Светлана Гаврилина Возвращение в Петербурге десяти Советским улицам названия Рождественских, за которое большинством голосов в конце прошлой недели проголосовала городская Топонимическая комиссия, – вопрос, отнюдь не решенный окончательно. Равно как и получение нынешней улицей Восстания старого названия Знаменская. Окончательное решение – за губернатором Георгием Полтавченко.
Сейчас в соцсетях и СМИ города идет ожесточенная дискуссия. Одни радуются, что «наконец-то хоть в чем-то будет меньше совка», другие переживают из-за «антисоветизма». На комиссии было зачитано письмо заместителя председателя ЦК КПРФ Дмитрия Новикова, где говорилось: «За советскими названиями топонимических объектов – не только память о Великом Октябре. За ними – героический подвиг советского народа в годы массовой индустриализации, когда в кратчайшие сроки было построено 9 тыс. предприятий, а темпы роста промышленности составляли 15–16% в год».
Какое это имеет отношение к десяти улицам на Песках, где в свое время стоял храм Рождества Христова, – сказать сложно. С другой стороны, именно сейчас жители Советских переживают из-за сквера, где как раз собираются строить большую Рождественскую церковь, – в окрестностях и так мало зеленых насаждений и мест для прогулок. Были коллективные письма, петиции, пикеты и митинги, но, судя по всему, очередная церковь шаговой доступности все-таки появится вместо сквера. Депутат Заксобрания Борис Вишневский, неоднократно выступавший по этому поводу, сказал, что по-прежнему остается сторонником сквера, тем не менее все-таки поддерживает название Рождественские. Коммунистка же Ирина Комолова, депутат прошлого созыва, написала в соцсетях гневный пост, в котором обвиняет «либералов» в том, что они идут на поводу у «скрепоносцев». Кроме того, она не понимает, почему нужно ценить 200-летнюю историю одного названия и не ценить 100-летнюю другого.
История переименований улиц в Петербурге богатая. Даже Невский проспект не всегда назывался Невским – он был Невской першпективой, Большой першпективой, с 1781 года Невским проспектом, а с 1918 по 1941 год – проспектом 25 Октября. Знаменитая улица Марата была Преображенской (при этом параллельно использовалось название Грязная), затем Николаевской, затем, после Февральской революции, проспектом 27 февраля, а при большевиках стала улицей Марата. Улицы 1-я, 2-я и прочие Красноармейские были прежде 1-й Ротой, 2-й Ротой Измайловского полка и т.д. Кавалергардская до 1871 года была Манежной и Старо-Манежной, а при СССР носила имя Красной Конницы (в обоих случаях – в честь кавалерии, только «красной» вместо «белой», а потом опять «белой»). Большая и Малая Морская до конца СССР были Герцена и Гоголя, Кадетская линия Васильевского – Съездовской и т.д.
К 1991 году городская память (даже притом, что большинство населения жило в Питере отнюдь не с царских времен и не являлось петербуржцами в нескольких поколениях) сохраняла топонимы Кирочная и Сенная, поэтому возвращение этих имен вместо ул. Салтыкова-Щедрина и пл. Мира прошло легко. А вот мост лейтенанта Шмидта, переименованный сейчас в Благовещенский, почему-то с новым именем не очень воспринимается. Ироничные петербуржцы его часто называют «мост лейтенанта Благовещенского». Видимо, хоть не все помнят, кто такой был лейтенант Шмидт, но в приморском городе образ некоего легендарного флотского офицера был чем-то близок людям, в отличие от «старых новых» имен. К тому же всевозможного «благовещенского», «воскресенского», «преображенского», «успенского» и прочего в топонимике сегодняшних российских городов очень много, а питерским всегда хочется чего-то уникального.
Рождественские улицы скорее всего будут одобрены Смольным (представитель ЦК КПРФ назвал такое решение почему-то «русофобией», но нынешняя питерская власть славится богобоязненностью и вниманием к «чувствам верующих»), а также вполне приняты обществом, в основном ни ностальгически «советским», ни фанатично «антисоветским», ни запредельно религиозным, ни воинственно-атеистическим. В городе к тому же давно частью быта являются поездки в соседние страны с привычными рождественскими ярмарками и рождественскими празднествами, так что это название скорее будет ассоциироваться с европейским праздничным предновогодним сезоном, нежели с церковными ритуалами. Возможно, удастся и уже третья попытка превратить улицу Восстания в Знаменскую. Одноименную же площадь перед Московским вокзалом хотят оставить со старым именем.
По этому поводу тоже ломаются копья. Коммунисты пишут про антинародное желание уничтожить память об Октябрьской революции (хотя на самом деле название – в честь Февральского восстания). Актер Иван Краско считает, что это плохое слово, ибо «восстания» плохо заканчиваются. Начинается привычная дискуссия на тему «нужна или не нужна нам революция». Ко всему этому примешиваются рассуждения об историзме – с одной стороны, на улице и в самом деле стояла Знаменская церковь, а с другой – свержение самодержавия, как ни крути, есть событие, которое сложно не назвать историческим. Отдельным хором звучат монологи о том, что «это ж сколько документов надо будет переписывать за народные деньги» – очень знакомые с 1991 года, когда решался вопрос о возвращении исторического имени Санкт-Петербург всему городу. Впрочем, никаких вопросов о переписывании документов не возникало ни при укрупнении городских районов, ни при переименовании исполкомов в администрации, ни при переформатировании властных подразделений, ни при раскройке муниципальных территорий. Так что Петербургу не привыкать.
Дарья Гармоненко 