Сальери должен ошибаться

Фото агентства городских новостей "Москва"

«Все говорят: нет правды на земле…» – это из пушкинского «Моцарта и Сальери». А у нас сегодня чаще можно услышать, что в театре правды нет, и события последних месяцев как будто нарочно призваны убедить общество в том, что в театре воровали, воруют, а если не остановить, так и будут воровать. Про так называемое дело «Седьмой студии» слышали, кажется, все, а в чем его суть, в подробности вникнуть времени не хватает. И кажется, что и те, кто осуждает, и те, кто защищает, то и другое делают, не задумываясь, не стараясь разобраться, в чем же дело. И в чем и кого, собственно говоря, обвиняют.

Одна из претензий, предъявляемая сегодня следствием по «делу «Седьмой студии», – нарушение законодательства о государственных закупках. Тех самых законов, которые в некоторых случаях просто противостоят искусству. Картину, может быть, написать еще можно, а вот спектакль поставить, снять фильм, действуя в рамках нынешнего законодательства, очень трудно, а иногда – невозможно. Кстати, об этом не раз театральные деятели говорили на встречах самого разного уровня, в том числе с президентом и с премьер-министром, говорили и когда работал прежний 94-й закон о госзакупках, и когда на смену ему пришел 44-й ФЗ. Вообще само словосочетание «дело «Седьмой студии» может навести на мысль (на этом, правда, и следствие настаивает), что была какая-то группа злоумышленников, которые собрались, сговорились и совершили свое злое дело. А очень важно – и это задача не только следствия, но и важно для общества – есть ли в этой истории виноватые, а есть ли те, кто ни в чем не виноват. У нас ведь принято повторять, следуя букве закона, о презумпции невиновности, а, глядя на практику, приходишь к убеждению, что в нашем обществе по-прежнему исходят из презумпции не невиновности, а наоборот – вины. Скажем, в прошлом директор департамента государственной поддержки Министерства культуры, а ныне – директор Молодежного театра Софья Апфельбаум. О том, что она не виновата и тогда была, и сегодня – необходимый театру человек, говорят, кажется, все, поручиться за нее готовы все люди театра, люди самых разных взглядов и убеждений. Но ей из раза в раз оставляют прежнюю меру пресечения – домашний арест, хотя нет никакой опасности в том, чтобы позволить ей до суда продолжить работать. Почему так? Непонятно. Нет ответа.

Действительно, в 2011 году средства на реализацию проекта «Платформа» в размере 10,0 млн руб. были выделены по итогам проведения открытого конкурса, то есть в соответствии с законом, о несовершенстве которого в сфере культуры не говорит только ленивый. Необходимость внесения изменений признал и президент РФ (последний раз – на встрече в дни Культурного форума в Санкт-Петербурге), и премьер-министр (во время ежегодного интервью ведущим каналам).

Как считает следствие, «Апфельбаум дала своим подчиненным поручение разработать техническое задание «под конкретного» участника аукциона и туда был внесен пункт о том, что исполнитель должен был иметь авторские права или лицензию на проект «Платформа».

Тут сразу оговоримся: никакого пункта про авторские права в государственном контракте не было: наличие авторских прав станет необходимо позже – с 2012 года, когда средства будут выделяться отдельной строчкой в бюджете по отдельному постановлению правительства. В этом постановлении действительно прямо прописано, что получателем субсидии является организация, имеющая авторские права на данный проект. Получение субсидии АНО «Седьмая студия» как обладателем лицензии на проект «Платформа» с 2012 года следствием не оспаривается. Что же «не так» с контрактом 2011 года? И тут – не Апфельбаум это придумала. И не могла придумать, поскольку чиновник, тем более – хороший, то есть исполнительный, чиновник ценится как раз за умение правильно – то есть аккуратно и в срок – исполнить поручение начальства. Что Апфельбаум и сделала.

В техническом задании к государственному контракту за 2011 год упоминается Кирилл Серебренников как режиссер одного из спектаклей, который должен быть выпущен в рамках проекта «Платформа». И в этом следствие видит нарушение – ведь никто, кроме Серебренникова, не мог выполнить данную работу, а значит, по мнению следствия, конкурс был изначально «сделан» под Серебренникова.

При этом мы все прекрасно знаем, что проект, предложенный Серебренниковым, был поддержан тогдашним президентом Медведевым, который дал прямое указание Министерству культуры о его финансировании. Ситуация несколько абсурдная, но в этом абсурде Минкультуры живет уже без малого 12 лет (94-ФЗ вступил в силу в 2006 году). Понимаете? Это из разговоров двенадцати-, а то и пятнадцатилетней давности – когда еще только забрезжила опасность введения закона о госзакупках: когда театральные деятели начали объяснять то, что в театре всем давно понятно, что очевидно. Если в каком-то театре какого-то города хотят получить спектакль Валерия Фокина или Римаса Туминаса, то последнее, на что обратят внимание – так это на то, что кто-то готов ту же пьесу поставить дешевле и быстрее. В театре, вообще в искусстве, цена и скорость – не самые главные параметры. Важные, но не главные.

Вот и специфика, которая входит в конфликт с действующими законами, действующими и совершенно необходимыми, когда речь, к примеру, о закупках скрепок или туалетной бумаги, да даже театральных кресел (хотя в последнем случае уже необходимо семь раз «отмерить», чтобы не получить в итоге «одноразовую» мебель). Практически все проекты, которые финансировало Министерство культуры, были и остаются авторскими в том смысле, что каждый из них обладает уникальной авторской концепцией и предполагает привлечение конкретных творческих деятелей. Конкретные результаты прогнозировать, конечно, невозможно, но наличие высокопрофессиональной творческой команды, состоящей из конкретных людей, очень часто является залогом успеха. Однако Министерство культуры не имеет права выделить финансирование на проект без проведения конкурсных процедур, как бы парадоксально это ни звучало. Наличие авторских прав или зарегистрированного товарного знака никак не влияет на это – законом не предусмотрено исключений, позволяющих не проводить конкурс на проекты, защищенные авторским правом. И с 2006 года все проекты, которые кстати отбираются специальными экспертными советами (из более тысячи театральных заявок эксперты отбирают около 100 наиболее достойных), тем не менее должны пройти через довольно странную в этом случае процедуру конкурсных торгов.

Минкультуры не вмешивается в творческую концепцию проекта и принципиально не предлагает инициаторам разных проектов поучаствовать в одном конкурсе (то есть не сталкивает, условно говоря, Пасхальный фестиваль Валерия Гергиева и фестиваль «Владимир Спиваков приглашает...» в одном лоте), но определяет по конкурсу исполнителя творческой концепции, прошедшей экспертный отбор. То есть, например, Пасхальный фестиваль может провести как фонд Московского Пасхального фестиваля, так и Мариинский театр, или Московская филармония, или любая другая организация, которая будет готова выполнить те условия, которые обозначены в техническом задании. Одно из главных – это привлечение того или иного вполне конкретного творческого деятеля – «лицо» проекта.

В случае с проектом «Платформа» техническое задание не могло обойти фамилии Серебренникова, как и фамилии других режиссеров и исполнителей, – ведь именно их участие и определяло суть данного проекта, удачного или нет, полезного для развития нашего театрального искусства или нет, – уже вопрос для другой дискуссии. Однако технически обеспечить реализацию данного проекта могли разные организации помимо созданной Серебренниковым «Седьмой студии», это и Винзавод, на территории которого проходил проект, и фестиваль «Территория», который в течение нескольких лет до этого занимался похожими проектами, и Московский Художественный театр, с которым Серебренников активно сотрудничал и который назывался участником проекта в том самом письме на имя президента.

Конечно, эта система глубоко неправильна – ведь, согласимся, несправедливо, что люди, разработавшие творческую концепцию, вложившие в нее силы и душу, должны участвовать в тендере на ее реализацию наряду с совершенно посторонними компаниями, которые в случае победы фактически присваивают себе чужую творческую идею. Однако с этой несправедливостью приходится мириться, как и с тем, что периодически на конкурс выходили и выходят компании, которые или не в силах, или не собираются выполнять условия тендера – выиграв его, существенно снизив цену, они либо забирают аванс и исчезают (с некоторого времени эта возможность была ликвидирована безавансовыми условиями контракта), либо предлагают выполнить работу тем, кто проект инициировал. Однако такие случаи – все-таки исключения, и обычно на конкурс выходят инициаторы проекта, которые предлагают лучшие условия. И совершенно заслуженно побеждают. Надо отметить, что творческие деятели много лет боролись за изменения законодательства, и для организаций культуры были приняты существенные исключения – в частности, конкурсные процедуры не проводятся при заключении договоров режиссерами и художниками, при изготовлении декораций и костюмов и еще в нескольких других случаях. Однако данные исключения не касаются самого Министерства культуры, так как это прямо не обозначено в законе. Вот и результат, совершенно драматический, имея в виду судьбу конкретного человека, вынужденного уже не первый месяц сидеть дома (за что, конечно, можно сказать спасибо следствию), без дела, в то время как театр, которым она по-прежнему руководит, нуждается в ее ежедневном присутствии. Ужасен и выбор, предлагаемый в этом случае театру: хотите – назначайте другого директора. Но это бы означало – признать вину невиновного и с точки зрения театра, и всех тех, кто хорошо знает Софью Апфельбаум.

В последние годы большая часть средств министерства была переведена на другую статью расходов – и поддержка проектов выделяется на основе субсидий, что не подпадает под действие закона о госзакупках. Собственно проект «Платформа» был одним из первых подобных опытов и с 2012 года финансировался именно на основе специальной субсидии. Однако, когда проект начинался в 2011 году, такой возможности не было, и Минкультуры проводило предусмотренные законом процедуры. Все было исполнено точно в соответствии с законом, однако именно это теперь является частью обвинения.

Такая вот грустная история. Повторяя за пушкинским Сальери, что нет правды на земле, мы все-таки помним, что он – отрицательный герой и, значит, должен ошибаться.