Пушкин был Рюриковичем

Александр Сергеевич с удовольствием писал о своей родословной и стихами, и прозой.  Константин Сомов. Портрет Пушкина. 1899. Государственный музей А.С. Пушкина

Возражать этим образованным людям просто неловко, но все-таки Пушкин был не русскоязычным, а великим русским поэтом. Эта «трихина» (словцо Достоевского) живет у нас в обществе с 1990-х годов, когда выводили из употребления слово «русский». Об этом написал в своей предсмертной статье Владимир Яковлевич Лакшин – «Россия и русские на своих похоронах» («Независимая газета», 1993, 27 марта). Тогда русских объявили несуществующим народом, предрекая ему скорый распад на племена. Пушкин был исключительно африканцем, Лермонтов шотландцем и т.д. Ну а если уж и спустя 30 лет мы продолжаем говорить об «африканском» поэте, то давайте посчитаем, сколько в Пушкине было «африканской» крови. Итак, обратимся к его прадеду – Абраму Петровичу Ганнибалу, крестнику и любимцу Петра I. Он родился в Эфиопии (1696–1781) и семилетним мальчиком был увезен из отцовского дома в Турцию, в сераль, где воспитывались и обучались пажи султана. По сговору с визирем троих увезли в Москву, смышленых и толковых «арапчат». Мальчик стал любимцем Петра I и сопровождал его всюду – и в Полтавской битве, в Прутском походе, в Гангуте. Через несколько лет царь оставил его в Париже учиться точным наукам, и тот вернулся в Россию спустя пять лет капитаном французской армии. После годового испытания он вновь секретарь Петра и хранитель чертежей при нем. Строил корабельные доки для ремонта судов в Кронштадте, крепостные укрепления в Риге. «Возрос усерден, неподкупен,/ Царю наперсник, а не раб».

После смерти царя обучал его внука, Петра II, сына царевича Алексея, геометрии и фортификации, составил учебник. Абрам Петрович был первым инженером в стране. Меньшиков сослал его в Сибирь построить Селенгинскую крепость под Иркутском, где он впервые назван «поручик Абрам Петров, араб Ганнибал». Пушкин писал в Михайловском: «Петра питомец…/ Скрывался прадед мой Арап…» Вернувшись из Сибири, в Ревеле он женился в 40 лет на полунемке-полушведке Христине Матвеевне Шёберг, не разведясь с первой женой – гречанкой. За это Ганнибал имел многолетние неприятности, и их брак был признан лишь спустя долгие годы. Императрица Елизавета Петровна возвела любимца отца в генерал-майоры, назначила обер-комендантом Ревеля и пожаловала землю в Псковской губернии. Ганнибал выполнял и ее секретные поручения, определяя места строительства крепостей на границе со Швецией. Затем было звание полного генерала, жизнь в столице, назначение начальником Ладожского канала и Кронштадтских укреплений. Внук Петра Первого, Петр III, отправил его в отставку, хотя он был главный инженер Российской империи. Супруги Ганнибал имели трех дочерей и четырех сыновей. Однако вернемся к «африканству». Сын Абрама Петровича Иосиф (Осип), как и его братья и сестры, имел половину африканской крови и женился на Марии Алексеевне Пушкиной (именно так!) из древнего рода Пушкиных, сильно пострадавшего при Иване Грозном и при Петре I. У них родилась дочь Надежда Осиповна, у которой была уже четверть африканской крови. Надежда Осиповна Ганнибал вышла замуж за своего троюродного дядю Сергея Львовича Пушкина. Это родители поэта. Таким образом, в Александре Сергеевиче всего лишь одна восьмая африканской крови. Так произошло двойное слияние двух родов – Пушкиных и Ганнибалов, через отца и дочь. И что – эта восьмушка заставила бы Пушкина стать африканским поэтом? Если бы не «крепостная Россия»? А откуда у него такая страстная любовь к русскому народу с его обычаями? Русской природе? Русской истории с «любовью к отеческим гробам»? «Борис Годунов» и «Медный всадник»? «Пиковая дама» и «Полтава»? «Дубровский» и «Капитанская дочка»? «История Петра Первого» и «История пугачевского бунта»? Это все корневые точки. Пушкин был не только историческим писателем, но и историком-исследователем. Это тоже от няни Арины Родионовны? Может быть, пора отказаться от этого долговечного и замшелого мифа? Толща его непробиваема. Мы часто любим равняться на Европу. Заглянем и туда. Почему-то никто во Франции – следовательно, и во всем мире! – не вспоминает, что родная бабка (не прадед!) у знаменитого романиста Александра Дюма была рабыней на острове Гаити. Дед его, французский офицер, выкупил ее и женился на рабыне. У Дюма были курчавые волосы и темная кожа, более «африканские», чем у Пушкина. Никто, однако, не смеет сказать, что Дюма – гаитянский писатель. Дюма путешествовал по России, описал это, знал о дуэли русского поэта, ее трагическом исходе, но дал герою своего романа «Граф Монте-Кристо» (1844–1846) фамилию убийцы Пушкина – Дантес. Этот Дантес мстил всем и за все. А за что мстил француз Дантес в России, убив «наше всё»? Может быть, за поражение Наполеона в 1812 году? Непонятно. Живой Дантес вернулся во Францию, стал сенатором и прожил долгую жизнь.

Арину Родионовну превозносили в советское время как доказательство народности поэта. Он действительно ее очень любил, с удовольствием слушал ее русские сказки, посвятил ей чудесные стихи: «Подруга дней моих суровых,/ Голубка дряхлая моя…» Мы знаем это с детства. Не так давно мне пришлось выдержать сражение с автором книжки о Пушкине, где няня была также представлена как основной источник «русскости» поэта. Мне все-таки удалось уговорить его вспомнить родную бабушку по матери Александра Сергеевича – Марию Алексеевну Ганнибал (1745–1818) из древнего княжеского рода. В Михайловском, где он похоронен, бывали или знают о нем многие. А вот о подмосковном Захарове, имении бабушки, где Пушкин в детстве проводил летние месяцы до отъезда в лицей, слышали далеко не все. Не бывал там и мой автор. Между тем там прекрасный парк, где ныне даже стоит скульптура, изображающая бабушку в «чепце, в старинном одеянье» и рядом внука с книжкой в руках, усадебный дом-музей (по преданию, там ночевал Наполеон перед Бородиным). В лицее Пушкин вспоминал о Захарове: «Мне видится мое селенье,/ Мое Захарово; оно/ С заборами к реке волнистой,/ С мостом и рощею тенистой,/ Зерцалом вод отражено./ На холме домик мой; с балкона/ Могу сойти в веселый сад…/ Вот здесь под дубом наклоненным/ С Горацием и Лафонтеном/ В приятных погружен мечтах». За год до смерти бабушки в стихотворении «Сон» он вспоминает и о ней: «Ах! умолчу ль о мамушке моей,/ О прелести таинственных ночей,/ Когда в чепце, в старинном одеянье,/ Она, духов молитвой уклоня,/ С усердием перекрестит меня/ И шепотом рассказывать мне станет/ О мертвецах, о подвигах Бовы…/ Терялся я в порыве сладких дум;/ В глуши лесной, средь муромских пустыней/ Встречал лихих Полканов и Добрыней,/ И в вымыслах носился юный ум…» Бабушка приходила перекрестить внука на ночь. Видимо, «мамушкой» Пушкин называл бабушку из горести от наказаний матери (она надолго завязывала ему руки за спиной, чтобы не тер ладошки; сажала в углу гостиной, огородив стульями, на обозрение гостям и пр.). Мария Алексеевна жила с семьей дочери, зятем, внуками зимой в московском доме. По свидетельству известной мемуаристки Яньковой, она и вела весь дом, больше всех занималась воспитанием детей, нанимала нянек, дядек, гувернеров, учителей, а также сама занималась с ними. Она говорила только по-русски, и когда Саша поступил в лицей, он на вступительных экзаменах показал знание «российского языка» – «очень хорошо», французского – просто «хорошо». Поэт писал, что Пушкины «ведут свой род с ХIII века», от человека знатного, «мужа честнаго», говорит летописец, приехавшего в Россию во время княжества святого Александра Ярославича Невского».

Вторая бабушка, мать отца, Ольга Васильевна Пушкина умерла рано (1802), но успела окрестить внука Александра вместе с графом Артемием Ивановичем Воронцовым. Он был внуком знаменитого Артемия Волынского, казненного по проискам Бирона, а его дочь была троюродной сестрой царицы Елизаветы Петровны. Граф был женат на двоюродной сестре бабушки Ганнибал. Поэт писал о ней: «Люблю от бабушки московской/ Я толки слушать о родне,/ О толстобрюхой старине…/ Мне жаль, что нашей славы звуки/ Уже нам чужды». «Толстобрюхая старина» – это Древняя Русь. Мать Марии Алексеевны была княжна Ржевская – из киевских, смоленских и, наконец, удельных князей Ржевских (Ржев). Удельные князья Ржева, входившего в Смоленское княжество, происходили от Рюрика и были «смоленские княжата Ржевские». Однако они потеряли свой удел в ХIV веке вместе с правом писаться князьями и поступили на московскую службу, «князьями не писались». На части их земель был выстроен Иосифо-Волоколамский монастырь.

В 1785 году, когда все русское дворянство было расписано по шести книгам, Ржевские были занесены в шестую часть Родословной книги как «древние благородные», несмотря на бедность рода. За ними был закреплен герб, где изображена пушка (от Смоленска) и райская птичка на ней, шапка и мантия как свидетельство княжеского достоинства, а горностаевая мантия указывала на происхождение от Рюрика. Первый том Гербовника с гербом Ржевских вышел в 1797 году и был известен Пушкину. Знал он и о происхождении своем от Рюрика: «Мой Езерский/ Происходил от тех вождей,/ Чей дух воинственный и зверский/ Был древле ужасом морей». Ржевские служили России многие века, были воеводами, дипломатами. Родион Федорович Ржевский был воеводой в войске Дмитрия Донского, сражался на Куликовом поле со вторгшейся ордой Мамая. Пушкин писал о нем: «Упился кровию татар/ Между Непрядвою и Доном,/ Ударя с тыла в кучу их,/ С дружиной суздальцев своих». Пушкин говорил о себе: «Могучих предков правнук бедный,/ Люблю встречать их имена/ В двух-трех томах Карамзина».

О Ржевском, погибшем в Смуту, Карамзин написал, что он «великодушно принял смерть», ибо «любил отечество» (заслонил собой). Иван Иванович Ржевский 3-й (ум. 1640) женился на Степаниде Андреевне Милославской (ум. 1651), и сын Иван оказался в родстве (четвероюродный брат) с царицей Марией Милославской, первой женой царя Алексея Михайловича Романова. Дети их, цари Иван, Федор, царевна Софья, стали также родственниками Ржевских. Родство и близость с Софьей станут причиной гонений. Этот Иван Иванович Ржевский 4-й (1615–1678), прямой предок Пушкина, его пращур (пращур – отец щура, щур – отец прапрадеда), вел прямые переговоры с Польшей, был воеводой и оборонял Белгород от турок. Во время осады города погиб от турецкой гранаты. Сын его Алексей (1638–1690) состоял в комиссии 1682 года по уничтожению старых архивов с родословиями древних родов, которые были сожжены, и местничество отменили. Алексей Иванович был сослан по делу царевны Софьи как ее родственник, сторонник и приближенный. Сохранился отрывок Пушкина «Планов повести о стрельце», где стрелец влюбляется в Ржевскую, но получает отказ, Стрелецкий бунт и т.д. В повести должны были быть и царевна Софья, и старообрядец, и боярин. В «Истории Петра Великого» Пушкин упомянет Ржевских. В «Арапе Петра Великого» Пушкин своего прадеда Абрама Петровича Ганнибала первым браком женил не на гречанке, что было в действительности, а на Ржевской. Хотя это его сын Осип, дед поэта, женился на Пушкиной, мать которой была урожденной княжной Ржевской, вышла замуж за капитана Пушкина. Это была прабабушка поэта.

У Марии Алексеевны Ганнибал сестра ее Анастасия состояла в родстве с Лопухиной, первой женой Петра I, и сыном ее, царевичем Алексеем. Когда шло следствие по «делу царевича Алексея», то пострадали и они. Пушкин упоминает их в «Истории Петра I». Абрам Петрович в повести рассуждает: «Государь прав… Свадьба с молодою Ржевскою присоединит меня к гордому русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моем отечестве». Весь уклад дома Ржевских Пушкин описывает с любовью как московский, допетровский, а не петербургский. В Смуту Ржевские «в те дни немало отчизне пользы принесли». При Петре род пострадал как сторонник Лопухиных: «Мне жаль, что сих родов боярских/ Бледнеет блеск и никнет дух,/ Мне жаль, что нет князей Пожарских,/ Что о других пропал и слух». И все же в центре Москвы, на Варварке, недалеко от Спасских ворот Кремля, рядом с палатами бояр Романовых, в Знаменском монастыре существовало небольшое кладбище, где были похоронены пятеро Ржевских как родственники Милославских. Их могилы сохранялись до 1840-х годов. Нет сомнения, что «московская бабушка» водила туда своего внука Сашу. Так что слова Пушкина о «любви к отеческим гробам» не являются фигурой красноречия, а скорее всего это факт его биографии.

Обычно в генеалогических таблицах внимание уделяется мужской вертикали, а женские горизонтальные влияния не берутся в расчет. Изучение их позволило Телетовой («Забытые родственные связи А.С. Пушкина». Л.: Наука. 1981) открыть многие факты о предках и родственных отношениях в жизни поэта. Он знал о своих предках и эти знания использовал в своих произведениях – поэме «Езерский», «Родословной моего героя», в «Арапе Петра Великого» и др. Он писал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть постыдное малодушие». И еще: «Очарование древностью, благодарность к прошедшему и уважение к нравственным достоинствам для нас не существует. Карамзин недавно нам рассказал нашу историю. Но едва ли мы вслушались – мы гордимся не славою предков, но чином какого-нибудь дяди или балами двоюродной сестры». Герой «Романа в письмах» Владимир с горечью признает: «Дед был богат, сын нуждается, внук идет по миру. Древние фамилии приходят в ничтожество; новые поднимаются и в третьем поколении исчезают опять. Состояния сливаются, и ни одна фамилия не знает своих предков. Я без прискорбия никогда не мог видеть уничтожение наших исторических родов; никто у нас ими не дорожит, начиная с тех, которые им принадлежат».

Табель о рангах 1722 года Петра Первого не только покончила с традициями древних родов, но и лишила государство их поддержки. Унижение бедностью поэт ощущал на себе. В «Отрывке» он описал это: «Будучи беден, как и почти все наше старинное дворянство, он поднимал нос, уверяя, что никогда не женится или возьмет за себя княжну рюриковой крови, именно одну из княжен Елецких, коих отцы и братья, как известно, ныне пашут сами». Род Ржевских обеднел, но не потерял своей значимости как древнейший. А вот род Пушкиных потерпел политическую катастрофу. 4 марта 1697 года на Красной пощади окольничий Алексей Прокопьевич Соковнин был обезглавлен за участие в заговоре стрелецкого полковника Ивана Цыклера за покушение на жизнь Петра I. «Потаенный раскольник» Соковнин был родным братом знаменитой боярыни Морозовой, уморенной в земляной тюрьме по приказу отца Петра – царя Алексея Михайловича, присвоившего себе и все богатства Морозовых. Среди казненных был и стольник Федор Матвеевич Пушкин, женатый на дочери Соковнина (Соковнины состояли в родстве с Милославскими, так что поэт был связан с ними не только через Ржевских, но и через Пушкиных). («Повесть о боярыне Морозовой». Л.: Наука, 1979).

Федор Пушкин был четвертован. Поэт знал об этой участи своего предка, послужившей причиной опалы всего рода: «Один из них был четвертован/ За староверов и стрельцов». Однако обширные родственные связи Ржевских и Пушкиных привели к тому, что Александр Сергеевич состоял в близком или отдаленном родстве или свойстве с самыми громкими фамилиями своего времени – Голицыными, Юсуповыми, Мятлевыми, Долгорукими, Мещерскими и др. Мать отца поэта Сергея Львовича, его прабабушка, была урожденная графиня Головина, в родстве с князьями Трубецкими. На свадьбе дочери Ивана Головина, главного кораблестроителя, любимца Петра I, с Александром Пушкиным из Преображенского полка, царь присутствовал в 1721 году. Иван Головин – прапрадед поэта. Это была свадьба его прабабки и прадеда. Пушкин писал: «Прадед мой был женат на меньшой дочери адмирала графа Головина». Через свою вторую прабабушку по отцу Пушкин был в родстве с поэтом Дмитрием Веневитиновым, Оболенскими и Мусиными-Пушкиными. Старший брат деда Петра Чаадаева женился на старшей сестре прабабки Пушкина Ржевской, так что и они были связаны, о чем знали оба. Через Ржевскую было родство с фельдмаршалом князем Петром Салтыковым и его сыном, в их подмосковном Марфине бывала семья Пушкиных, дядя Василий Львович подолгу гостил.

Родители в детстве Саши снимали дом «стена в стену» с особняком графа Бутурлина, внука крестного отца поэта, графа Воронцова, в Немецкой слободе. Бутурлин был образован, имел огромную библиотеку и обширный сад, спускавшийся к Яузе. Семьи дружили, и маленький Пушкин резвился с детьми графа в саду и пропадал в библиотеке, называя корешки книг «затылками» (как вспоминает мемуарист). Когда двоюродная племянница бабушки Ганнибал вышла замуж за графа Григория Чернышева, то их дети – сын Захар и шестеро дочерей, стали четвероюродными братом и сестрами Пушкина. Они общались с детства. Захар Чернышев был декабристом, его сестра Александра оказалась замужем за декабристом Никитой Муравьевым. Александра сразу решила следовать за мужем в Сибирь, хотя оставляла троих детей. Восстание произошло 14 декабря 1825 года. 13 июля 1826 года пятеро декабристов были казнены. 14 августа Пушкин написал Вяземскому: «Повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна». Слово «братья», таким образом, является не только образом, но и прямым обозначением родства. В ХIХ веке «они родством считались», по словам поэта. Вскоре Александра Муравьева получила разрешение от царя ехать в Сибирь к мужу, которого уже вместе с братом туда увезли. 2 января 1827 года, как известно, Пушкин встретился с кузиной Александрой Муравьевой и именно ей, а не Марии Волконской, передал свое «Послание в Сибирь». Через пять лет она скончалась там от скоротечной чахотки.

Поэма «Медный всадник» об императоре Петре Алексеевиче Романове и его разрушительной силе была опубликована полностью лишь в советское время. Не является ли райская птичка на гербе Ржевских пророчеством о появлении гениального русского поэта? Памятник на Ржевской земле, родовом «рюриковом» уделе Пушкина, поставленный недавно в память о погибших здесь в страшной последней войне, несет на себе птиц. «Я убит подо Ржевом», – написал свое трагическое стихотворение Твардовский. Оно стало символом и олицетворением народного сражения и его великого мужества. И это тоже не было случайным, сопрягало поэта с Пушкиным.