Письма Сталину с Дона

Шолохов еще и с перегибами боролся. Фото United Press International

«Наш уважаемый Михаил Александрович Шолохов весной 1933 года поднял свой голос протеста против того произвола, который творился в то время на Дону. Недавно в архивах были обнаружены два письма Михаила Александровича Шолохова Сталину и телеграммы Сталина на эти письма».

Правда, Хрущев не уточнил, в каком архиве хранилась переписка писателя с вождем, и не сказал, о чем конкретно в этой переписке шла речь. А большая часть этих документов лежала в архиве Общего отдела ЦК КПСС, к которому историков и близко не подпускали.

Письма Шолохова Сталину от 4 и 16 апреля 1933 года впервые были обнародованы уже в начале 90-х годов (руку к этому приложил бывший сотрудник ЦК Юрий Мурин). Сейчас они хорошо известны. Писатель сообщал вождю о преступлениях партаппаратчиков, которые были совершены на его родине в конце 1932 – начале 1933 года во время хлебозаготовок.

Всем известен теперь и ответ Сталина. Вождь 6 мая 1933 года сообщил Шолохову: «Оба Ваших письма получены, как Вам известно. Помощь, которую требовали, оказали уже». Сталин проинформировал писателя, что в Вешенский район для разбора ситуации будет отправлен Матвей Шкирятов из Комиссии партийного контроля. Но при этом вождь попенял Шолохову за однобокость в подаче материалов.

А что было дальше? Об этом биографы Шолохова сообщали очень скупо. Видимо, из-за отсутствия правдивой информации. А с другой стороны, где ее, эту информацию, было взять? Мурин, когда в начале 90-х годов готовил к печати переписку Шолохова с властями, обронил, что какие-то материалы он обнаружил в фонде Сталина, а копия одного из писем вождя писателю попала в 61-ю опись 3-го фонда Политбюро ЦК КПСС, которая на тот момент хранилась в архиве президента России.

Позже выяснилось, что с середины 90-х годов многие папки с делами Политбюро стали передаваться в Российский государственный архив новейшей истории. В этом архиве со временем оказалась и 61-я опись. Но ее рассекретили лишь в 2020 году, а исследователям стали выдавать и того позже – в 2022 году. Я нашел дело № 549, на которое ссылался Мурин. Но в нем никаких копий письма Сталина не оказалось. Видимо, ее давно из этого дела изъяли. Но мне попались другие материалы, из которых стали ясны подробности хода проверки обращения Шолохова Сталину (…).

Пока не удалось выяснить, нашел ли вождь хотя бы пять минут для короткой беседы с партийным контролером. Точно известно только одно – что до станицы Вешенской Шкирятов добрался 10 мая. А накануне, 9 мая суд на скорую руку рассмотрел дела ряда бывших уполномоченных по хлебозаготовкам и квалифицировал их действия как «политический бандитизм». Одного из подсудимых, Андрея Пашинского, суд приговорил к расстрелу, другим, в частности Василию Чуприну и девяти его коллегам, дал по 10 лет, еще шести человекам – по пять лет и двум – по полтора года заключения. В приговоре было сказано:

«По делу установлено, что осужденные, будучи направлены районными организациями во главе с Пашинским для усиления работы по хлебозаготовкам в 3 сельсоветах Вешенского района, в борьбе против саботажа, организованного кулачеством, не только стали на путь исключительного применения репрессивных мер, но вышли далеко за пределы законно допустимых форм репрессий, совершив при этом ряд насилий и бесчинств».

Итак: Шкирятов прибыл в Вешенскую 10 мая.

«Проверку, – доложил он потом Сталину, – начал с выезда в сельсовет и колхозы для опроса потерпевших».

Шкирятов переговорил с 35 жителями Вешенской и других станиц. Он установил:

«Расследование целиком подтвердило факты, изложенные в письме т. Шолохова».

Шкирятов подтвердил: перегибы в ходе хлебозаготовок в конце 1932 – начале 1932 года в Вешенской имели место.

«К колхозникам, – констатировал он, – широко применялась такая недопустимая, возмутительная форма репрессий, как незаконное выселение из домов без суда и органов ГГУ, – по усмотрению любого из участников агитколонн и бригад по хлебозаготовке. Выселяли в зимнее время и взрослых и детей».

Как установил Шкирятов, только в шести колхозах подобным образом незаконным и жестоким выселениям подверглись члены не менее 60 хозяйств. А вообще, по его словам, «количество арестов не поддается учету» (…).

По возвращении в Москву Шкирятов вновь обратился к вождю. 23 мая 1933 он от руки написал:

«т. Сталин, посылаю вам записку и предложения о перегибах в Вешенском районе. Я приехал из района 23 . Позвонил т. Поскребышеву, чтобы вам рассказать о своей работе. Но вас это время не было. Поспешил выехать в Ленинград, чтобы принять участие в подготовке к чистке, а то Москва обгоняет. Еще написал вам маленькую записочку о районе.

С ком. приветом Шкирятов».

В первой «записочке» – а она заняла 19 машинописных страниц – Шкирятов изложил материалы проведенного им во исполнение постановления Политбюро партийного расследования в Вешенском районе. Вторая «записочка» Сталину – на семи машинописных страницах – содержала личные впечатления эмиссара Сталина. В предисловии к ней Шкирятов сообщил:

«При выполнении данного мне поручения по письму т. Шолохова в Вешенском районе я побывал в ряде сельсоветов, колхозов, а также на поле в отдельных бригадах. То, что я там видел, и хочу сообщить Вам , т. Сталин».

Последнее предложение в оригинале подчеркнуто карандашом. Видимо, это сделал непосредственно Сталин.

И что же увидел Шкирятов в мае 1933 года в Вешенской?

Первое. Ему не понравились темпы посевной кампании. Несмотря на то что почти все колхозники целыми днями пропадали в поле, все шло к тому, что район с планом по севу не справлялся. Причина: «…ранний сев проводился по зяби и часто по пару, когда было еще недостаточно влаги».

Второе. Шкирятов напомнил, что государство после письма Шолохова Сталину оказало Вешенскому району немалую помощь. Но его удивило, что районная газета «Большевистский Дон» об этом своих читателей так и не проинформировала.

Третье. Назначенные районными организациями уполномоченные для контроля за ходом весеннего сева очень редко появлялись в поле. А уполномоченный края – заворготделом крайкома партии Филов за все время посетил Вешенский район лишь три раза, но так и не побывал ни на одном заседании бюро райкома партии.

Четвертое. В Вешенской Шкирятов узнал, что во время хлебозаготовки у колхозников массово забрали коров. Партийный следователь пришел к выводу, что следовало бы весь скот людям вернуть. Он подчеркнул, что с этим его предложением согласились руководители Вешенского района и Северо-Кавказского края.

Пятое. В Вешенской не оказалось даже маленькой чайной для местных жителей.

«Бросается в глаза, – писал Шкирятов Сталину, – что тамошний райком и РИК совершенно не заботятся о самых простых удобствах для населения».

И самое главное впечатление. В Лебяжьем колхозе Шкирятов столкнулся с большой толпой колхозников, которую только что освободили из-под ареста. Люди просидели в каталажках без каких-либо удобств девять суток. А кто их взял под стражу? Помощник районного прокурора по фамилии Балабин, который в своей должности находился лишь несколько дней и в обстановке еще не разобрался. Как выяснилось, помощника прокурора настропалил арестовать колхозников практикант оперативного сектора из Шахтинской группы ОГПУ Ефимов. При этом сельсовет и правление колхоза все девять суток выжидали и никуда не обращались за помощью и не просили отпустить незаконно посаженных людей.

Поразительна реакция на эти записки Шкирятова кремлевского руководства. На одной из них осталась помета председателя Совнаркома. Приведу ее полностью: «Читал. Предложение г. Шкирятова (о коровах), по-моему, приемлемо. Молотов».

Но ведь Шкирятов поднимал не только вопрос об отобранных в ходе хлебозаготовок у колхозников коровах. Он внес целый пакет из 15 предложений. Партийный следователь просил исключить из партии целую группу партработников Дона и снять с работы многих чиновников. В частности, Шкирятов указывал на неправильное поведение директора завода «Красный Аксай» Шарапова, который, будучи уполномоченным крайкома партии, во время хлебозаготовок присвоил себе шубу из имущества раскулаченных людей. Впрочем, вопрос о забранных у колхозников коровах тоже имел для Вешенского района большое значение. И Молотов тут зря хохмил. От этих коров зависело, могли ли выжить целые семьи.

Еще два слова о пакете предложений эмиссара Политбюро. Отдельным пунктов Шкирятов записал: «15. Отметить, что т. Шолохов правильно информировал о перегибах в Вешенском районе в своем письме в ЦК ВКП(б), чем способствовал принятию мер борьбы с этими перегибами».

Дальше возникал вопрос. Смотрите: Сталин получил записки Шкирятова в конце мая 1933 года, а их обсуждение провел лишь через полтора месяца. Почему? Ему еще что-то оставалось неясным? Или возникли более срочные дела? Это пока выяснить не удалось.

Разбор полетов Сталин провел лишь 2 июля 1933 года – в присутствии Молотова, Кагановича и Ворошилова. А через день – 4 июля – Политбюро опросом приняло постановление «О Вешенском районе». В документе говорилось:

«Заслушав сообщение г. Шкирятова о перегибах в Вешенском районе в связи с хлебозаготовками и опросив т.т. Зимина (второй секретарь крайкома), Овчинникова (уполномоченный крайкома в Вешенском районе), Плоткина (районный работник), Пашинского (районный работник) и Шолохова (свидетель), ЦК ВКП (б) находит, что главная ответственность за перегибы, а именно – за массовое изгнание колхозников из домов и запрещение другим колхозникам приютить на ночь изгнанных на улицу колхозников, – падает на крайком…»

Однако от многих жестких мер, которые предлагал Шкирятов, Кремль отказался. Смотрите: уже 7 июля (то есть через три дня после принятия постановления Партбюро) судебно-кассационная коллегия Верховного суда РСФСР отменила смертный приговор Пашинскому, посчитав, что тот прямого участия в бесчинствах в Вешенской не принимал. Переквалифицировала коллегия и действия всех других бывших уполномоченных по хлебозаготовкам. Всем им дали сроки условно и всех выпустили на свободу.

Политбюро, а вслед за ним и крайком партии ограничились тем, что сняли ряд работников и многим виновным раздали по выговорам. В частности, Москва уволила второго секретаря крайкома Зимина. А 11 июля Северо-Кавказский крайком снял Кузнецова, рекомендовав вместо него вернуть в Вешенскую Петра Лугового. Тот одно время уже секретарствовал в Вешенском райкоме, но потом его перевели парторгом в Кропоткин на одно из предприятий Кавказской железной дороги. Власть посчитала, что Луговой, не успевший забыть особенности Вешенской, мог бы быстрей вернуть казачьи станицы в нормальное русло жизни.

Но на этом история с перегибами в Вешенском районе не закончилась. Вновь ситуация в родных краях Шолохова резко обострилась в 1937 году. Не случайно в центральном партаппарате тогда появилась нужда заново исследовать материалы четырехлетней давности. Подтверждение тому – пометы на первых листочках двух записок Шкирятова: «Послана копия т. Яковлеву. 23.II.37 г.». А Яковлев тогда возглавлял в ЦК партии сельхозотдел. Впрочем, это уже другая история.