

Нынешние меры ограничения затрагивают уголь, дизтопливо и моторные масла. В этих сегментах украинского рынка доля РФ по моторным маслам – 33%, по дизелю – 42,7%, по сжиженному газу – 29,1%. С 1 июня эти поставки станут дороже. Смысл этих мер не вполне понятен сейчас, когда они явно направлены на новое, еще не сформированное украинское правительство, в то время как весь период президентства Петра Порошенко поставки дизтоплива шли – в том числе и на поддержание военных действий в Донбассе, против чего так активно выступает официальная Москва.

Хочется надеяться, что мы подсчитаем потери и начнем сначала, хотя бы в этом аспекте отношений. Когда мы решимся вести переговоры по возвращению Киева в ЗСТ СНГ, их сразу имеет смысл дублировать в формате ЕАЭС–ЕС. В этом есть положительный момент, тем более что именно с этого кризиса и начался российско-украинский конфликт. Киев не может отменить санкции, наложенные Вашингтоном и ЕС. Но можно снизить количество ограничений и запретов, введенных в отношении РФ. В ответ мы могли бы открыть транзит украинских товаров в Центральную Азию.

Нужно понять, возможно ли участие российских компаний в украинской приватизации. Рост в Украине небольшой, но идет (прогноз 2,5%–2,7% ВВП на 2019 год), что может оказаться, мягко говоря, не хуже нашего результата.

Необходимо создать возможность обособлять политическое урегулирование и экономические меры взаимодействия по Донбассу и Крыму. Нужно найти точки взаимного интереса. Скажем, Луганский тепловозный завод входил в состав Трансмашхолдинга еще до 2014 года, таким образом, его юридический статус не подлежит сомнению с точки зрения взаимных инвестиций. В настоящий момент предприятие почти стоит. В отношении поставок цельнокатаных колес разумной мерой стало бы снижение запретительных пошлин на продукцию украинского «Интерпайпа» (в 2018-м они составили 34,22%) хотя бы на период создания новых импортозамещающих предприятий.

Этот список общих и более конкретизированных направлений сближения можно продолжать долго... Главное, что нам нужно сначала понять самим, – что, собственно, мы хотим от новой Украины, если она станет более комплиментарной к России. И постараться не наступать на те же грабли, что и пять лет назад.