Ольга Акакиева
Тоненькая, стриженная под мальчика, всегда в брюках и спортивном свитере. Фото с сайта www.arhiv.kbr.ru
12 февраля исполнилось 80 лет со дня рождения поэтессы Инны Иналовны Кашежевой (репортаж с юбилейного вечера см. здесь). Как-то не хочется никогда говорить «исполнилось БЫ» о поэтах, писателях, композиторах. Мы читаем их стихи и романы, поем их песни, слушаем сонаты и симфонии – конечно же, они живы!
Инна Кашежева родилась в 1944 году. Родители ее – летчик-испытатель, полковник запаса, кабардинец, Инал Шахимович Кашежев и юрист по образованию, русская девушка Ксения (Оксана) Федоровна – познакомились на фронте в 1942 году.
Отец мой суровый горец,
Глаза ледяной росы.
А мама из нежных горлиц,
Взращенных на Руси.
«Я вспоминаю, – писала Кашежева, – не только с благодарностью и болью, но еще и с радостью: вот такие люди жили на земле! И если, кроме меня, еще могут так сказать о своих родителях, я счастлива!»
Инна Иналовна – внучатая племянница советского просветителя и фольклориста Талиба Кашежева. Он изучал народное творчество и обряды кабардинцев, участвовал в ликвидации безграмотности населения. Зная в совершенстве русский и родной языки, преподавал в школе, писал учебники и помог разработать новый кабардино-черкесский алфавит на основе латиницы. Талиб Кашежев умер задолго до рождения Инны Иналовны. Не зная его лично, она, по сути, продолжила его дело.
В детстве и юности часто бывала в родном селе отца. Всю жизнь Кабардино-Балкария занимала важное место в ее жизни и творчестве. И – в душе.
Когда для счастья сердца
мне мало,
Когда печалят мелкие раздоры,
Я обращаю мысленные взоры
К тебе, Кавказ, –
чистилище мое,
К вам, мои судьи, к вам,
родные горы!
«Свои первые стихи я не помню, – признавалась она. – Но, сколько помню себя, всегда были тетрадки, были какие-то строчки, какие-то экспромты. Стихи всегда – как я научилась читать и писать, а это было лет в пять-шесть – с тех пор они и были». В журнале «Юность» (1960, № 3) состоялась первая публикация шестнадцатилетней школьницы.
«Стихотворный бум начался в 61-м, – будет вспоминать поэтесса Тамара Жирмунская. – И Инна сразу попала в обойму поэтов-чтецов. Тоненькая, стриженная под мальчика, всегда в брюках и спортивном свитере, она ощутимо вибрировала на сцене, как, должно быть, ее предки в кабардинском седле. Вибрировал ее низкий проникновенный голос, вибрировала ее душа, и эти невидимые пульсации передавались слушателям, сжимали горло ответным волнением, заражали какой-то инакостью... И верилось: сейчас произойдет метаморфоза, и эта 17-летняя выдаст что-то такое, от чего окончательно померкнут усевшиеся с ней на сцене за один стол «старики».
Кашежева говорила: «Так как у меня не было своего литературного поколения, мой год рождения – военный, и мало родилось детей моего возраста, у меня не было сверстников в литературе, и поэтому мне пришлось примкнуть к более старшему поколению – к Белле Ахмадулиной, Евтушенко, Вознесенскому, Булату Окуджаве. Благодарю их за то, что они приняли меня на равных, и я прожила с ними всю свою литературную жизнь. И наши судьбы переплетены и слиты воедино, и называется все это – шестидесятники».
«Как звонко она начинала! – напишет Аркадий Кайданов. – Кашежева была младше классической обоймы знаменитых шестидесятников, но она была яблоком от их древа, она была хрупким подранком, рожденным в предпоследний год Великой войны и стремительно набиравшим высоту вслед за поколением Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной».
Она легко покорила залы Политехнического и Лужников. Выходила к микрофону, по словам Высоцкого, – точно к образам или к амбразуре.
Мы пробивались сквозь табу,
Искали черный ход,
Чтоб превратить ее, толпу,
Опять в родной народ.
Мы поднимались в небеса,
Парили в облаках…
Остались наши голоса
Навеки в Лужниках.
Была близорука, носила очки. То снимала, то надевала их вновь. Поэты Евгений Храмов и Олег Дмитриев называли это «стриптиз по-кашежевски». Шутки, ироничность Инны особенно ценились в мужском кругу. А на стене в ее квартире висел единственный мужской портрет – поэта Александра Блока. Его и Пушкина считала своими предшественниками и творческими учителями.
И – Кайсына Кулиева.
Вспоминала: «Было мне семнадцать лет. И так как я писала стихи, то моя старшая сестра... знавшая Кайсына Кулиева очень хорошо, решила показать ему мои стихи – просто показать. Он удивительный человек, потому что любить чужие стихи – это огромный талант. И он немедленно собрал эти разрозненные полудетские стихи, сам составил книгу, сам отнес ее в издательство, сам написал предисловие, и она вышла буквально за несколько месяцев. В семнадцать лет я ее привезла, буквально через полгода она вышла. Так не бывает – это сказка, просто сказка, это сон. Вот так случилось со мной, потому что на моем пути встретился такой удивительный, неповторимый человек – Кайсын Кулиев».
Первый сборник «Вольный аул» вышел в Нальчике в 1962 году. Кулиев писал в предисловии: «Стихи своей свежестью произвели на меня такое впечатление, словно в жаркий летний день, в тени, я взял в руки только что расколотый арбуз или увидел заалевший на заре кизил в предгорьях. Всей душой предался я радости встречи с талантом и, когда я читал рукопись, мне казалось, будто я вижу, как растет трава или идет ливень над зеленым лесом ущелья... Встреча с поэзией Инны Кашежевой была для меня праздником. Мне хочется, чтобы и читатели разделили со мной это чувство праздника. Мне очень приятно и радостно представить вам по-настоящему талантливую поэтессу, книгу которой вы берете сейчас в руки, как веточку ранней сирени или белой алычи».
На встрече со студентами Кабардино-Балкарского университета в октябре 1973 года Инна Кашежева говорила: «Я делала первые шаги в поэзии через образ родных гор, познав традиции, обычаи кабардинцев и балкарцев, которых глубоко люблю. В этом мне помогли широко известные поэты нашей страны Алим Кешоков и Кайсын Кулиев. Особенно благодарна Кайсыну Шуваевичу. Он первым поддержал меня, дал высокую оценку сборнику «Вольный аул» и, можно сказать, ввел меня за руку в большую поэзию».
В статье «Стихотворец из Чегема» (после смерти Кулиева) писала: «Помню каждую встречу с Кайсыном Шуваевичем. Многие из них легли в основу поэтических ретроспекций. Не выходило еще ни одной моей книги, начиная с первой, благословленной им блистательно-незаслуженным предисловием, где бы не было стихов о нем, моем кумире и наставнике. Думаю, так будет впредь, пока живу, пока пишу. Помню…»
И в стихах:
Мне не хватало крыльев,
бесстрашия и сил,
когда Кайсын Кулиев
Летать меня учил.
И, улыбаясь странно,
Твердил учитель мой:
– Взлети-ка выше страха,
Выше себя самой.
Не подражай мне слепо,
Лети своим путем.
А падать, так уж с неба,
Чтоб не жалеть потом.
|
|
Инна Кашежева родилась в Москве, но не меньше любила родину своего отца – Северный Кавказ. Фото Андрея Щербака-Жукова |
В 1967 году, в свои 23 года, стала членом Союза писателей СССР и завсегдатаем Центрального дома литераторов. Много ездила по стране от Всесоюзного бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей СССР вместе с поэтессой Риммой Казаковой. Та признавалась: «Это Инка научила меня читать с эстрады. У меня раньше и голос пропадал, и стихи забывала. А Инка всегда выходила как на бой или как на праздник в своем ауле, знала, когда пошутить, когда похулиганить. Выглядела просто, строго, по-европейски: черные брюки, белый свитер, короткая стрижка. Ее не отпускали со сцены, забрасывали цветами. А какие у нее были паузы! И меня, как зверька, буквально выдрессировала, научила чувствовать зал и не бояться».
А еще были песни. «Инна Кашежева вошла почти одновременно и в литературу, и в песню», – писал в начале 70-х композитор Оскар Фельцман.
Сама она вспоминала: «Первая песня родилась совершенно случайно. Это было в поездке от радиостанции «Юность» – очень долгая поездка через три моря. И вот в Карском море с Александром Колкером была написана первая песня «Опять плывут куда-то корабли». Капитан корабля, на котором мы «шли», как говорят моряки, услышав эту песню в исполнении Марии Пахоменко (мы были флагманом, за нами шли еще три корабля), включил динамики, и на все Карское море звучала эта песня. Это было незабываемо! Наверное, так случается далеко не с каждой первой песней».
Чуть позже состоялась знаменательная встреча: «Потом меня нашел Аркадий Ильич Островский, попросил написать вместе с ним песню. И мы написали первую песню «Не встретимся, а может быть, и встретимся еще когда-нибудь», и я исчезла на полгода. Но потом мы встретились вновь и написали цикл «Полутона». Все думают, что у нас написано очень много песен с Аркадием Ильичом, а их всего... шесть. Их было бы шестьдесят, если бы он не ушел так рано! Потому что он, как и я, работал очень быстро, очень нервно, с большой отдачей, и мы настолько понимали друг друга, что он садился к роялю, наигрывал мелодию, и у меня тут же возникали какие-то строки – иногда песня рождалась у рояля».
В книге Галины Соболевой «Жизнь в песне. Аркадий Островский» читаем разговор композитора и 22-летней поэтессы об импрессионизме в живописи и предложение о сотрудничестве: «Давайте, Инна, напишем несколько песен в стиле музыки Дебюсси и Равеля. Что-нибудь в неярких тонах, как в картинах Ренуара или Моне… Песни-пейзажи в полутонах…»
На стихи Кашежевой писали позже композиторы Богдан Троцюк, Борис Савельев, Владимир Рубашевский... Ее песни пели Иосиф Кобзон и Муслим Магомаев, Майя Кристалинская и Мария Пахоменко, Эдуард Хиль. Кола Бельды исполнил песню «Нарьян-Мар», до сих пор являющуюся гимном города. Но песни Аркадия Островского остаются ее визитной карточкой.
Кашежева посвятила композитору стихотворение с такими строками:
Человеку приснилась
Жар-птица
И тотчас улетела из сна.
Но, наверно, не каждому снится
И не зря прилетает она.
Гасли радуги долго и нежно,
Словно путь освещали судьбе.
Человек удивился, конечно,
И тихонько сказал сам себе:
«Это сказка, это добрая
мечта!
Постарайся ну хоть
перышко достать.
Зачерпни ну хоть на миг
в свою ладонь
Этот призрачный
и сказочный огонь!»
Название сборников стихов Инны Кашежевой (их было около двадцати) могут многое рассказать о ней: «На розовом коне», «Кавказ надо мною», «Незаходящее солнце», «Лицом к истоку», «Стихи от прекрасной дамы», «Время вслух»... Она и писала – о солнце и снеге, о корнях и истоках своих и о любви, о городах, в которых побывала, о Кавказе и о Москве: «Родилась я в Москве. Считаю себя патриоткой своего города, хотя это сумасшедший город по своему ритму. Но, даже уезжая за границу, я начинаю через несколько дней дико тосковать... по Москве. По своему городу, потому что без него – без его ритма, без его дыхания, без его людей – я просто не могу жить».
Родившаяся в предпоследний военный год – писала стихи о войне. События войны осмысливала, а не «отображала», тем более не «изображала». Уверяла иногда, что родилась 23 февраля. Любимым праздником называла День Победы. Так и писала в стихах: «Мы – дети солдат. Мы – дети Победы!» Ее стихи о войне спокойны, даже суровы, лишены ложного пафоса. Порою соединяла свою судьбу с судьбами тех, кто не увидел отцов, не вернувшихся с фронта. И на вопросы, как смогла, такая молодая, понять и почувствовать то, что переживали женщины, ждавшие с войны любимых, отвечала: «Я родилась за год до конца войны... И моя мама так ждала своего мужа – моего отца».
Молодые отцы в постаревших
семейных альбомах,
ваши снимки подолгу
летели сюда…
Тесно здесь им лежать
как патронам в обоймах,
ведь за вами стоит фронтовая
судьба.
Молодые отцы, ваши лица
глазами потрогав,
ощущаем, как памяти
ветры остры,
так спасибо тебе,
неизвестный фотограф,
что остались навек молодыми
отцы.
Много таланта, души, сердца вкладывала Инна Кашежева в переводы. Ее переводческая работа заслуживает отдельного разговора и ждет своего серьезного исследователя. «...Кабардинским языком Кашежева не владела, переводя местных литераторов с подстрочника, – пишет Аркадий Кайданов. – Она не отказывала в переводах никому ... > – в ней было неизбывно чувство какой-то непонятной вины перед родиной отца, которую она навещала редкими наездами, но которая всегда жила не только в ее строках – между строк, над ними, вокруг них – как воздух».
В 2004 году, через несколько лет после смерти Кашежевой, кабардинский поэт Борис Кагермазов, стихи которого Инна переводила, писал в газете «Кабардино-Балкарская правда»: «В ее стихах каждая фраза, каждое слово и даже каждый вопросительный знак стоят на своем месте. Ничего лишнего, необязательного. Это ли не мастерство? Его мы ощущаем и в ее переводах. Тысячи и тысячи строк, принадлежащих перу классиков и современников, переведены ею на русский язык».
В предисловии к сборнику переводов Инна Кашежева писала:
Два имени в соседстве
Соединятся пусть:
Стихи – живое сердце,
А перевод – их пульс.
Она перевела с кабардинского более двухсот стихотворений Анатолия Бицуева, более пятидесяти – Сафара Макитова и Бориса Кагермазова, переводила Зубера Тхагазитова, Умара Ногмова и Бориса Гедгафова.
Светлана Алхасова (научный сотрудник Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований Российской академии наук, доктор филологических наук) в книге «Становление и развитие художественного перевода в кабардинской литературе» отмечала, что во многом благодаря переводам Кашежевой «кабардинский читатель получил на русском языке произведения русской и мировой классики. Кабардинская литература становилась органической частью русской литературы». В 1973 году поэтесса получила Государственную премию Кабардино-Балкарской Республики.
Переводила Кашежева также с армянского и грузинского языков – стихи и поэмы Арташеса Погосяна, Ваагна Каренца и Мириана Мирнели. Есть у нее переводы румынских и болгарских поэтов.
В вышедшей в 1991 году в издательстве «Крокодил» книге Инны Кашежевой «Стихи от прекрасной дамы» есть раздел «Послания к друзьям»: к Андрею Дементьеву, Ларисе Васильевой, Валентину Никулину, Сергею Михалкову. Инна вообще много писала о поэтах – предшественниках, единомышленниках, друзьях: о Пушкине, Лермонтове, Волошине, Высоцком, об Олеге Дмитриеве, Юнне Мориц, Алиме Кешокове. О каждом – так, как, вероятно, хотела бы прочитать о себе:
Пусть друг меня памятью
лишь удостоит.
Пусть вспомнит...
А большего мне и не надо.
Начало перестройки совпало с личными трагедиями и потерями. Не стало родителей. В тяжелой автокатастрофе сломала ноги. Умерла близкая подруга, которую называла сестрой. В конце 1980-х Инна Кашежева сознательно отошла от литературной среды. И о смерти ее стало известно не сразу. Говорили: она не хотела, чтобы те, кого она любила, видели ее мертвой. «Но, кажется, – написал Аркадий Кайданов, – мне известна главная причина: как и обожаемый ею Александр Блок, она не смогла превозмочь отвращения к жизни, в которой не осталось места поэзии. В этой жизни не было места и ей самой…»
Инну Кашежеву похоронили на Хованском кладбище, рядом с родителями. На могиле установлен памятник работы скульптора Арсена Гушапши. А пять лет назад, к 75-летию поэтессы, приурочили открытие памятника его же авторства на улице Кабардинской в Нальчике. Из предложенных скульптором эскизов остановились на раскрытой книге из трех видов камня с профилем поэтессы на обложке и со стихотворением о Кабардинской улице на «страницах».
«Когда умирает поэт, остается вдова, – сказала как-то Кашежева подруге, поэтессе Тамаре Жирмунской. – Она, если баба стоящая, все написанное им соберет, постарается издать, выколотит из друзей воспоминания. Когда умирает поэтесса, муж, даже если он был, заниматься этим не будет. Поэтому надо писать о поэтессах».
Первый сборник стихов Инны Кашежевой «Вольный аул» (1962) вызвал большой отклик у читателей и у критиков. В 1963-м были статьи в «Литературной газете» и в журнале «Дружба народов», в «Кабардино-Балкарской правде»... В начале 70-х в книге «Певцы разных народов» последовал очерк о ней Камиля Султанова, рецензия Сергея Чупринина «Что приобретено?» на сборник «Кавказ надо мной» (1973) в «Литературной газете». Затем почти на десять лет наступило молчание. Лишь в 1983 году в газете «Кабардино-Балкарская правда» вышла статья Биясовой «Душа поэта: штрихи к портрету И. Кашежевой». И – вновь почти десятилетие тишины. К 50-летию со дня рождения поэтессы Борис Кагермазов написал в «Кабардино-Балкарской правде» статью «Явление в поэзии» (она была перепечатана еще через десять лет в той же газете). Тогда же опубликовал в газете «Советская молодежь» статью «Судьба поэта» Аркадий Кайданов.
Сегодня появляются публикации о ее творчестве, о вечерах, которые проходят в Нальчике, в Москве... В 2017 году в издательстве «Новый ключ» вышел сборник «Друзей моих ушедших имена», в нем – статья о ней друга-оруженосца (так она его некогда называла), писателя, литературоведа Алексея Корнеева и несколько стихотворений, среди которых – кажется, впервые – «Шахматная поэма». В Нальчике в 2008 году кандидат филологических наук Зухра Торогельдиева защитила диссертацию «Поэзия Инны Кашежевой: проблемы традиций, жанров, поэтики», которая вскоре стала книгой для учебных заведений.
К 80-летию поэтессы в Нальчике выпущен двухтомник, в котором собраны все ее опубликованные ранее произведения.
Но есть потеря – невосполнимая! После смерти Инны Иналовны исчез весь ее архив. Рукописи – не горят? В данном случае, боюсь, мы этого никогда не узнаем. Спасибо, что остались строки воспоминаний и интервью. Среди них: «Мою фамилию запомнить непросто. Но это не так уж и важно. Главное будет, если вам запомнятся мои стихи. ... > Я всегда верила в читателя. Он – главное действующее лицо моей жизни. И все, что адресовано ему, воспримет должно. Стихи тоскуют по тебе, читатель! А ты?»
комментарии(0)