Чет или нечет?

Для детектива главное не эстетика, а логика. Сергей Юрский в роли сыщика Огюста Дюпена. Кадр из телеспектакля «Старинный детектив» по мотивам рассказов Эдгара По и Чарльза Диккенса. 1982

Оговорюсь сразу: перед нами шедевр. Трилогия о парижском сыщике-любителе Огюсте Дюпене всемирно признана в качестве эталона детективной литературы, а завершающий ее рассказ «Похищенное письмо» – своего рода вишенка на торте и в отличие, скажем, от порядком затянутой «Тайны Мари Роже» его художественные достоинства неоспоримы. Но – только художественные. Хотя самому автору в его произведении нравилось все. Так, в письме поэту Джеймсу Лоуэллу Эдгар По именовал эту свою вещь «лучшим из того, что написал в духе «логических умозаключений». И если относительно сугубо эстетической стороны По не ошибся, то с логическими умозаключениями, неспроста взятыми им в кавычки, все в данном случае обстоит далеко не безоблачно. Выражусь жестче: внимательному взгляду в «Похищенном письме» откроется собрание нелепиц, замаскированных динамичным сюжетом. С сюжета и начнем.

Итак, префект парижской полиции обращается к Огюсту Дюпену за помощью в запутанном деле. У некой высокопоставленной особы (читай, у королевы) похищено компрометирующее эту особу письмо. Похититель – министр Д. – уже в течение длительного времени шантажирует свою жертву. При этом он умудрился так надежно спрятать украденный документ, что самые тщательные обыски, тайком ведущиеся полицией в его особняке, ни к чему не приводят. Позднее мы узнаем, что министр ничего, по существу, и не прятал, он просто вывернул конверт наизнанку, снабдил другим адресом и с нарочитой небрежностью засунул в сумку для визитных карточек, свисавшую с каминной полки.

Видимо, идея с вывернутым конвертом казалась По чрезвычайно хитроумной и почти беспроигрышной. Но сработала бы она, случись все на самом деле? Вот как описывает префект свои методы розыска: «Я осмотрел здание сверху донизу, комнату за комнатой, посвящая каждой все ночи целой недели. Начинали мы с мебели. Мы открывали все ящики до единого, а вы, я полагаю, знаете, что для опытного полицейского агента никаких «потайных» ящиков не существует. Только болван, ведя подобный обыск, умудрится пропустить «потайной» ящик. Это же так просто! Каждое бюро имеет такие-то размеры – занимает такое-то пространство. А линейки у нас точные. Мы заметим разницу даже в пятисотую долю дюйма. После бюро мы брались за стулья. Сиденья мы прокалывали длинными тонкими иглами – вы ведь видели, как я ими пользовался. Со столов мы снимали столешницы». Уже впечатляет, но это далеко не все. Например, при помощи сильной лупы были исследованы «места соединений всей мебели Д.», «каждый дюйм по всему особняку, а также стены двух примыкающих к нему домов», даже мох на вымощенном кирпичом дворе. Безрезультатно. Что, мягко говоря, странно, если верить следующему пассажу префекта: «Мы заглянули во все пакеты и свертки, мы не только открыли каждую книгу, но и пролистали их все до единой, а не просто встряхнули, как делают некоторые наши полицейские».

Автор скрупулезно перечисляет устами префекта всевозможные способы розыска и даже признает в лице Дюпена их исключительную эффективность: «Да, – сказал Дюпен. – Принятые им меры были не только наилучшими в своем роде, но и приводились в исполнение самым безупречным образом».

Невозможно не согласиться. Более того, нет ни малейшего сомнения в том, что в действительности искомое письмо было бы обнаружено практически сразу. Почему? Да потому что как раз конверт, где бы он ни находился, привлек бы внимание префекта с его агентами в первую очередь. Допустим, они не догадались бы по внешнему виду конверта о его содержимом, но уж точно заглянули бы во все пакеты и свертки, иными словами, проверили бы все то – без исключения, – что можно использовать в качестве таковых!

Не буду долго задерживаться на эпизоде, так сказать, похищения похищенного, когда Дюпен ловко подменяет письмо в сумочке для визиток. Здесь интересен не сам трюк с отвлечением внимания, а сущая вроде бы мелочь – то, как запросто наш герой и хитровыделанный министр общаются друг с другом. Дюпен говорит, что «во время прогулки заглянул к Д.». Уходя, он забывает табакерку и на следующее утро возвращается за ней, чтобы «с большим увлечением» возобновить прерванную накануне беседу. А буквально на следующей странице нам сообщают, что между Дюпеном и Д., оказывается, существует старинная неприязнь. И это еще мягко сказано. «Давным-давно в Вене Д. однажды поступил со мной очень скверно, и я тогда сказал ему – без всякой злобы, – что я этого не забуду». Странные, не правда ли, у них взаимоотношения?

Но обратимся поскорее к тому, что смутило меня еще в детстве, при первом чтении «Похищенного письма». Речь идет о примере, который приводит Дюпен в качестве иллюстрации своего якобы безотказного метода «логических умозаключений». «Мне знаком восьмилетний мальчуган, чья способность верно угадывать в игре «чет и нечет» снискала ему всеобщее восхищение. Это очень простая игра: один из играющих зажимает в кулаке несколько камешков и спрашивает у другого, четное ли их количество он держит или нечетное. Если второй играющий угадает правильно, то он выигрывает камешек, если же неправильно, то проигрывает камешек. Мальчик, о котором я упомянул, обыграл всех своих школьных товарищей. Разумеется, он строил свои догадки на каких-то принципах, и эти последние заключались лишь в том, что он внимательно следил за своим противником и правильно оценивал степень его хитрости. Например, его заведомо глупый противник поднимает кулак и опрашивает: «Чет или нечет?» Наш школьник отвечает «нечет» и проигрывает. Однако в следующей попытке он выигрывает, потому что говорит себе: «Этот дурак взял в прошлый раз четное количество камешков и, конечно, думает, что отлично схитрит, если теперь возьмет нечетное количество. Поэтому я опять скажу – «нечет!» Он говорит «нечет!» и выигрывает. С противником чуть поумнее он рассуждал бы так: «Этот мальчик заметил, что я сейчас сказал «нечет», и теперь он сначала захочет изменить четное число камешков на нечетное, но тут же спохватится, что это слишком просто, и оставит их количество прежним. Поэтому я скажу – «чет!» Он говорит «чет!» и выигрывает. Вот ход логических рассуждений маленького мальчика, которого его товарищи окрестили «счастливчиком».

Не припомню, доводилось ли мне когда-нибудь играть в «чет и нечет», но уж точно никогда не бывал я в интернате для умственно отсталых, где только и возможно, пожалуй, выигрывать камешки, руководствуясь вышеописанными принципами.

Помилуйте, разве нормальные восьмилетние дети в умственном отношении не выше питекантропов? А как же иначе расценить мыслительные способности субстанции, чей разум раскачивается подобно маятнику, автоматически меняя «чет» на «нечет». Даже не блещущий умом поступит так, как в рассказе у По это сделал противник чуть поумнее, то есть, захотев поначалу изменить четное число камешков на нечетное, спохватится и оставит их количество прежним. Не верите? Проверьте. С более умным соперником рассуждения «счастливчика» были бы иными: «Этот мальчик заметил, что я сейчас сказал «нечет», и теперь, возможно, он сначала захочет изменить четное число камешков на нечетное, но тут же спохватится и сначала даже решит оставить их количество прежним. Однако он не так глуп и должен понимать, что играет не в одиночку, что я в этот момент пытаюсь отгадать его мысли. Поэтому он решит запутать меня, поступив так, как поступил бы на его месте только полный дурак, и поменяет количество камешков. Поэтому-то я и скажу – «нечет!».

Не умаляя других достоинств любимого писателя моего детства, вынужден заметить в заключение, что по части логики Эдгар По все же несколько переоценил себя.