Горит и кружится планета

Покормите птиц. Николай Сверчков. Две птицы на розе. 1888.  Национальная галерея Республики Коми, Сыктывкар

Роман Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов» (1976, 1978) сильно заинтересовал гуманитарную интеллигенцию. Песни Окуджавы, казалось, шли фоном льющейся, изобилующей подробностями жизненной ленты романа. Суховатый язык скорее точен, чем богат образно, но детали прописываются вкусно, смачно. Мир глазами дилетанта – ибо все мы дилетанты в жизни. И все мы путешественники. Есть Окуджава песен, игравший чрезвычайную роль в жизни многих (и лучших) представителей двух-трех поколений. Нагревший атмосферу действительности добрым благородством своих аккордов и созвучий. И Окуджава забавного водевиля «Похождения Шипова…». И Окуджава «Дилетантов», чье путешествие часто предпринимается ради тупика смерти, загадку которого не разгадать. Разнообразие – лучший козырь большого таланта.

Могут ли военные песни быть нежны? Могут – вот и появляются песни Окуджавы. Стихи, становящиеся песнями. «Вставай, вставай, однополчанин…» звучит именно на векторе нежности, векторе грядущего – самом сильном из действующих в человечестве. А «Здесь птицы не поют, деревья не растут…» обладает земельной силой тяжести, не связанной, однако, ни с какой безнадежностью – ибо «мы за ценой не постоим…»:

Здесь птицы не поют, деревья не растут.

И только мы, плечом к плечу, врастаем

в землю тут.

Горит и кружится планета, над нашей

Родиною дым.

И значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Широкими лентами нежности потекли песни Окуджавы, меняя поколение, нагревая его теплотой, добром. Значит, было нечто в том времени, требовавшем именно такого поэта.

«Молитва Франсуа Вийона» противоречива, базируется на уверенности в возможности обратиться к зеленоглазому – не церковному, конечно, Богу. Франсуа Вийон молится за всех. Включая тех, за кого молиться не следует. У него большое сердце, у бродяги Вийона. Окуджава полагал, что человек по природе добр. Так хочется думать.

И все равно на убежденности, что он слышит. Призыв «Не затворяйте вашу дверь» – обращен ко всем людям. И всякому нужно на кого-нибудь молиться, и все мы муравьи, каждый мал по-своему, своей индивидуальностью, своей жаждой счастья. Каждый в капсуле одиночества проносит свои века и мгновения. Песни Окуджавы вибрировали самим временем, уходя в вечность. Течет река – глянуть можно в нее всей жизнью и отразиться песней.

Интересно, современный Арбат понравился бы Окуджаве, ведь пел он о другом.

Безнадежности не было в его военных песнях, была наждачная правда.

А вот Окуджава проходит улочками Калуги, тоскуя в старой провинции, учительствуя в ней, сочиняя поэму о Циолковском, проходит, отправляясь утром в школу.

Любовь Окуджавы была велика настолько, что согретыми оказались несколько поколений.

Потом пошли другие, мало не знающие о нем, увы. Однако, хочется верить – и до них дотянутся его феноменальные песни.

Так появились «Окопы» Виктора Некрасова

Золото фактов, залитое кровью, должно было превратиться в платиновую литературу. Война, отраженная повседневностью, будничностью тяжелой работы. Так явились «Окопы» Виктора Некрасова – «В окопах Сталинграда». Окопы, определившие направление в литературе. И само движение литературы. Жизнь, увиденная через призму войны, страшнее всего. Но все равно определяется верой, правдой, любовью, долгом. Иного нет. Потому что жизнь вообще сводима к нескольким корневым понятиям. Подвиги совершались каждый день – но воспринимались ли они таковыми?

Железный морок Сталинградской битвы тек расплавом стали, смерти, земли, надежды. И победа в ней ее виделась иначе, чем через десятилетия была увидена историками.

Сухость фраз, их компактность и емкость создает иллюзию присутствия читателей там, где они присутствовать не могли.

Жизнь всегда остается жизнью, какой бы она ни была. Различные ее аспекты попадали в поле зрения Виктора Некрасова, по-разному толковались им, но выжившему в недрах войны уже невозможно было уйти от генеральной темы, не возвращаться к ней.

И снег будет горяч. Юрий Бондарев

И еще одна правда войны – правда в повести Юрия Бондарева «Батальоны просят огня». Она продерет по сердцу читателя, заставляя сочиться кровь сострадания. Потому что из нескольких сот солдат останутся пятеро. Бездну войны не представляют в массе красок и оттенков. Жертвенность как высшее начало в человеке густо и ярко выявлено войной. Повествование Бондарева живописно в той мере, в какой необходимо восстановить все детали: от скрежета стали до смертного ужаса, накатывающего на всех. И снег будет горяч и будет взрываться.

Война, как писал Кульчицкий, совсем не фейерверк, а просто трудная работа.

От войны до успеха. Юрий Нагибин

Свое, переплетенное с платоновским, – так воспринимается проза Нагибина. Прекрасные образцы русской стилистики выпеваются. Нечто, идущее от платоновской густоты и перенасыщенности. «Срочно требуются седые человеческие волосы» – и алмазом прорезанные отношения людей возникают на мутноватом стекле реальности. У Нагибина – гроздья рассказов, иные из них благоухают духовными ароматами. Сколь чудесен зимний дуб. Как раскрыт он – гигантским серебряным сердцем простора.

Сколько природной щедрости перешло в прозу Нагибина, сколько московских переулков, исполненных трепетом детства и юности, пыльных, чудесных, милых, не сохранившихся, поют и переливаются красками в замечательных рассказах.

И были «Дневники» Нагибина – книга столь же скандальная, сколь и монументальная. Исполненная страсти и парения, яда и счастья. Можно восстанавливать картины литературной Москвы того времени по дневникам.

Поэтизировал ли Нагибин жизнь? Он, безусловно, знал ее в большинстве, если не во всех проявлениях. От войны до успеха, от тяжелого пьянства до свинцовой скорби. Он знал, что цель жизни – сама жизнь, и значит, даже будучи прозаиком, нельзя не поэтизировать роскошный, щедрый, красочный, печальный, избыточный дар.

Столь же прост, сколь и стоек. Борис Васильев

Зори могут быть тихими, но сила тишины рвется наплывающим гулом противоестественного явления – войны. Самое известное произведение Васильева – «А зори здесь тихие», – открывая ретроспекцию женских судеб, проводит линию военной работы, где геройство совмещено с заурядностью. Не пущу врага! – это не исходит от командования, а является эффектом свободной воли защищающих свою землю. Сержант Васков в той же степени прост, сколь и стоек, так же хозяйственен, как и спокойно относится к смерти, зная, что надо решить задачу.

Молодая вдова и дочь офицера, студентка, дочь лесника, сирота. Отношения их, сближенные войной, формулы бесстрашия и мерцающий призрачно-алый знак победы – все соединяется ясным, четким, лаконичным языком повествования.

Жизнь способна обойтись без нас. Василь Быков

«Мертвым не больно» – таково название одной из повестей Василя Быкова, и эта страшная формула выражает ту сущность, которой не должно быть. Однако она есть. Но есть и проза Василя Быкова, свидетельствующая о силе, которая одолевает любую смерть. Те, кому не больно, убраны в землю или остались гнить на ней, чтобы другие двигались вперед. А не такова ли вообще жизнь?

Нет, жизнь – это солнце, мед и радость, летающие цветки пчел и лепестками улыбающиеся цветы. Она способна обойтись без нас. Как мы способны обойтись без войны. Но если она все же есть, то нельзя обойтись без литературы о ней – высокой литературы, такой, какова проза Василя Быкова.

Щедрое сердце писателя. Евгений Носов

Совместить в творчестве голоса разных правд – честь и достоинство таланта. Евгений Носов совместил окопную правду и правду военную. Создавал произведения уравновешенные и вместе с тем терпкие – такие, как «Красное вино победы».

Судьба горазда на жестокие шутки. И быть раненым в самом конце войны – значит до нюансов познать ее норов. Встречавший День Победы в госпитале Носов описывает ситуацию в замечательном рассказе – надежном, как верное оружие, крепком, как соль победы.

Носов – уже немолодой – развешивал призывы покормить птиц. На его могиле так и выведено: «Покормите птиц». Щедрое сердце писателя, не утратившего великолепной детскости. Деревня Носова жива изначальностью. Людьми заурядными в своей будничности, необычными в своей неповторимости. Она не парадна, эта деревня. Люди, связанные с природой тесно, не так, как в городах, чувствуют иначе, мыслят более бережно, живут рачительнее, спокойнее. Меньше соблазнов.

Историю среднерусской деревни можно изучать по рассказам и повестям Евгения Носова, как историю человеческого сердца стоит изучить по этому морозному факту: старик писатель, расклеивающий призывы: «Покормите птиц».