Деградация "мюнхенского формата"

Фото Alexandra Beier/Getty Images

Завершившаяся Мюнхенская конференция по безопасности побуждает к интересным размышлениям. Главное, что бросается в глаза, – деградация «мюнхенского формата». Еще 10–12 лет назад Мюнхенская конференция выступала как диалог о ключевых проблемах европейской безопасности. Теперь Россия и страны НАТО обмениваются монологами, излагающими дежурные претензии друг к другу. Причем очевидно, что другая сторона априори не пойдет на изменение своей политики. 

Изначально задачей Мюнхенской конференции по безопасности была страховка ОБСЕ. Мюнхенская конференция по военным вопросам возникла еще в 1962 году. Но современный облик она приобрела спустя 35 лет, в 1998 году, когда ее стало финансировать правительство Германии. К тому времени обозначилась бюрократизация ОБСЕ, затрудняющая поиск решения конкретных проблем. Мюнхенская конференция должна была находить подобные решения там и тогда, где не справляется ОБСЕ. 

Теперь «мюнхенский формат» стал не эффективным дополнением к ОБСЕ, а просто дежурными февральскими встречами, где происходит очередной обмен взаимными упреками. Но если формат и превращается в формальность, то что придет ему на смену? ОБСЕ остается организацией, незаменимой при проведении миротворческих операций, но не для принятия решений. Ее механизм блокирован громоздкими процедурами согласования и отсутствием собственных вооруженных сил. Вполне возможно, что не придет никакого иного формата. Диалог России и стран НАТО распадется сам собой. А это будет означать уже не возвращение к холодной войне, а демонтаж (точнее – девальвацию) страховочных механизмов, которые были созданы в ее ходе. 

И здесь чрезвычайно важен прозвучавший в Мюнхене призыв России к США и странам ЕС нормализовать отношения. Он прозвучал в момент, когда Соединенные Штаты заявили о выходе из Договора РСМД, а страны Евросоюза заявили о готовности ввести новые санкции против России. Как будет воспринят в такой обстановке призыв Москвы нормализовать отношения? Почти наверняка – как слабость России, открывающая перспективы усилить давление на Москву. Англосаксонская культура построена на культе силы и чужда восточной системе дипломатических тонкостей и компромиссов. Тебя уважают, если ты можешь противостоять давлению и демонстрируешь это. Если нет – такая страна быстро переводится в разряд «слабаков», с которыми можно говорить с позиции силы. Из Вашингтона призывы России к диалогу видятся иначе, чем из Москвы. 2 февраля президент Владимир Путин заявил, что Россия не будет инициировать новые переговоры по Договору РСМД, пока не предложат сами американцы. С тех пор Москва уже дважды (в том числе – на Мюнхенской конференции) заявила о готовности вести такие переговоры. 

В американских массмедиа уже появились комментарии, что «Россия продержалась всего две недели». В англосаксонской логике заявить о нежелании инициировать переговоры, а затем послать сигнал о готовности их вести – показатель слабости. Или не делай жестких заявлений, или стой на своей позиции до конца – вот суть американской дипломатии. За этим стоит более глубокая проблема. В современной России ни власть, ни значительная часть общества до сих пор не готовы смириться со взглядом на США как на враждебную державу. Даже в период холодной войны наша общественность рассматривала конфронтацию с США как нечто временное, ненормальное, то, что должно уйти. Отсюда наши российские ожидания в отношении каждого нового президента США: мы все время ждем, что вот теперь наконец придет «прагматик, улучшающий наши отношения». Отсюда наши надежды, что в ответ на нашу критику США вдруг учтут наши интересы. Российская элита и часть общества, несмотря на 75 лет враждебности, все еще надеются однажды договориться с Соединенными Штатами. 

Вопреки американским мантрам Россия – держава статус-кво, а не глобальный ревизионист. (Будь Россия ревизионистом, она давно бы объявила США враждебной державой и приняла целый набор болезненных ответных мер.) Российское руководство хочет сохранения современного мирового порядка, сложившегося по итогам Второй мировой войны, но большего учета мнения Москвы, чем это было в 1990-х годах. То, что в Вашингтоне видится как «жесткие шаги России», на самом деле или реакция Москвы на американские действия, или стремление российского руководства принудить США к диалогу. Российская элита хочет именно диалога и учета ее мнения, а не возвращения мира к состоянию «игры без правил» образца 1930-х годов. 

Но такая модель может существовать только при условии, что США и страны ЕС готовы к диалогу. Если они рассматривают Россию как однозначного противника и нацелены на ее сокрушение, то стремление Москвы договориться не приведет к результату. Скорее оно будет только подталкивать американскую элиту усилить давление на Россию как более слабого субъекта. И здесь вырисовывается ключевое идейно-психологическое противоречие между Россией и США. Российское общество воспитано на вере, что Вторая мировая война – это последняя большая война в истории человечества, а созданный по ее итогам мир – новая норма на все времена. Однако элиты США и части стран ЕС, похоже, допускают, что ее итоги могут быть переиграны новым военным конфликтом.