Шурша юбками

Ценность тканей ушла в прошлое… Франсуа Буше. Задранная юбка. 1742

Литература того времени – это не просто многословное описание одежды, но и всякий раз подчеркивание, из какой ткани она сделана. При чтении книг позапрошлого столетия данная особенность бросается в глаза. Возьмем, например, «Отцы и дети»: «...на ней было опрятное ситцевое платье», «его полотняное пальто», «полотняный пиджак», «легкое барежевое платье», «в свежем шелковом платье». Или вспомним знаменитую сцену из «Капитанской дочки»: «Два халата, миткалевый и шелковый полосатый… Мундир из тонкого зеленого сукна… Штаны белые суконные… Двенадцать рубах полотняных голландских… Одеяло ситцевое, другое тафтяное на хлопчатой бумаге».

Какой-нибудь коленкор поминают все классики, Достоевский: «...в спальном коленкоровом чепчике», Толстой: «...в сером коленкоровом фартуке», Гончаров: «...одетый, как все они, в коленкоровую кофту», Писемский: «...густо накрахмаленная коленкоровая манишка», Лесков: «На ней был фантастический наряд из перемятой кисеи и рыжего плиса; все это было украшено гирляндами коленкоровых цветов», Салтыков-Щедрин: «Одета она была в черный коленкоровый капот… на плечах у нее был черный драдедамовый платок». Последние два автора, как видим, вводят в пандан к коленкору и кисею, и плис, и драдедам. В XX столетии им подражал Бродский: «Вас в коломянковой паре можно принять за статую», «габардиновые их вериги».

Мы сегодня живем в ином мире, мире, перенасыщенном разными тканями, изготовление которых давным-давно ушло на периферию нашего внимания, в страны третьего мира. Их изготовление более не требует ни множества рабочих, ни особенных затрат. Искусственные волокна заменили овечью шерсть и хлопок, лен и шелк. Я понятия не имею, из чего сделаны мои майка и штаны, в которых я сижу в данную минуту за компьютером. В двух шагах от меня стойка вешалки, на которой висят плечики с олимпийками, куртками, пальто, свитерами – и про них я тоже ничего не знаю, из какого материала они пошиты. Мне это даже не то что неинтересно, скорее неважно.

Помнится, читая наших классиков с их бязевыми, бумазейными, батистовыми, атласными, муслиновыми, креповыми и прочими панталонами, жакетами, фраками, сорочками, я с грустью думал о том, что сам никогда не смогу так написать, ибо понятия не имею о тканях. Собственное невежество по части материала для одежды удручало меня. Но сейчас я знаю, что не знать про ткани современному человеку – это нормально. Так же, как не различать – в отличие от тех же классиков – пение малиновки и коноплянки, левкой от резеды или не уметь найти на небе Стожары.

Жизнь сильно изменилась. Ценность тканей ушла в прошлое. Сегодня писателю не придет и в голову при описании героя упоминать материал, из которого сделана его одежда. Да и кто из нас в быту говорит про твидовый пиджак или сатиновые брюки, когда мы обрисовываем человека? Допустим, мы договариваемся с незнакомцем встретиться на такой-то станции метро. Мы скажем про цвет своей одежды: «я буду в синем пальто» или «в красной куртке». Этого вполне достаточно. Никто не скажет «в драповом пальто» или «нейлоновой куртке».

В XIX веке ткани, несмотря на налаживание их промышленного производства, стоили немало и обозначали статус и достаток человека. Одежду шили сами – до эпохи готового платья было еще далеко, поэтому ткани выбирали долго и придирчиво. Они составляли первый предмет торговли, вспомним «Коробейники» Некрасова: «Ой, полна, полна коробушка, есть и ситцы и парча». Эпиграф к ним из народной песни тоже соответствующий: «Кумачау я не хочу, китайки не надо». Поэтому подчеркивание писателями той эпохи, из какой ткани сшита одежда описываемых лиц, отражало тогдашние реалии, точнее, приоритеты, зрение людей XIX столетия, зорко подмечавших именно материал. Сообщение о нем несло ту информацию для современников, которую мы, потомки, расшифровать уже не в состоянии.

В связи с тканями нельзя не упомянуть еще одну навязчивую деталь в литературе прошлого – шуршащие женские платья и юбки. Толстой: «В это время, шурша юбками, вошла Марья Васильевна», Салтыков-Щедрин: «...шумя крахмальными юбками», он же: «...шурша новым ситцевым платьем», Чехов: «...по-женски шурша платьем», Бунин: «...шелковой юбкой шурша». Об этом помнил и Бродский, сочиняя «Посвящается Чехову»: «У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой ни-че-го». Женщины из зажиточных не могли передвигаться по дому тихо. Впрочем, и дети тоже, художник Василий Верещагин вспоминал: «В белых коленкоровых штанишках я иду здороваться с гостями… панталоны накрахмалены и шумят. «Няня, как хрустит!» – говорю я старушке, следующей за мною».