Александр Гущин
Фото Gettyimages
Саммит «большой двадцатки» и последующие визиты госсекретаря Рекса Тиллерсона и генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга в Киев придали новый импульс украинскому треку международной повестки. Важно отметить ряд аспектов, которые не только фиксируют нынешнюю ситуацию, но и будут оказывать влияние на будущее развитие и Украины, и процесс урегулирования конфликта в Донбассе.
Прежде всего прошедшие после избрания Дональда Трампа президентом США полгода в целом не внесли каких-то резких изменений в украинскую политику Вашингтона. Несмотря на скандалы, связанные с высказываниями украинских чиновников по отношению к Трампу в период его предвыборной кампании, пока американская администрация в целом сохраняет общую преемственность курса. Это вовсе не означает, что старые обиды полностью забыты. Политическая целесообразность диктует необходимость аккуратного подхода к Украине, но президент США находится в таком сложном внутриполитическом положении, что любые шаги на украинском направлении, связанные с переформатированием роли Киева в политике Вашингтона, тем более в контексте возможной нормализации отношений с Москвой, будут приняты в штыки. Они вызовут негативную реакцию истеблишмента, который по отношению к Украине настроен в целом в духе двухпартийного консенсуса.
Второй важный момент – это то, что украинская проблематика хотя и потеряла свое приоритетное значение на фоне Сирии, отношений с ЕС, внутриамериканских проблем, тем не менее остается важной для США, и не столько в силу ее самостоятельного значения, сколько в контексте отношений Вашингтона и Москвы. А отношения эти системно напряженные. Уже набило оскомину ироничное отношение к тем, кто в 2016 году уверовал в благожелательное отношение Трампа к России. На самом деле отношение это, вероятно, и не отличается враждебностью в личном плане, но в условиях колоссального давления политической элиты США, а также объективно существующих противоречий говорить о том, что личные контакты президентов России и США смогут переломить негативный тренд, вряд ли оправданно. Встреча президентов России и США в Гамбурге подтвердила разве что готовность лидеров вести откровенный, эмоциональный разговор и, возможно, определенные психологические совпадения. Но встреча скорее дала отрицательный ответ на вопрос о том, сможет ли она стать началом процесса потепления отношений двух великих держав. И это отчетливо проявляется в рамках украинского измерения отношений России и США.
Важна для рассмотрения не только встреча президентов в Гамбурге, но и речь Трампа в Варшаве. Она продемонстрировала разные подходы к Центральной Европе Вашингтона и Москвы и стала четким сигналом, что США будут вести свои восточноевропейские дела на основе прагматизма, реализма, с опорой на военную силу НАТО в Европе и новые планы энергетической политики. Все это не может устроить Россию.
Третий важный пункт – это то, что в сложившихся условиях Украина, прекрасно осознающая, что она является важным элементом американской политики только в контексте России, скорее всего найдет поддержку у американских неоконсерваторов. Конечно, разговоры о реформах, коррупции, необходимости более активных экономических преобразований будут продолжаться, но надо понимать, что уровень коррупции все еще высок, а внимание к ней – это в какой-то мере и крючок, на который подвешен украинский правящий класс, компромата на представителей которого у американцев более чем достаточно. Кроме того, в целом нынешняя украинская администрация вполне устраивает Вашингтон как с точки зрения своей независимости на внешней арене и небольшой популярности в обществе, так и с позиции обеспечения относительной управляемости в стране, где корпоративно-олигархическая система на общенациональном уровне постепенно начала принимать элементы монопольно вертикальной. В этом контексте важно не то, сколько минут продолжалась, к примеру, встреча Порошенко с Трампом, а сколько времени и в каком духе продолжались беседы украинского лидера с вице-президентом, министром обороны, иными словами, теми, кого принято относить к неоконсервативному лагерю. А судя по всему, в этом лагере никто ни о какой сдаче Украины как геополитического актива или обмена ее в ходе договоренностей речи вести не собирается.
В-четвертых, тот факт, что Украина в ближайшее время не вступит в НАТО, вовсе не означает, что сотрудничество между Киевом и альянсом не будет развиваться. Например, вполне можно ожидать взаимодействия по двусторонним линиям и ограниченного партнерства. Это, возможно, и не означает прямых поставок летального оружия, за что выступал в свое время нынешний новый спецпредставитель США по урегулированию в Донбассе Курт Волкер, но тем не менее обеспечит сторонам довольно тесную военную координацию.
Наконец, сам факт назначения Волкера свидетельствует о том, что в американской администрации впервые появляется пост специально ответственного не просто за Украину, но за урегулирование в Донбассе, ведь занимающаяся ранее Украиной Виктория Нуланд занималась гораздо более широкой проблематикой. Это – свидетельство как вероятного усиления влияния США на «нормандский формат», так и вероятного в скором будущем более детального диалога Волкера с Москвой, а также попыток выработки нового алгоритма решения конфликта в Донбассе. Тем не менее кардинального изменения позиций США ждать вряд ли стоит. При всей важности и критических слов Волкера о недопустимости блокирования работы прессы со сторон украинских властей, и слов Тиллерсона о необходимости обеспечения прав граждан при сохранении целостности Украины, какой бы ни был будущий алгоритм урегулирования, даже в случае устраивающей все стороны формы реинтеграции США вряд ли откажутся от Украины как фронтира.
Сложившаяся ситуация диктует необходимость появления новых планов замирения сторон и политического решения конфликта. Однако проблема в том, что по большому счету все эти планы в той или иной степени будут напоминать Минск. Вопрос будет скорее всего в деталях формата, в нюансах формулировок и порядке выполнения пунктов, что делает будущее урегулирование в краткосрочной перспективе неясным. Тем более имея в виду новые масштабные планы США по использованию потенциала Центральной Европы как двойного противовеса старой Европе и России, а также готовность многих стран региона, прежде всего Польши, стать таким противовесом.
