В силах преодолеть даже смерть

Труды Николая Федорова долгие годы были фактически под запретом. Леонид Пастернак. Портрет Н.Ф. Федорова. 1928. Из собрания Государственного  музея Л.Н. Толстого

Робкие шаги по снятию негласных запретов с имени и работ Федорова стали предприниматься лишь с конца 60-х годов прошлого века. Сначала появилась статья Дмитрия Ляликова об ученом в «Философской энциклопедии». А в 1977 году Владимиру Львову разрешили выпустить небольшую книжицу «Загадочный старик».

На этой волне группа московских интеллектуалов, объединившихся вокруг крупнейшего германиста и философа Арсения Гулыги, в середине 70-х поставила вопрос о необходимости возвращения наследия Федорова и издания его работ.

Особую активность проявила Светлана Семенова. В молодости она занималась французскими экзистенциалистами, изучала на языке оригинала Сартра и Камю, а на хлеб зарабатывала преподаванием иностранных языков в Литинституте. Но потом ее заинтриговала «Философия общего дела» Федорова. Семенова стала по крупицам собирать о нем материалы, а когда занятия со студентами начали этому мешать, то уволилась и полностью сосредоточилась на творчестве своего нового кумира. В 1980 году она сдала в издательство «Мысль» большой том с сочинениями Федорова, предпослав работам ученого свое фундаментальное предисловие и снабдив книгу обстоятельнейшими комментариями. При этом все в издательстве прекрасно знали, что подготовленная Семеновой рукопись получила одобрение в академическом Институте философии. Но в какой-то момент чиновники по отношению к молодой исследовательнице сменили доброжелательность на холодок.

Что же случилось? Ответ вскоре дали космонавт Виталий Севастьянов и Арсений Гулыга. 25 марта 1981 года они сообщили секретарю ЦК КПСС по пропаганде Михаилу Зимянину: «В издательство поступило указание Госкомиздата прекратить работу над этой книгой, достигшей стадии сверки, и рассыпать набор» (РГАНИ, ф. 100, оп. 5, д. 1349, л. 23).

Космонавт и ученый напомнили партийному идеологу, что за 20 лет существования серии «Философское наследие» вышли 82 тома, но только шесть книг были посвящены русским мыслителям. Получалось, что великая держава сама себя лишала возможности изучать и продвигать в мире труды отечественного исследователя планетарного масштаба.

А что пугало чиновников? Выдуманный мистицизм Федорова. Севастьянов и Гулыга попытались объяснить Зимянину, что Федоров не мракобес. Они писали: «За богословской терминологией у Федорова скрывается стихийно-материалистическое мировоззрение, вера в научно-технический прогресс, который, по его мнению, в силах преодолеть даже смерть» (РГАНИ, ф. 100, оп. 5, д. 1349, л. 23).

Что было поразительно? Официально имя и труды Федорова никто и никогда не запрещал. Даже подготовленный к выпуску в издательстве «Мысль» том ученого не сдавался в печать в тайне от властей или цензуры. Федоровский том стоял в плане серии «Философское наследие». И этот план своевременно был согласован с сектором философии отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС. А надо знать, кто тогда работал в указанном секторе и кто возглавлял отдел ЦК. Сектор состоял сплошь из ретроградов и ортодоксов, а отделом науки ЦК руководил имевший репутацию мракобеса Сергей Трапезников. Так вот, даже партийные церберы не возражали против публикации трудов Федорова. И это не все. Составленную и откомментированную Светланой Семеновой рукопись отрецензировал Леонид Голованов. А это был тоже не случайный в коридорах власти человек. Он занимал должность научного консультанта в главном теоретическом органе ЦК – журнале «Коммунист» (правда, в его биографии было одно темное пятнышко: после проведения научных чтений в память о Чижевском он поучаствовал в создании ассоциации прогнозистов, что не понравилось партийным надзирателям, и в 1972 году исключался из партии).

Севастьянов и Гулыга выяснили, что все претензии чиновников сводились к четырем абзацам (а рукопись состояла из 40 авторских листов). Первые два абзаца касались ислама, третий – русского народа и четвертый – евреев! Чиновники опасались, что кто-то мог эти абзацы неверно истолковать. Дабы избежать ненужных пересудов, редакторы на стадии верстки сделали в тексте купюры. Но кому-то этого показалось недостаточно.

Так кто же конкретно, зная всю кухню с подготовкой книги Федорова, тем не менее посмел приказать Госкомиздату прекратить работу по выпуску сочинений мыслителя? А это осталось тайной. Готовивший Севастьянову и Гулыге ответ первый заместитель председателя Госкомиздата СССР Ираклий Чхиквишвили, который любил представляться автором охранительного журнала «Молодая гвардия» как сторонник и покровитель русофилов, предпочел ограничиться общими рассуждениями. Мол, ведомство совершенно случайно узнало, что среди ученых существуют различные оценки наследия Федорова, и появилась необходимость в проведении консультаций со всевозможными институтами.

Чуть более конкретен оказался заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Владимир Севрук. 18 мая 1981 года он сообщил, что ЦК поручил Институту философии Академии наук подготовить рекомендации по отбору к публикациям трудов мыслителей и в случае получения соответствующих отзывов о работах Федорова изучить вопрос о внесении однотомника русского мыслителя в перспективный план серии «Философское наследие» на 1982–1990-е годы. Другими словами, Севастьянову и Гулыге руководство отдела пропаганды ЦК предложило набраться сил и потерпеть до 1990 года. Но ни космонавт, ни германист с этим не согласились. Они задействовали все свои связи – лишь бы Госкомиздат отменил запрет на выпуск сочинений Федорова.

Впрочем, чиновники тоже не захотели сдаваться. Они сделали запрос в Институт истории естествознания и техники Академии наук СССР. Почему именно в эту научную инстанцию, а, скажем, не на кафедру философии МГУ? Только потому, что чиновники были убеждены, что этот институт пришлет отрицательный отзыв. Но их расчет не оправдался. Пять сотрудников – профессор Борис Кузнецов, доктор наук Пиама Гайденко и кандидаты наук Анатолий Ахутин, Александр Огурцов и Вадим Рабинович, – не поставив в известность институтское начальство, письменно подтвердили, что Федорова давно уже следовало всего опубликовать. После этого Чхиквишвили дал издательству «Мысль» зеленую улицу.

Сочинения Федорова вышли летом 1982 года. Но книга сразу оказалась в центре скандала. На федоровский том в серии «Философское наследие» тут же обрушились ортодоксы как из Академии наук, так и из церковных кругов.

Особенно неистовствовал директор Института истории естествознания и техники Семен Микульинский. В декабрьском номере журнала «Вокруг философии» за 1982 год он поместил гневную статью «Так ли надо относиться к наследству?».

«Рецензия, – утверждал муж составительницы тома Семеновой Георгий Гачев, – написана в духе того нигилистического отношения к сложным явлениям культуры, которое уже не раз наносило нам вред (вспомним недопонимания Достоевского в 20–50-е годы, статью «Сумбур вместо музыки» о Шостаковиче и др.» (РГАНИ, ф. 100, оп. 2, д. 295, л. 90).

Гачев знал, о чем говорил. В свое время за поиски правды по ложному доносу был упрятан в лагеря его отец. И он боялся, как бы резко негативный отзыв Микульинского, имевшего статус член-корреспондента Академии наук СССР, не захлопнул все двери перед его женой – Светланой Семеновой. Предчувствия Гачева полностью сбылись. По требованию Микульинского в отделе науковедения Института истории естествознания и техники было срочно проведено открытое партийное собрание. На этом сборище начальство пропесочило не только защитников Семеновой. Досталось и Гачеву. В институте началась охота на ведьм. Там, как утверждал Гачев, сложилась «атмосфера страха и взаимной подозрительности» (РГАНИ, ф. 100, оп. 2, д. 295, л. 94).

21 января 1983 года Гачев от безысходности обратился с письмом к новому руководителю страны Юрию Андропову. Чуть позже еще одно письмо он направил заведующему отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС Сергею Трапезникову. Одновременно в адрес Трапезникова поступило заявление от ученого Валерия Борисова. Обвинив Микульинского в предвзятости и недобросовестности, Борисов попросил ЦК привлечь для осмысления вклада Федорова в мировую мысль докторов наук философа Леонида Когана и специалиста по поэту Некрасову Николая Скатова, писателя Владимира Чивилихина и космонавта Виталия Севастьянова.

Рассмотрением всех этих обращений занялся уже не Агитпроп ЦК, а отдел науки и учебных заведений ЦК. Заместитель Трапезникова Рудольф Яновский 28 февраля 1983 года доложил, что выходу тома с сочинениями Федорова предшествовало появление огромного числа статей. По мнению партаппаратчика, в этих публикациях содержались «незаслуженное восхваление, некритическая и непартийная оценка наследия Федорова» (РГАНИ, ф. 100, оп. 2, д. 295, л. 86). Яновский не скрывал своего возмущения. Он утверждал, что в публикациях «не был раскрыт и всячески затушевывался реакционный консервативный характер взглядов Федорова, место его учения в идейной борьбе в конце XX – начале XXI века» (РГАНИ, ф. 100, оп. 2, д. 295, л. 86). Как выяснил искушенный в интригах Яновский, Федоров в свое время утверждал, что социализм – это обман. А Семенова во вступительной статье эту федоровскую идею не развенчала, и, значит, она чуть ли не преступница. Что любопытно, сам Яновский позиционировал себя в первую очередь как философ. Он одно время занимался проблемами свободы личности. Но о какой свободе личности мог рассуждать этот партаппаратчик, если в наследии Федорова он усматривал угрозу для нашей страны! И этот деятель в 1983 году возглавил Академию общественных наук, которая должна была готовить кадры философов. Можно представить, каких недоучек он подготовил.

Отталкиваясь от заключения Яновского, новый председатель Госкомиздата СССР Борис Пастухов поспешил дать команду попридержать книгу Федорова в книготорговой сети. А позже он приказал большую часть тиража изъять из университетских центров и направить ее в отдаленные районы Сибири.

Как и предвидел Гачев, от его жены – Семеновой – стали шарахаться все издательства. В частности, в «Современнике» рассыпали набор написанной ею книги об идеях Федорова «В усилии к будущему времени…». Время великого русского мыслителя пришло позже. Только в 90-е годы прошлого века Семенова вместе с дочерью наконец смогла подготовить и издать первое научное собрание сочинений Федорова.