Мастер и Маргарита мертвы

Миллионы поклонников не одно десятилетие ожидают достойного киновоплощения великой книги. Кадр из фильма «Воланд». 2022

Наверное, нет в России романа более любимого, почитаемого как некий священный текст и цитируемого едва ли не наравне с Библией, чем роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Стоит ли удивляться, что миллионы поклонников не одно десятилетие ожидают достойного киновоплощения великой книги. Удивительно другое: несмотря на всеобщий интерес к теме, на невероятно расширившиеся возможности компьютерной графики, ничего вразумительного соорудить покамест никому не удается. Хотя и у сериала Владимира Бортко, и даже у фильма Юрия Кары находятся защитники, признать эти попытки удовлетворительными все же нельзя. Неужто и впрямь дьявольские козни мешают режиссерам создать нечто сопоставимое с первоисточником? Или дело в самом тексте?

Вероятно, первым, кто пытался критически взглянуть на булгаковский роман, был Константин Симонов. В предисловии к публикации в журнале «Москва» в 1966 году советский классик сначала говорит о завершенности романа и тут же – о его недоработанности. Мол, проживи Булгаков еще, тогда, «может быть, в романе были бы исправлены некоторые несовершенства, может быть, было бы додумано что-то, еще не до конца додуманное, или вычеркнуто что-то из того, что несет на себе сейчас печать неумеренной, избыточной щедрости фантазии».

Остается только гадать, что имел в виду Симонов. Впрочем, ничего конкретного он мог и не иметь. Возможно даже, что туманными намеками просто оставлял задел для критики романа с позиций соцреализма и одновременно изящно выводил самого себя из-под этой критики. Мол, все увидел, все заметил, но не посчитал нужным опускаться в высоты орлиного полета до мелочного разбора. А вы, ребята, дербаньте.

Но ведь роман и впрямь есть за что покритиковать.

Это и язык, местами довольно топорный. Так, в главе «Полет» читаем: «Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов, автобусов и легковых машин, а по тротуарам, как казалось сверху Маргарите, плыли реки кепок». Почему два раза «плыли»? Неужели насколько беден русский язык? Почему о реках кепок нельзя было написать, что они «текли»? Ведь если уж на то пошло, реки вообще-то и не могут плыть, они именно текут. Сомневаетесь? «Из далека долго плывет река Волга». Ну как, нормально?

А двумя строчками ниже: «Она пересекла Арбат, поднялась повыше, к четвертым этажам, и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра проплыла в узкий переулок с высокими домами». Опять это назойливое «плаванье»!

Мелочи, скажете? Соглашусь. Да, смертельно больному писателю было не наведения «хрестоматийного глянца». Тем поразительнее, что в последние месяцы и недели жизни Булгаков продолжал с нечеловеческой волей работать над романом. Даже утратив возможность диктовать, он еще пытался вносить правку в текст!

Процитированный отрывок я привел лишь в качестве затравки. Но есть в «Мастере и Маргарите» одно место, исправить которое автору было бы затруднительно и в его лучшей форме. К этому эпизоду, а вовсе не к антисоветчине и чертовщине вполне приложимы слова Симонова о «неумеренной, избыточной щедрости фантазии».

Обратимся к главе тридцатой – «Пора! Пора!».

В арбатском подвальчике, куда после ночного бала у сатаны вернулись главные герои, их навещает демон Азазелло. Он предлагает принять участие в «небольшой прогулке» и угощает подарком Воланда – фалернским вином.

«Все трое приложились к стаканам и сделали по большому глотку. Тотчас предгрозовой свет начал гаснуть в глазах у мастера, дыхание его перехватило, он почувствовал, что настает конец. Он еще видел, как смертельно побледневшая Маргарита, беспомощно простирая к нему руки, роняет голову на стол, а потом сползает на пол.

– Отравитель, – успел еще крикнуть мастер. Он хотел схватить нож со стола, чтобы ударить Азазелло им, но рука его беспомощно соскользнула со скатерти, все окружавшее мастера в подвале окрасилось в черный цвет, а потом и вовсе пропало. Он упал навзничь и, падая, рассек себе кожу на виске об угол доски бюро».

Тут-то, кажется, и следовало бы окончиться повествованию, ведь общение с нечистой силой до добра не доводит.

Однако автор продолжает:

«Когда отравленные затихли, Азазелло начал действовать. Первым долгом он бросился в окно и через несколько мгновений был в особняке, в котором жила Маргарита Николаевна. Всегда точный и аккуратный Азазелло хотел проверить, все ли исполнено, как нужно. И все оказалось в полном порядке. Азазелло видел, как мрачная, дожидающаяся возвращения мужа женщина вышла из своей спальни, внезапно побледнела, схватилась за сердце и, крикнув беспомощно:

– Наташа! Кто-нибудь… ко мне! – упала на пол в гостиной, не дойдя до кабинета.

– Все в порядке, – сказал Азазелло».

О, если бы!

Итак, получается, что в какой-то параллельной реальности не было ни встречи Маргариты с Азазелло в Александровском саду, ни мазания волшебным кремом, ни полетов с горничной Наташей, ни битья стекол в писательском доме, ни бальных ухищрений Бегемота, ни, собственно, самого бала в квартире номер 50. Между прочим, и пресловутый барон Майгель никуда не ходил и, следовательно, остался жив.

Что ж, интересный ход. Хорошо. Но как эти параллельные реальности ведут себя дальше? А дальше они пересекаются!

Убиенные, но воскрешенные или, по выражению Азазелло, прозревшие мастер и Маргарита отправляются в дорогу к вечному приюту. По пути они заворачивают в психиатрическую лечебницу, где томится бедный поэт, и после короткого разговора, во время которого мастер с бухты-барахты нарекает Ивана Бездомного своим учеником, присоединяются к ожидающей их сатанинской кавалькаде. А в больнице между тем происходит другое немаловажное событие: в соседней 118-й палате умирает ночной собеседник Ивана.

«– Скончался сосед ваш сейчас, – прошептала Прасковья Федоровна, не будучи в силах свою правдивость и доброту, и испуганно поглядела на Иванушку, вся одевшись светом молнии. Но с Иванушкой ничего не произошло страшного. Он только многозначительно поднял палец и сказал:

– Я так и знал! Я уверяю вас, Прасковья Федоровна, что сейчас в городе еще скончался один человек. Я даже знаю, кто, – тут Иванушка таинственно улыбнулся, – это женщина».

Увы! Это шизофрения, как и было сказано.

Оказывается, раздвоение сюжета в романе начинается эпизодом встречи Маргариты с Азазелло в Александровском саду. Дальше повествование движется вроде бы последовательно до отравления в подвальчике, а затем параллельная линия обнаруживает себя в момент смерти ни о чем не подозревающей Маргариты в ее особняке, и обе линии соединяются, противореча друг другу и нарушая весь строй романа, буквально взрывая его изнутри.

Ведь в той реальности, где Маргарита и мастер умерли каждый по отдельности, никакого бала у сатаны не было, а значит, горничная Наташа не стала ведьмой, ее неудачливый обожатель Николай Иванович не превращался в борова, коварный Алоизий Могарыч преспокойно обитает в подвальчике и т.д.

Однако в главе 27, то есть еще до эпизода с отравлением, и в эпилоге романа эти персонажи так или иначе упомянуты в числе пострадавших от воландовской шайки.

«Опомнившись, примерно через сутки после визита к Воланду, в поезде, где-то под Вяткой, Алоизий убедился в том, что, уехав в помрачении ума зачем-то из Москвы, он забыл надеть брюки, но зато непонятно для чего украл совсем ненужную ему книгу застройщика».

Николай Иванович еще в 27-й главе, будучи арестован, предъявляет следствию выданное Бегемотом шутовское удостоверение. А самое главное – благодаря его показаниям выясняется, что некие Маргарита Николаевна и Наташа исчезли без всякого следа. Предпринимается их розыск. Вот его неутешительный итог:

«Основываясь на нелепых и путаных показаниях Николая Ивановича и приняв во внимание странную и безумную записку Маргариты Николаевны, оставленную мужу, записку, в которой она пишет, что уходит в ведьмы, учтя то обстоятельство, что Наташа исчезла, оставив все свои носильные вещи на месте, – следствие пришло к заключению, что и хозяйка, и ее домработница были загипнотизированы, подобно многим другим, и в таком виде похищены бандой. Возникла и, вероятно, совершенно правильная мысль, что преступников привлекла красота обеих женщин».

И буквально в следующем абзаце автор окончательно смешивает все карты в романе:

«Но вот что осталось совершенно неясным для следствия – это побуждение, заставившее шайку похитить душевнобольного, именующего себя мастером, из психиатрической клиники. Этого установить не удалось, как не удалось добыть и фамилию похищенного больного. Так и сгинул он навсегда под мертвой кличкой: «Номер 118-й из первого корпуса».

Не буду придираться к тому, что установить фамилию следствию было достаточно просто, ибо мастер нехило так засветился, опубликовав «большой отрывок» из скандального романа о Понтии Пилате (даже балбес Иванушка пытается, хоть и безуспешно, вспомнить его фамилию). Абсурден весь процитированный абзац, ведь получается, что сосед Иванушки все-таки не скончался мирно в своей палате, огорчив добрую нянечку Прасковью Федоровну, а исчез у нее из-под носа в неизвестном направлении. Непонятно почему вообще следствие заинтересовалось его персоной, так как никто не видел его рядом с Воландом и ничего не знал о его связи с Маргаритой, кроме Бездомного, Алоизия и Наташи, из которых первые два держали язык за зубами, а последняя отправилась с бала прямиком в преисподнюю.

Подытожим. Да, роман Булгакова – великое произведение. Но произведение, оставшееся, к сожалению, незавершенным. Восхищение им не должно ослеплять, особенно когда речь идет о сценическом или экранном его воплощении. Если режиссеры и сценаристы будут и дальше пытаться бездумно визуализировать текст, игнорируя нестыковки сюжета, это без всякой черной магии приведет лишь к продолжению цепи неудач, и без того уже длинной. Но возможно ли вообще свести концы с концами там, где и сам автор не справился?

Поживем – увидим.