Время бдить

Граф Алексей Толстой – один из «родителей» Козьмы Пруткова. Илья Репин. Портрет писателя Алексея Константиновича Толстого. 1879. Государственный литературный музей

Лицо…

Лиц было четверо – граф Алексей Толстой и его двоюродные братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы. Все по происхождению были аристократы, все молоды, веселы и склонны к забавам и проказам. Все четверо были литературно одарены.

Блестяще образованный граф вел светскую жизнь, позволял себе весьма и весьма рискованные шутки (особенно с дамами), но все ему сходило с рук благодаря благоволению цесаревича. Он пробовал себя как поэт, но был известен как автор фантастической повести «Упырь», которую издал в 1841 году под псевдонимом «Краснорогский». Алексей Жемчужников служил в Государственной канцелярии, в свободное от чиновничьих забот время писал стихи, комические пьесы для домашнего театра, в 1850-м напечатал в «Современнике» комедию «Странная ночь»; Владимир воспитывался в кадетском корпусе, учился в Санкт-Петербургском университете на юриста, затем историка, но, курс наук не окончив, подался на службу, отдохновение находил в сочинении пародий и имитаций, что получалось у него превосходнейшим образом; младший – Александр старался не отставать от старших, как и они, служил, но душе было тесно в застегнутом на все пуговицы вицмундире, и порой она воспаряла, вот тогда он и брался за перо, сочиняя различного рода иронические стихотворения, афоризмы и шутки и устраивая всевозможные розыгрыши для близких.

Каждый имел свои политические воззрения, но всех соединяло полное отсутствие «казенности» – всем претил консерватизм эпохи, все испытали на себе многие «прелести» забюрократизированной донельзя системы, ее тупость и мертвечину, торжество благонамеренности и чинопочитания, все критически относились к современной литературе и к явлениям современной жизни.

И вот жарким летом 1851 года, рассказывал много лет спустя Алексей Жемчужников Ивану Бунину, «мы, я и Алексей Константинович Толстой... жили вместе (в родовом имении Павловке. – Г.Е.) и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах, потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме Пруткову».

Так – из «глупостей» – и появился на свет Козьма Прутков. Который жил и действовал «в эпоху суровой власти и предписанного мышления» (из письма Владимира Жемчужникова Александру Пыпину от 15 (27) февраля 1883 г.) – и стал естественной реакцией против «несмеющейся эпохи» (выражение Блока). Эпохи, когда шаг вправо, шаг влево от этого «мышления» карался ссылкой (Герцен), каторгой (Достоевский) и зачислением в сумасшедшие (Чаадаев).

…и маска

Маска была одна – литературная. Желание скрыть свое собственное лицо (писательское «я») под литературной маской существовало исстари. Прием был средством мистификации, открывал возможность говорить не от себя лично, а от имени героя – у Гоголя Поприщин в «Записках сумасшедшего» («Год 2000 апреля 43 числа. Сегодняшний день – есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я»), у Достоевского рассказчик в «Записках из подполья» («Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить»). Согласитесь, выглядело бы несколько странно, объяви себя Николай Васильевич от своего имени испанским королем, и какой бы шум поднялся в обществе, если бы Федор Михайлович от своего «Я» возвестил, что чай он не перестанет пить ни при каких обстоятельствах, даже самых чрезвычайных. Поэтому известные (и не очень) литераторы и прибегали к этому своеобразному литературному приему, который позволял не от своего лица, а от лица вымышленного героя высказывать весьма и весьма неординарные мысли.

Глядя на мир, нельзя не удивляться. Фото Владимира Захарина

К маске прибегали в самых разных случаях, и иногда случалось, что произведения, написанные от вымышленного лица, приносили их создателю славу и популярность. Что и произошло с сочинителем Осипом Сенковским, который вошел в историю русской литературы как «Барон Брамбеус», от имени которого были сочинены повести сатирического характера, пользовавшиеся невероятным успехом у читателей.

Но «родители» Козьмы Пруткова создали нечто больше, чем литературную маску, – они сотворили личность со своим особым характером и нравом и для пущей убедительности запечатлели словесный портрет в стихах («Когда в толпе ты встретишь человека,/ Который наг…»), а для достоверности отпечатали живописный – в литографии Тюлина.

Это единственный случай в истории отечественной словесности, когда литературная маска стала писателем – с биографией и… некрологом.

Директор Пробирной Палатки

Однажды Прутков в раздумье обмолвился – полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную.

Свой путь он прошел – с пользой и для государства, и для отечественной литературы.

Он родился в 1803. По достижении известного возраста вступил в гусары. После двух лет безукоризненной службы решил оставить полк и подал в отставку. И, не раздумывая, определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку. В которой и протекла его вся оставшаяся жизнь. Претензии по службе не выказывал, начальством своим был доволен. Начальство же, видя его усердие, благонадежность и благонамеренность, отличало его, награждало и жаловало. Он было растерялся во время реформ, но, взяв себя в руки, обрел второе дыхание и, будучи заинтересованным в процветании отечества, взялся за составление преобразовательных проектов. Однако, когда все возвратилось на круги своя, умерил пыл и переменил направление – от проектов преобразовательных перешел к утеснительным.

До случайной встречи с узким литературным кружком, в который входили упомянутые выше лица, он ни о какой литературной деятельности не помышлял – ему даже в голову не приходило увидеть когда-либо свое имя в печати. Но кружковцы, уверяя его в литературных способностях и дарованиях, убедили взяться за перо. Он взялся и, не отрываясь от службы, сочинил несколько драматических безделиц, затем другие произведения в самых разных жанрах. Братья отдали его сочинения в печать – журналы «Современник», «Искра» и «Развлечение» охотно эти сочинения напечатали.

Что и положило начало литературной известности Козьмы Пруткова – стихотворца («Блестки во тьме» и проч.), баснописца («Кондуктор и тарантул» и проч.), драматурга («Торжество добродетели» и проч.), историка («Гисторические материалы») и философа («Плоды раздумья»). В то же время, оставаясь смелым и решительным администратором, он сочинял и правительственные проекты («О введении единомыслия в России»).

13 января 1863 года равнодушная смерть вырвала его из жизни. Палатка, которой он отдал 40 лет, осиротела – отечественная литература, которой он отдал 5 лет, понесла невосполнимую утрату.

Но подчеркнем, что каким бы усердным чиновником Козьма Прутков ни был, славу и признание он снискал на литературном поприще – литературный успех затмил все его успехи по службе.

О введении единомыслия в России

После поражения в Крымской войне Россия была беременна реформами. Будучи по природе охранителем духовных скреп и моральных устоев, принципиальным противником всех и всяческих реформ, действительный статский советник и кавалер ордена св. Станислава 1-й степени Козьма Прутков, озабоченный делами, творившимися в Российском государстве, в 1859 году приступил к сочинению своего главного проекта «О введении единомыслия в России».

Из всех имперских щелей веяло духом отчаянного либерализма. По восшествии на престол император Александр II объявил амнистию всем политическим. Затем закрыл Высший цензурный комитет – в печати стало возможным открыто обсуждать государственные дела. Встрепенулись разночинцы, в Петербурге «Современник» вел бескомпромиссную полемику с консерваторами, в Лондоне громко звонил «Колокол». Прутков счел своим долгом предупредить высокие сферы: духовные скрепы расшатались, публика занеслась, молодое поколение не то что не прислушивается к мнению старших, оно его не уважает и по каждому вопросу имеет мнение собственное, что чревато. Собственного мнения у людей, полагал Директор Палатки, не удостоенных доверием начальства, быть не может. И пусть различные либеральные литераторы нам это не внушают. Различия во взглядах и убеждениях приносят государству лишь вред. Как и несогласие во мнениях. Единственно верным мнением может быть мнение начальства. Высшее начальство в России – правительство. Оно должно доносить до подданных свое мнение, дабы избежать злонамеренных толкований – какое мнение справедливо. Потому как бывает, что и вполне благонамеренные сбиваются, не зная, какое мнение угодно верховной власти.

На основании всего вышеизложенного автор предлагал, с одной стороны, принимая во внимание «пространность» отечества, «установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства»; с другой, понимая «невозможность достижения сей цели без дарования подданным надежного руководства к составлению мнений», издать указ об учреждении «такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет». Чтобы пагубную потребность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге обуздать и направить к исключительному служению. «Этот правительственный орган, – писал Прутков, – будучи поддержан достаточным, полицейским и административным, содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою». Тогда бы и установилось «одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам» в делах общественной и государственной жизни». «Истинный патриот, – восклицал Прутков, – должен быть враг всех так называемых «вопросов»!»

Готов жертвовать

Далее шли рассуждения о том, каков должен быть редактор этого органа, о его денежном вознаграждении, а также о наградах в виде чинов и орденских отличий. Но главное было не это – по свойственной ему скромности Директор Палатки не посмел предлагать себя для такой должности, но… Но в то же время не преминул заметить, что «готов жертвовать собою до последнего издыхания для бескорыстной службы нашему общему престол-отечеству, если только это будет согласно с предначертаниями высшего начальства».

Однако жертвоприношение не состоялось – широкомасштабный проект с надписью «Подать в один из торжественных дней, на усмотрение», который бы наконец-то предотвратил все смуты в Российском государстве, по неизвестным причинам подан не был, но был предан гласности «Современником» в 1863 году после ухода Пруткова из жизни.

Так ЛИЦО от имени МАСКИ высмеяло все подобные проекты об исправлении империи, бродившие в те времена по разным канцеляриям.

Лучше скажи мало, 

но хорошо

Он первым задумался над вопросом: что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь? Он сказал, но не только о себе, а и о других. В свою очередь, зададимся таким вопросом: что о тебе скажут другие, если ты даешь всем советы, а сам им не следуешь? Прутков не только давал, но и следовал. Он первым предупредил своих соотечественников – если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим. Соотечественники советом пренебрегли. Тогда, разочаровавшись в их умственных способностях, но будучи философом и гуманистом, он дал им самый верный совет – зри в корень. Но прекраснодушные подданные империи, почесывая репу, предпочитали зреть в небо, пытаясь объять необъятное. Задумываясь над неразрешимым даже для самого мыслителя вопросом, где начало того конца, которым оканчивается начало, он постоянно спрашивал себя: если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало бы существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать, где причины и где последствия и есть ли на свете человек, который мог бы обнять необъятное? Придя к выводу, что такого человека нет и быть не может, вывел такое умозаключение – отыщи всему начало, и ты многое поймешь.

Ну что ж – Козьма Прутков действительно говорил мало, но хорошо.

С того света – на этот

В 1907 году наш герой учудил посмертную шутку. Не в силах наблюдать, что происходит в государстве Российском, он решил не отказывать некоему спириту, вызвавшему его дух, отозваться на революционные события. Спирит обратился с просьбой наставить и помочь. Прутков-дух просьбе внял, наставил и помог – написал стихотворение, которое при внимательном рассмотрении можно воспринимать одновременно и как образец высокой гражданской поэзии, и как завещание старого монархиста (в смысле не лет, а убеждений).

Приведу из него только три последних четверостишия:

…Правитель! избегай 

ходить по косогору:

Скользя, иль упадешь, иль 

стопчешь сапоги;

И в путь не выступай, коль

нет в ночную пору –

Зги.

Дав отдохнуть игре 

служебного фонтана,

За мнением страны попристальней следи;

И, чтобы жертвою не стать

самообмана, –

Бди!

Напомню истину, которая

поможет

Моим соотчичам 

в оплошность не попасть:

Что необъятное обнять 

сама не может –

Власть…

Остается только добавить, что творцом «Посмертного произведения Козьмы Пруткова» был Алексей Жемчужников, достигший к тому времени 86 лет, а само произведение было после получения редакцией незамедлительно напечатано в либеральном журнале «Вестник Европы».

Читатель, бди!

Однажды Прутков меланхолически заметил: «Жизнь нашу можно удобно сравнивать со своенравною рекою, на поверхности которой плавает челн, иногда укачиваемый тихоструйною волною, нередко же задержанный в своем движении мелью и разбиваемый о подводный камень. Нужно ли упоминать, что сей утлый челн на рынке скоропреходящего времени есть не кто иной, как сам человек?»

И посоветовал бдить

Ну что ж, пока «челн» плывет и будет плыть и дальше, каковой бы ни была «река жизни», его «Бди!» остается категорией вечной.

Тем более что в родных болотах бдили всегда, что при князьях, что при царях, что при генсеках и персеках, а уж при президентах – тем более.

Так что не будем пренебрегать и будем бдить по-прежнему.

Все вместе.

И каждый в одиночку.

P.S. Глядя на мир

А закончить мне хочется бессмертным афоризмом Директора Пробирной Палатки – глядя на мир, нельзя не удивляться.

Действительно, в какое время, в какие стороны, снизу ли или сверху ни глядишь на мир – не перестаешь удивляться.