Юрий Голубчиков
Фото пресс-службы МЧС РФ
Представьте себе, что большой музей, скажем «Эрмитаж», решили приватизировать, разбив на частные секторы. Ведь государство неэффективный менеджер. Частные владельцы смогут лучше распорядиться полученным ими имуществом. Государство же будет иметь от них свои доходы в виде налогов. Приватизация прошла успешно и законно, через аукцион. Кому-то досталось много залов с разными участками, кому-то один, некоторым зал пришлось еще делить на многие участки разных собственников. Музей успешно распределили, а былая охрана при этом осталась. Ходит и смотрит, как вы тут пьете из антикварной посуды, не бьете ли ее, как на старинных диванах отдыхаете. Можно ли такое стерпеть? Разумеется, нет.
Но вот с принятием в 2006 году нового Лесного кодекса лесная охрана России была упразднена. Раньше за лесом следило более 70 тыс. лесников. Теперь охраняют лес около 12 тыс. человек – по большей части чиновников, занятых бумажной работой. Раньше лесники редко подпускали огонь к деревням. Жарким московским летом 1972 года не сгорела ни одна деревня, ни один поселок, поскольку действовали лесопожарные подразделения эффективно. Не было тогда и таких запущенных брошенных сельхозугодий вокруг населенных пунктов, которые позволяют огню быстро перемещаться к незащищенным строениям.
Теперь функции Гослесохраны распределили между региональными властями и частными арендаторами. Прекратились ежедневные обходы лесников в пожароопасный период. Лесопожарные подразделения тоже стали не нужны. Нечего им расхаживать по частным владениям и смотреть, что там не так. Противопожарную работу передали арендаторам в качестве рекомендации. Ликвидировали единую авиационную охрану, самолетный парк, сократили бригады десантников-парашютистов, рассыпали пожарно-химические станции.
В результате от лесных пожаров 2010 года полностью или частично пострадало около 150 населенных пунктов. В огне погибло не менее 70 человек. Общие затраты на ликвидацию пожарной катастрофы составили порядка 12 млрд руб.
Лесное хозяйство страны было преобразовано по европейскому образцу. Но Россия занимает огромную континентальную глыбу с большим числом жарких летних дней. На этой глыбе сосредоточено 40% хвойных лесов планеты. Все они очень пожароопасны. Лиственные леса горят очень редко и подвержены лишь низовым палам. В хвойных лесах пожары верховые. Как бочка с бензином вспыхивает пихта. В ней очень много эфирных масел.
Еще одна особенность России в том, что ее хвойные пожароопасные леса находятся в основном в безлюдных условиях. Это значит, что пролетая над ними на самолете или разглядывая снимки из космоса, не удается в ареале этих лесов обнаружить никаких значимых следов человеческой деятельности, даже огоньков среди ночи не видно. В Европе таких площадей насчитывается 2,8%. В восточносибирской тайге – 95,6%. Здесь, как нигде, на самом высоком уровне должна быть поставлена противопожарная авиалесоохрана.
На Украине, в Белоруссии очаги возгорания своевременно находят и ликвидируют специальные службы. Пожары 2010 года останавливались точно на западных границах России. Наши конспирологи целую концепцию тогда выдвинули, что это нас США так ловко поджигает с помощью климатического оружия. Но Россия лежала в огне из-за отсутствия ухода за лесом.
Более всего пострадала от разрушения централизованной системы управления лесами лесная статистика. Надеялись, что наш собственник поведет себя как в Канаде и станет уведомлять, что и как вырубает. А проверять его уведомления стало некому. В результате вместо прибыли от развития бизнеса получили колоссальные убытки.
Объемы несанкционированно заготовленной древесины оцениваются в 1% Рослесхозом. Более точных данных просто не существует, так как информацию о лесах и лесных ресурсах собирают таксаторы-лесоустроители. К концу 1980-х годов лесоустроителей в стране было около 9 тыс. человек. После принятия Лесного кодекса число занятых в этой сфере сократилось в семь раз. Никто теперь не знает, что и в каких масштабах творится на том или ином участке, что там законно вывозится, что незаконно.
Число научных сотрудников в лесной отрасли сократилось в 50 раз. Некому стало решать вопросы защиты от болезней и вредителей. В защитных лесах и даже заказниках стало возможным вести коммерческие рубки.
Что делать? Думается, раз так все разрушили, то может быть и не надо к старому возвращаться. Ни лесную охрану, ни лесустроительную службу в должном объеме уже не восстановить. Значит, надо наши беды превращать в достоинства. Наладить мониторинг лесных участков на новой дистанционной основе, хотя бы с помощью беспилотников. У военных их скопился огромный парк, пусть наконец послужат стране.
Заслуживает внимание предложение Уральского лесотехнического университета по мониторингу древостоя, лесной среды и транспортировки лесоматериалов с помощью радиочастотных идентификационных устройств. Информация с датчиков поступает на сервер в базу данных, и система автоматически определяет количество древесного груза, место его заготовки и транспортировки.
Но чтобы заменить лесоустроительную службу лесоинформационным мониторингом нового поколения, необходимо государственное управление лесами. Никому из приватизаторов лесного музея России такая слежка не нужна.
Поэтому насущной проблемой самой лесной страны мира становится создание Министерства лесоинформатики и лесного хозяйства. Заточено оно должно быть под проектное управление, то есть в сторону создания картины желаемого нами будущего. При всей нашей толерантности мы все-таки не хотим видеть Россию в будущем в составе Китая.
