Писатель-терапевт

Профессиональный врач и писатель Антон Чехов. Петр Нилус. Портрет А.П. Чехова. 1902. Государственный Литературный музей, Москва

Профессиональный врач и писатель Антон Павлович Чехов (1860–1904) был прежде всего художником слова и творчески развивался именно как художник – от карикатуры к портрету, натюрморту, пейзажу и далее, вплоть до панорамы. Что обеспечивало внутреннее движение в его произведениях от насмешки к диагнозу, от обличения к состраданию, от стандартного рецепта к совместному с конкретным собеседником поиску решения.

Внешне дистанцируясь от описываемой ситуации, Чехов не помогает читателю-пациенту, а помогает ему помочь самому себе. Стимулирует его способность вырабатывать собственное противоядие от социального или нравственного недуга.

Чтобы добиться этого, «болезнь» должна быть показана точно, комплексно, сбалансированно. Но технически неизбежная при этом отстраненность вовсе не подразумевает авторского равнодушия.

У Чехова в повествовании обычно присутствует некий узловой момент, определяющий самый краткий путь к решению проблемы или как минимум верную исходную точку для этого пути. В качестве примера здесь можно привести практически любое относительно позднее его произведение.

Вот рассказ доктора Чехова под названием «Доктор». Его сюжет прост, не лишен пикантности и отчасти даже забавен. Доктор Цветков не может допытаться у своей знакомой, матери мальчика Миши, он ли, Цветков, его настоящий отец. Потому что мать, Ольга Ивановна, ровно в том же уверяет «и Петрова, и адвоката Куровского», которые, как и Цветков, регулярно «выдают деньги на воспитание сына». Узловой момент здесь в том, что мальчик Миша смертельно и неизлечимо болен.

В этом году исполняется ровно 125 лет еще одному рассказу доктора Чехова о докторе – «Ионыч» (1898). Это одно из лучших произведений Чехова. И он пришел к нему не сразу. Например, «Рассказ госпожи NN», написанный 11 годами ранее, – почти тот же «Ионыч», только ведется он от лица почти что Котика.

Проблематика «Ионыча» на первый взгляд незатейлива: молодой доктор Дмитрий Ионович Старцев, попав в обычный губернский город, со временем перестал, по крайней мере внешне, видом и поведением, отличаться от заурядного – скучного, недалекого и т.д., провинциального обывателя.

Узловой момент «Ионыча» вынесен Чеховым, который, как и большинство его современников, был прекрасно знаком с библейскими текстами, в название рассказа.

Иона – древний пророк, который попытался обойтись без Бога. Когда Он послал его с проповедью покаяния в Ниневию – город, который по своим грехам был приговорен к уничтожению, Иона ослушался и двинулся по морю в другую сторону. Немедленно разыгралась такая буря, что даже корабельщики заподозрили неладное. Был брошен жребий – по чьим грехам это произошло. Он пал на Иону. Тот во всем признался и попросил выкинуть себя за борт. Буря сразу же стихла, а Иону проглотил кит, внутри которого пророк молился о спасении три дня и три ночи.

В результате помилованный Богом Иона все же отправился в Ниневию. Жители раскаялись, постились сорок дней, и город был спасен.

Важно, что «дьячковский сын» Старцев – не Иона, а Ионыч, наследник Ионы, Иона-2. Он тоже послан в страдающий (далеко не от одних физических болезней) город. И так же, как Иона, отказывается что-либо предпринимать.

Но если Иона одумался, вернулся к Богу и сделал что должен, то с Ионычем этого не происходит.

Он, с одной стороны, прекрасно понимает, с кем в лице губернских обывателей имеет дело, и не смешивается с ними. В том числе через женитьбу. Городу С. и здесь нечего ему предложить. Наивный Котик или умудренный Котик – разница, в общем, небольшая. Причем не в пользу «умудренного» Котика. Старцеву становится «неловко» за свою любовь как раз тогда, когда он смотрит на этого – уже повзрослевшего, с радостью готового принять его Котика, на Екатерину Ивановну Туркину. Но, к счастью, и Старцев повзрослел.

Поэтому, что бы ни говорили про «опустившегося» Ионыча многочисленные критики, он до самого конца держится от основной массы особняком. И «масса» это прекрасно чувствует, называя его «поляк надутый».

С другой стороны – всех других ориентиров, кроме обывательских, он сам себя лишил. Его душевные силы никакого развития не получают. Мы и покидаем главного героя в этом закукленном, автономном состоянии, как Иону в чреве кита. Иону, который не взмолился, а поселился в чреве кита. Расположился там со всеми удобствами – весьма показательно Чехов сравнивает Ионыча в последней стадии с «языческим богом».

«Ионыч» – рассказ о наследниках богоискателей, которые не хотели искать Бога. Ориентировались на человеческое, мирское. С ним и остались. За это и поплатились.

Потому что если вернувшийся к Богу Иона спасает множество людей, то сидящие «во чреве» Ионычи никого спасти уже не могут. Таким образом, рядовой губернский город, в широком смысле – вся дореволюционная Россия с ее устоявшимся бытом, обречен.

Чехов в «Ионыче» грустит главным образом не о талантливом, работящем и коммерчески успешном докторе. Как древний китайский мастер вырезал узорчатый шар внутри еще одного, большего, так история о Старцеве помещена в другую – о всех жителях неспасенного города. С «образцово-показательной», внешне благополучной, а по сути, уже приговоренной к уничтожению семьи Туркиных «Ионыч» начинается. На ней же заканчивается. Глава семьи, который «нисколько не изменился», утирая слезы, кричит:

«– Прощайте пожалуйста!»

А нам другого и не остается.