За староверцев и стрельцов

Русская живопись помнит боярыню Морозову. Василий Суриков. Боярыня Морозова. Эскиз композиции. 1885. ГТГ

В Москве нет места, связанного с Пушкиным, которое оставалось бы неизвестным. Это знают все. Знала и я, перелистывая книгу Михаила Пыляева «Старая Москва» (М., 1990), в ней всегда набредаешь на что-то любопытное. И вдруг… О, волшебное вдруг!

Пыляевские строчки, много раз читанные, вдруг засветились: «В Китай-городе, в Юшковом переулке (ныне пр. Владимирова. – М.П.) имеется церковь Св. Николая, названная у красных колоколов Храм этот построен в 1626 году, но стиль строения, как говорит Ив. Снегирев, гораздо древнее XVII столетия. Храм замечателен тем, что здесь похоронена голова мятежника Соковнина, посягавшего на жизнь Петра Великого; труп его был отвезен в Убогий дом, но голову с честью похоронили его родственники при этой церкви. Название церкви у красных колоколов, потом у красного звона и даже у хороших колоколов показывает, что она славилась еще за два века своими колоколами, или звоном… Звон красный – значит веселый, благозвучный, усладительный. В церковном уставе звон на святой неделе именуется красным».

Все засветилось от фамилии Соковнин. Урожденной Соковниной была знаменитая боярыня Морозова, Феодосия (Федосья) Прокопьевна (1632–1675), духовная дочь протопопа Аввакума, героиня старообрядчества, уморенная голодом в земляной тюрьме (яме) Боровска вместе с сестрой княгиней Евдокией Урусовой и женой стрелецкого полковника, дворянкой Марией Даниловой, по приказу царя Алексея Михайловича. Он прислал лекарей заболевшему сыну боярыни после ее ареста, и те «так его улечиша, яко в малех днех и гробу предаша». Царь присвоил огромные богатства Морозовой. И порадовался «яко свободнее мысляще без сына матерь умучити». Боярыня сопротивлялась реформе патриарха Никона, его нововведениям и ломке старых обычаев. Царь Никона поддерживал, хотя потом и рассорился с ним, но народу ничего не вернул.

Боярыня в поединке с новым патриархом Питиримом (Никон был уже в опале) кричала ему: «Егда бо ты… держался обычая христианского, со отцы преданнаго нашея русския земли, и носил еси клобучок старой – и тогда ты нам был бы отчасти любим. А ныне, понеже восхотел еси волю земнаго царя творити, а небесного царя и содетеля своего презрел еси, и возложил еси рогатый клобук римъскаго папы на главу свою, и сего ради и мы отвращаемся».

«А на Болоте струб поставили. И патриарх велми просил Феодоры (монашеское имя Морозовой) на сожжение, да боляре не потянули» («Повесть о боярыне Морозовой». – Л.: Наука. 1979). То есть на Болотной площади, месте казней (потом там примет смерть Емельян Пугачев) уже и сруб поставили, и снопами соломы набили, но бояре не согласились. Однако все трое были подвергнуты пыткам: их поднимали на дыбу, потом положили на снег полуобнаженными и «плаху мерзлую» на грудь клали. («Повесть о боярыне Морозовой». – Л.: Наука, 1979).

Вскоре после этого патриарх Питирим скончался. Протопоп Аввакум в своем коротком отзыве «О трех исповедницах слово плачевное» открыл, что «Феодосья… писавше выписки на ересь никониянскую, готовляше бо, ожидающе собора правого», а царю велела передать, что если она «достойна озлоблению», то отец его Михаил верил «так же, как мы… Извергни тело отцово из гроба и предай его, проклявше, псом на снедь». «Писавше выписки» – создавала литературный труд, обличая реформу Никона. «Прилежаше бо Феодосья и книжному чтению и черплюще глубину разума от источника словес евангельских и апостольских» («Житие протопопа Аввакума». – М., 1960).

Перед арестом боярыни Морозовой два ее брата Федор и Алексей Соковнины были высланы из Москвы «якобы на воеводьство, паче же в заточение отосла», чтобы не могли помочь сестрам. Федор отказал царю докладывать о «тайнах сестры своея». Через несколько лет братья положили надгробную плиту «на сестрах своих родных боярин Федор Прокопьевич да окольничий Алексей Прокопьевич Соковнины» «на городище, у острога» в Боровске на могиле погибших. Эта плита дошла до наших дней и ныне находится в часовне, посвященной их памяти.

В комментариях в книге Пыляева сказано: «Соковнин Алексей Прокопьевич (ум. 1697) – окольничий, начальник Конюшенного приказа. В 1697 году участвовал в заговоре стрелецкого полковника Цыклера в пользу Софьи Алексеевны. Четвертован». Однако автор их не знал важного обстоятельства.

4 марта 1697 года Алексей Прокопьевич Соковнин, «потаенный раскольник», с Иваном Цыклером стоял во главе заговора и был казнен на Красной площади вместе со своим зятем, стольником Федором Матвеевичем Пушкиным, который был женат на его дочери («Повесть о боярыне Морозовой»). Федор Матвеевич Пушкин – предок поэта, был также участником заговора на жизнь Петра I. Дочь Алексея Соковнина и жена Федора Пушкина была племянницей боярыни Морозовой и княгини Урусовой. Видимо, она присутствовала на Красной площади, когда погибали ее отец и муж, и похоронила голову отца при храме Святого Николая у красных колоколов. Этот храм стоит и поныне.

Но если жена Пушкина и дочь Соковнина сумела похоронить голову отца, то могла ли она не похоронить голову мужа, ведь они были казнены одновременно? Думаю, что племяннице боярыни Морозовой это удалось. Соковнин был братом боярыни Морозовой, о которой знали все, не только старообрядцы. Знали и о ее трагической смерти, и повесть о ней имела широкое хождение, и высокие похвалы ей протопопа Аввакума, к этому времени уже заживо сожженному (Пустозерск, 1682, по приказу молодого царя Федора Алексеевича, тут же умершего), так же были у всех на слуху: «лев среди лисиц», «подобни есте магниту каменю, влекущю к естеству своему всяко железное… своим страданием влекущю всяку душу железную в древнее православие». Она уже стала героическим символом сопротивления – «яко храбрый борец на противоборца вооружися». Когда сначала царь заключил Морозову в Новодевичий монастырь, то к ней на поклонение съезжались «вельможные жены», и уважение к ней испытывали стрельцы, дьяки и даже «никонианские монахи», как написал современник.

Поэтому в памяти людей остался Соковнин и не остался Пушкин, который хотя и был участник заговора, но похоронен был как муж своей женой. Все происходило в сугубой тайне в Китай-городе, рядом с Кремлем. Видимо, дома казненных были неподалеку. Китай-город, после Кремля и подле него, был древнейшей частью Москвы, городом Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого. Китай было прозвищем Боголюбского. Нужно добавить, что матерью его была дочь половецкого хана Аепы, на которой женил сына Юрия его отец Владимир Мономах. Китай – половецкое имя.

В Китай-городе стояли дома знатных бояр, князей, дворян, придворных сановников и именитых людей. Владимир Мономах был сыном дочери византийского императора Константина Мономаха, а женой его и матерью Юрия Долгорукого была дочь короля Гаральда, погибшего в битве при Гастингсе в 1066 году с войском Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандии, основавшего новую династию Англии. Дочь Гаральда Гиту отослали в Европу, где ее приютила Дания, а потом взял в жены русский князь Владимир Мономах. Умерла она в Смоленске. Основатель Москвы Юрий Долгорукий, ее сын, был правнуком византийского императора, внуком последнего англосаксонского короля и зятем половецкого хана.

Откуда мы это знаем? В «Повести временных лет» в последних записях летописец сообщает о смерти Гиты в 1107 году: «В этот же год преставилась жена Владимирова месяца мая в 7 день… И взял Владимир за Юрия Аепину дочь… 12 января». В «Поучении Владимира Мономаха» сказано: «И на зиму в Смоленск пошел, из Смоленска после Пасхи вышел, и Юрия мать умерла». То есть Юрий был не малолетним, а уже женатым. Так что нет оснований подозревать, что у Владимира была вторая жена и малолетний сын Юрий, во втором браке. 7 мая, Пасха – одно время.

В своем письме к Олегу Святославичу, «Гориславичу» в будущем «Слове о полку Игореве», своему двоюродному брату, Владимир Мономах писал о своих сыновьях: «Вот сидит брат твой крестный с малым братом своим и хлеб едят дедовский, а ты сидишь на своем хлебе, об этом и рядись». Речь идет о родовых уделах. Дмитрий Лихачев считает, что братья – сыновья Гиты, старший Мстислав и «малый» Юрий Долгорукий. Историки-англофилы не допускают даже в ученых трудах быть внуком короля Гаральда русскому князю Юрию Долгорукому. И значит, его наследником?

Однако вернемся к предку Пушкина. Можно быть уверенным, что дочь Соковнина и жена Пушкина не в одиночку все совершала: у нее были помощники, их было немало, и они были достаточно влиятельные люди. Соковнины состояли в родстве с первой женой царя Алексея Михайловича, царицей Марией Ильиничной Милославской. Боярыня Морозова была ее «верховой боярыней», и пока царица была жива, она всегда заступалась за свою боярыню. Детьми от Милославской были цари Федор Алексеевич, Иоанн Алексеевич и правительница царевна Софья.

Тела казненных отвезли в Убогий дом, богадельню, и рядом кладбище, где хоронили тела разбойников, воров и казненных. Потом на этом месте был выстроен Покровский монастырь, существующий и ныне.

На Руси была известна обретенная голова святого Климента, римского папы в 92–101 годы. Он был сослан римским императором Траяном за проповеди среди новообращенных христиан в Крым, под Херсонес, в Инкерманские каменоломни. В 101 году был утоплен в море, с якорем на шее. Когда в IX веке «словенский учитель» Кирилл по дороге в Хазарию был в Крыму, то по его молитве мощи Климента всплыли со дна моря. Голову святого Климента после Крещения в Херсонесе святой Владимир увез с собой в Киев, где она хранилась в Десятинной церкви до нашествия Батыя, когда город был разграблен и сожжен. В Москве Климентовский храм стоит у станции метро Новокузнецкая.

Обычай хоронить головы был издавна известен в христианстве, еще со времен убийства Иоанна Крестителя, когда он был обезглавлен по приказу иудейского царя Ирода. В православии отмечается три Обретения главы Иоанна Предтечи. Ее прятали так, что забывали где, потом снова обретали. В византийских храмах Константинополя, особенно в Святой Софии, но и в других городах, хранились головы многих мучеников, святых, апостолов: апостола Матфея, святых Андроника, Христофора, Ермолая, Фотины, Евфимии, Гурия, Самона и Авивы, Космы и Дамиана (Кузьмы и Демьяна на Руси), Артемия, Прокопия, Лаврентия и др. (Архипов. Византийские пророчества о судьбе Царьграда. – М., 2002).

Пушкин знал о судьбе предка, четвертованного на Красной площади, которая поставила весь род на грань политической катастрофы: из нее он уже не вышел. В поэме «Езерский» он писал: «При императоре Петре / Один из них был четвертован / За связь с Царевною». Царевна – Софья.

И другой вариант: «Один из них был четвертован / За староверцев и стрельцов».

В «Истории Петра Первого» Пушкин раскрыл эти строки прямо: «Окольничий Алексей Соковнин, стольник Федор Пушкин и стрелецкий полковник Цыклер сговорились убить государя… 22 января 1697…» В приговоре царь остался непреклонен, несмотря на просьбы родных о помиловании. Однако это два разных дела – «дело Шакловитого» о связи с царевной Софьей и ее желании взойти на престол (1689) и «дело» полковника Цыклера, Соковнина и Пушкина (1697). Поэт, видимо, нарочно их смешал.

Пушкин всю жизнь занимался историей Петра I: в неоконченный роман «Арап Петра Великого» о своем прадеде Ганнибале он ввел вопреки достоверности княжну Ржевскую и с любовью изобразил старинный быт. Урожденной Ржевской из старинного рода князей Ржевских (уделом их был Ржев, входивший в Смоленское княжество) была мать его любимой бабушки Марии Алексеевны Ганнибал (1745–1818). Именно ей поэт обязан своей «русскостью», знанием русского языка, преданий и предков среди дворянской французомании.

Ржевские происходили от Рюрика и принадлежали к «древним благородным» киевским князьям, занесенным в первый том «Гербовника» (1797) с изображением герба Ржевских: шапка и горностаевая мантия указывали на происхождение от Рюрика и княжеское достоинство. Но в XIV веке они обеднели, пошли служить Москве и потеряли право «писаться князьями».

В имении бабушки в подмосковном Захарове летом Пушкин провел детские годы до поступления в Лицей. «Края Москвы, края родные, / Где на заре цветущих лет / Часы беспечности я тратил золотые, / Не зная горестей и бед». Зимой Мария Алексеевна жила вместе с семьей поэта у дочери, говорила только по-русски и занималась воспитанием внуков. На Александра она имела огромное влияние и ввела его в круг обширной московской родни с ее глубокими связями родовитой старинной Москвы.

«Люблю от бабушки московской / Я толки слушать о родне, / О толстобрюхой старине», – писал Александр Сергеевич. Ржевские, как и Соковнины, состояли в родстве с Милославскими. В Китай-городе, рядом с Кремлем, у дома бояр Романовых в Знаменском монастыре существовало кладбище (до 1840-х годов), где были похоронены пятеро Ржевских, прямых родственников Марии Алексеевны: дядя, тетка, дед, прабабушки. Может быть, посещая эти могилы, Мария Алексеевна водила туда и внука Сашу. Храм Святого Николая у красных колоколов стоял совсем недалеко, где были похоронены головы казненных. Знала ли об этом бабушка? Скорее всего знала и рассказала об этом внуку, который помнил же о своем четвертованном предке, из «толстобрюхой старины»: «В разрядных книгах и преданьях / Блестят Езерских имена».

Езерские – Ржевские. Но их ссылали в 1689 году, а четвертован был предок Пушкина спустя восемь лет – в 1697-м. Может быть, он нарочно допустил эту вольность, чтобы не напоминать о прямом покушении предка на царя. И поэтому «Езерский» остался неоконченным? Один из Ржевских был убит и в опричнину Ивана Грозного.

Иван Иванович Ржевский 4-й (ок. 1615–1678), пращур (отец щура, щур – отец прапрадеда) Пушкина, служил воеводой в Сибири, в Енисейском и Красноярском острогах, на юге в Белгороде, в Чигирине был убит турецкой гранатой на стене крепости при наступлении войска турецкого султана и крымского хана. Он приходился четвероюродным братом царице Марии Ильиничне Милославской, первой жене царя Алексея Михайловича.

Его сын Алексей Иванович Ржевский (ок. 1638–1690) был родственником и приближенным царевны Софьи и царя Иоанна, которым приходился братом, и стоял во главе Приказа большой казны вместе с боярами князьями Одоевским и Волынским. При дворе были и его родные братья. Когда Петр сверг сестру («правительница» при царях – Иоанне и Петре) и заключил ее в Новодевичий монастырь, то одновременно с ее фаворитом князем Василием Голицыным Ржевский был сослан воеводой в запорожские поселения, в недавно поставленную крепость от набегов турок и крымских татар. Скоро в крепость пришла чума, и он тут же от нее умер. Засмоленный гроб с его телом сбросили в яму недалеко от Полтавы у крепости Рублевка. Телегу, на которой стоял гроб, сожгли. Это был отец прапрадеда поэта. Федор Шакловитый как глава «дела» (Софьи) был четвертован на Красной площади.

Ржевские погрузились в опалу, тем более что состояли еще в родстве и с насильственно постриженной в монастырь первой женой Петра – Евдокией Лопухиной и царевичем Алексеем, сыном Петра и Евдокии. Внучкой Алексея Ивановича Ржевского была Сарра Юрьевна Ржевская (ок. 1721 – ок. 1790), вышедшая замуж за капитана в отставке Алексея Федоровича Пушкина (1717–1777). Это были прабабушка и прадед поэта, родители «московской бабушки» Марии Алексеевны, в замужестве Ганнибал, урожденной Пушкиной. А потом ее дочь Надежда Осиповна вышла замуж за своего троюродного дядю Сергея Львовича Пушкина. Это были родители Александра Сергеевича. Так дважды скрестились два древних рода – Ржевские и Пушкины, и родился гений.

Старшая сестра Сарры Прасковья вышла замуж за Чаадаева – брата деда будущего философа; Анна – за Квашнина-Самарина, предок его Иван Квашня был во главе Коломенского полка в Куликовском сражении; Анастасия – за Акинфова, предок которого был воеводой сторожевого полка и убит в Куликовской битве; в ней сражался и воевода Родион Ржевский; позднее Акинфовы породнились с Лопухиными и сильно пострадали. Все они были приверженцами «старой Руси». Сохранились портреты Анны Юрьевны Ржевской, в замужестве Квашниной-Самариной, работы Рокотова и мужа ее дочери графа Воронцова. Другая ее дочь была замужем за Овцыным, предки его упоминаются в легенде о граде Китеже, который при нашествии Батыя опустился на дно озера (Телетова). На берегах этого озера паломники собираются до сих пор. Как-то Пушкин сказал по-французски брату императора Николая I великому князю Константину Павловичу: «А наш род древнее вашего!»

Поэт писал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». И еще: «Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности». В поэме «Медный всадник» Пушкин ответил своим мятежным предкам, что безграничная, неудержимая власть так же опасна, как и разбушевавшаяся водная стихия. Люди бессильны перед ними. Герой поэмы Евгений не собирается переделывать общество, как Чацкий у Грибоедова. Он мечтает просто жить и любить Парашу. Но при наводнении река Нева снесла домик Параши вместе с ней. Евгений сошел с ума и грозил кулаком памятнику Петру, поставившему город «на топких берегах», – жизнь его была кончена. Это был первый «князь Мышкин» в русской литературе – сумасшествие после гибели любви. Полностью поэма была опубликована лишь при советской власти.

Однако можно с уверенностью сказать, что храм Святого Николая у красных колоколов – место в Москве, где витает тень Пушкина, там похоронена голова его предка.