Что это было? Жизнь

Хлеб – это не продукт питания и основной плановый показатель, а сама жизнь. Владимир Орловский. Хлеба зреют. 1870

Противоречивость той или иной фигуры обычно воспринимается как препятствие на пути к ее пониманию. А ведь именно из этого противоречия часто и рождается ключевое составляющее, главная особенность этого человека.

Михаил Николаевич Алексеев (1918–2007) был на первый взгляд классическим «литературным генералом» советского периода: секретарь Правления Союза РСФСР и СССР, много лет возглавлял журнал «Москва», Герой Социалистического Труда и лауреат госпремий. Подписант «письма одиннадцати» в «Огоньке» – против журнала «Новый мир». Это с одной стороны.

Родился и вырос в крестьянской семье. Когда мать Алексеева умерла от голода в 1933 году, а еще через год отец оказался в тюрьме, Алексеев, тогда еще подросток, не только один справлялся с хозяйством, но и окончил школу, поступил в педагогический техникум. Прошел войну, Сталинград. Одним из первых в советской литературе поднял тему массового голода 1933 года. Это с другой стороны.

Сочетание на первый взгляд несочетаемого наряду с литературным талантом, разумеется, и поставило Алексеева в ряд самых проникновенных рассказчиков о русской деревне. Той самой, за счет которой прежде всего оплачены все большие победы России в ХХ столетии. Плата тоже была немаленькой – труд от зари до зари и многие жизни. Причем не только во время войны.

Вот как описывает тот самый голод 1933 года Алексеев в повести «Хлеб – имя существительное» на примере только одной деревни: «…люди умирали семьями, рушились дома, редели улицы... После того ужасного года памятью от него остались только бугры от фундаментов, да котлованы от погребов, да то там, то сям видневшиеся из-под земли перламутровые отблески ракушек: ракушки эти вылавливались в реке, в озерах, ими люди пытались спастись от голодной смерти. Дети, глядя на эти посверкивающие останки исчезнувшей и непонятной для них жизни, спрашивали: – А что, тут разве было когда-нибудь море?.. Отец, мать, бабушка или дедушка молчат... Из пятисот изб осталось сто пятьдесят».

Понятно, что такое поначалу «никто не брал к печати, «толстые» журналы «Октябрь», «Молодая гвардия», «Нева» хоронились от прямых ответов. «Огонек» тоже молчал. Повесть вышла на страницах ленинградского журнала «Звезда»... В № 1 за 1964 год» (Юрий Тюрин. Рядом с большим писателем. «Москва», № 5, 2018).

В предисловии Алексеев говорит, что предлагает некий «набор лиц», без которых трудно, а может, даже и вовсе невозможно представить себе существования селения». И поэтому «никакой повести в обычном смысле у меня не будет, ибо настоящая повесть предполагает непременный сюжет и сквозное действие». Это не совсем так. Тщательно выписанные в развитии и тесно связанные друг с другом персонажи позволяют в итоге увидеть и «сюжет», и «действие»: панорамную картину предвоенной, военной и послевоенной – вплоть до 1980-х годов – русской деревни. При этом повесть Алексеева выходит за рамки этнографического. Он дает стандартный набор поведения людей не просто в экстремальной ситуации, а очень протяженной по времени. Характеры, выжившие благодаря тому или другому и проявившие себя со всей определенностью.

Псевдоаристократия. Глава «Председателевка» – так неофициально называется самая красивая, благополучная часть деревни Выселки: «полтора десятка добрых изб, выглядывающих из-под вишенья». Причину возникновения этой деревенской Рублевки понять несложно. «Их, председателей то есть, меняют через каждые два-три года... А работники из этих бывших, прости, дорогой товарищ, как из хреновины тяж. Пойти, скажем, рядовым на поле либо на трактор сесть – прежнее председательское звание не позволяет». Поэтому они работают на себя, притом что «всегда числятся в активистах». А действующим начальством недовольны по определению: «…они, бывшие, всегда собирались по вечерам и вовсю поносили деятельность нынешнего руководителя».

Аристократия подлинная. Главы «Вечный депутат», «Аполлон Стешной» рассказывают об Акимушке (именно так) Акимове, кузнице, смолоду готовом «в любой час и в основном безвозмездно исполнить любую просьбу», и Аполлоне, которого за то, что «любил людей, умел их слушать терпеливо», выбрали секретарем колхозной партийной организации и не прогадали: «вымотался Аполлон, про себя забыл совсем».

Стихийный эколог. Меркидон Люшня («Полесовный») так любит природу, что «в глухую полночь, в лютую стужу, в жуткую метель или проливной дождь» охраняет с «ружьишком» лес. Пойманные «порубщики», прекрасно зная об отсутствии у Меркидона официальных полномочий, подчиняются ему, сознавая его моральную правоту.

Утешитель. В главе «Почтмейстер» ситуация отчасти схожа – почтальон Николай Зулин, перед тем как доставить адресатам письма, читает их сам. Чтобы вручать не просто так, а с нужными комментариями. «Зуля полагал себя как бы связным между человеческими сердцами, и какой же был из него связной, ежели б он был плохо осведомлен, что именно несет в тот или иной дом?.. Люди вообще, не дай им хорошего совета вовремя, могут наделать немало глупостей...». Получатели же «не гневались на него: решили, что беды тут большой нету, а мастер на то и мастер, чтобы в каждое дело вносить всяческие усовершенствования».

Святые грешники. Глава «Астрономы» – о двух сиротах, которые во время войны, чтобы не погибнуть от голода, вынуждены по ночам спиливать на кладбище кресты и продавать их на рынке за дрова. Время, когда не живые вымаливали мертвых, а мертвые спасали живых.

Идейный противник. «Ванька Соловей». Тяжелый рассказ о Спиридоне Подифировиче Соловье, который не вступал в колхоз, чего бы ему это ни стоило. В результате его подворье сжег сын, не желавший, чтобы и его, как отца, дразнили «экспонатом».

Вечные труженики. «Журавушка» – самая светлая глава повести. У Алексеева хватило писательского чутья не показывать честную работницу, солдатку, вдову Марфу Яковлевну Лунину образцово-показательным персонажем. Тем легче отношение писателя к любимому герою передается читателю.

Этих и других жителей Выселок объединяет хлеб – не продукт питания и основной плановый показатель, а сама жизнь, которая выше собственной, сколь бы выдающейся та ни была. Знаковый эпизод здесь, когда весной 1945 года солдатки собирают в поле прошлогодние колоски, потому что своего хлеба у них не осталось. И тут им приносят известие о Победе. Хорошо видно, как приземленный стиль алексеевской прозы работает на обострение читательского восприятия. «Женщины вмиг разогнули спины и не почувствовали даже обычной в таких случаях боли в пояснице. Минуту стояли в странном оцепенении. А потом так же дружно все расплакались, начали обнимать одна другую, целовать. Кто-то предложил ссыпать все колоски в одну кучу, чтобы испечь потом общий для всех каравай и поделить его поровну, по числу душ. И ныне помнит Журавушка, что слаще, вкуснее того хлеба ни до того дня, ни после она никогда не едала».

Как солнце и дождь равнодушны ко всякого рода противоречиям (между либералами и консерваторами, например), так настоящий писатель, какого бы масштаба он ни был, всегда шире идеологических рамок. Алексеев пишет прежде всего о той стороне бытия, которая чудесным образом остается неизменной, что бы вокруг ни происходило.

Сталинизм, оттепель, застой, перестройка... Какое определение прошлому ни придумай, оно всякий раз оказывается слишком узким, чтобы принимать его всерьез. А назовешь это жизнью – не ошибешься.