С командиром-хватом любо, братцы, жить!.. Борис Кустодиев. Атаман Платов. 1924. Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина |
Это тем удивительнее, что у трио это было, в общем-то, случайным кратким сотрудничеством, на троих они написали только пять песен, которые все «пошли в народ», став основой репертуара певцов-попрошаек в электричках, да и студенческих пирушек вплоть до 60-х годов. Можно сказать, что около 1950 года на друзей снизошло озарение, в последующем они более ничем не отличились. Впрочем, это типично для массовой культуры, вспомним судьбу «Битлз» после распада – создали ли его участники что-то равноценное в одиночку?
В известном смысле Высоцкий и прочие признанные барды вышли из «Батальонного разведчика» как русская проза из «Шинели» Гоголя. Но из кого вышел сам «Разведчик»? Родился ли он на пустом месте или стал чьим-то продолжением? Моя версия заключается в том, что как Вторая мировая война стала продолжением Первой мировой, так и песня о ней наследовала песне о ее предшественнице. Я разумею «Галицийские поля». О Первой мировой это лучшая песня. Конечно, содержательно она отличается кардинально от «Батальонного разведчика»: то – развернутое повествование, а это – краткая импрессионистская зарисовка. Напомню ее:
Брала русская бригада
Галицийские поля,
И достались мне в награду
Два кленовых костыля.
*
Из села мы трое вышли,
Трое первых на селе.
И остались в Перемышле
Двое гнить в сырой земле.
*
Я вернусь в село родное,
Дом срублю на стороне.
Ветер воет, ноги ноют,
Будто вновь они при мне.
*
Буду жить один на свете,
Всем не нужен, всем ничей.
Вы скажите, кто ответит
За погибших трех людей?..
Выразительность и лаконизм потрясающи, ничего лишнего, зато есть простор для дополнительного осмысления слушателем.
Перекличка двух песен налицо – костыли («Я понял, что многим могила/ Придет от мово костыля… Ее костылем я маненько побил») как ключевой предмет, безногость как главная характеристика героя, его неприкаянность. Одна песня продолжает другую, ветеран-инвалид «империалистической» войны реинкарнируется на Великой Отечественной.
Это и понятно, настоящая, любимая народом песня про войну не может быть иной, она всегда трагична. Вспомним песни про японскую войну: «На сопках Маньчжурии» с ее множеством вариантов текста, но совпадающих в могильном сне героев, или «Крейсер «Варяг». «Любо, братцы, любо», обобщающая песня XIX века, кстати, была изначально, «авторски», написана как залихватская и бодрая:
Молодцам-солдатам
Не о чем тужить!
С командиром-хватом
Любо, братцы, жить!
Но народ переделал ее в грустную и печальную, придав, так сказать, правды жизни.
СВО придает актуальности теме. Пока народом не сложено песен, которые облетели бы всю страну. Но это неудивительно – ни Афганистан, ни Чечня, ни Донбасс за восемь лет не дали ни одной общенародной песни, такой, чтобы ее знали все. Да, жанр «афганских песен» был, а той самой песни не имелось. Думаю, причина в эволюции культуры массового общества, она слишком дробится на массу непересекающихся субкультур. Например, сегодня невозможно представить среди подростков и молодежи чего-то подобного «фанатению» от рок-музыки, как в 70–80-е. Все расколоты на кружки по интересам.
И в завершение пара замечаний. Песни, бытующие изустно, имеют множество вариантов, порой сильно отходящих от оригинала. Тот же «Разведчик» искажается до невероятия, показывая, что исполнители понятия не имеют о реалиях того времени. С «Бригадой» получилось так же. Изначально костыли были «кленовые», что понятно и ложится в традицию: «сени новые, кленовые». Но сегодня костыли стали и «солдатскими» (а чем они отличаются от несолдатских?), а главное – «железными». Последнее вообще бессмыслица: во-первых, железные костыли будут неподъемными, во-вторых, дорогими. Это сегодня имеются полые алюминиевые костыли. Но в 1914–1918-м о них не могло идти речи.
Популярные песни проклятого прошлого не приветствовались после 1917 года, но потихоньку начали пробиваться с середины 30-х в кинематограф. Казачий «Черный ворон» появился в «Чапаеве», «Крутится-вертится шар голубой» – в трилогии о Максиме, а в «Пархоменко» в 1942-м реабилитировали «Любо, братцы», правда, вложив ее в уста отрицательного персонажа.
«Галицийским бригадам» ввиду отсутствия ярко выраженной позиции пришлось ждать более 40 лет. Ее спел Никулин в фильме «Молодо-зелено» 1962 года, причем, как он утверждает, по собственной инициативе. Потом ее повторили в «Приезжей» 1978 года и в «Акции» 1987-го. Но ни «Любо», ни «Бригады» на эстраду не пускали. А «Батальонный разведчик» оставался под полным запретом вплоть до перестройки. Это и понятно. Всеволод Кочетов объяснял это устами своего героя: «Сочинил ее, видимо, изрядный сукин сын. Я знаю ее тоже. Ее время от времени публикуют в эмигрантских газетках и журнальчиках. Мы не хотим, чтобы над тем, что совершил советский народ в годы Великой Отечественной войны, кто-нибудь смеялся. А это насмешка».
комментарии(0)