Тайна должна оставаться тайной

Классик-метафизик с абиссинской кошкой. Фото Екатерины Богдановой 

В жизни Юрия Витальевича Мамлеева – писателя и философа – главное не быт, а бытие, творческое бытие. Родился Юрий Витальевич 11 декабря 1931 года в центре Москвы в Южинском переулке (ныне – Большой Палашевский). Неподалеку от Патриарших прудов. Мистическое, надо сказать, местечко… Именно в эти годы и писал роман «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков. Действие в нем происходит примерно в тех же местах. А некоторые герои, как известно, вдруг внезапно исчезают. Как исчез и отец будущего автора «Шатунов». В 1940 году он, профессор психологии и психопатологии Первого медицинского института, был репрессирован.

А в 1953 году с Юрием Мамлеевым происходит НЕЧТО: откуда-то и как-то приходит видение. Вот его слова: «…однажды летом я шел по Тверскому бульвару и вдруг увидел ВСЕ ЭТО ВОТ ТАК».

Возможно, сегодня трудно себе представить, что подобное может произойти без каких-либо веществ и стимуляторов… Да, как и многие на Руси, в те молодые годы Юрий Витальевич употреблял алкоголь. Но при этом отдавал предпочтение пиву. Оно давало очень спокойное ощущение комфорта (а мысль в то же время работала в том же режиме). Однако писал всегда в трезвом состоянии. Однажды попробовал писать «под кайфом» – ничего не вышло. И, в конце концов – не сразу, постепенно, – отказался от алкоголя и перешел на чай. Ведь творческая интуиция (а по-старинному – дар) позволяет постигать самые глубинные стороны человеческой души. А пишущий испытывает в данном состоянии наивысшее творческое наслаждение, которое нельзя ни с чем сравнить. И мир меняется, точнее, углубляется видение этого мира и человека в нем. Объяснить, проникнуть в эту тайну до конца невозможно. И слава богу! Тайна должна оставаться тайной.

* * *

…Как осталась она у таинственнейшего Николая Гоголя, написавшего «Вий». А ведь в малороссийском фольклоре нельзя найти ничего подобного этому персонажу, хотя вся Украина, конечно же, кишит всевозможными панночками и ведьмами.

…Как осталась она и у Федора Достоевского. Хотя во многом эта тайна объясняется 22 декабря 1849 года – ожиданием смертной казни на Семеновском плацу. Федор Михайлович стоял во второй тройке и был уверен, как и все петрашевцы, что его расстреляют. Не расстреляли. Инсценировали расстрел. Заменили омской каторгой, и потом – солдатчиной. Впоследствии писатель изобразил это ожидание устами своего героя князя Мышкина («князя Христа») из романа «Идиот»…

…Как осталась она и у Александра Блока, назвавшего Россию своей «мистической женой»: «О Русь моя, жена моя…»

К слову, одним из самых любимых русских поэтов – наряду с Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Цветаевой, Есениным – у Мамлеева был и остается Блок.

Теперь о южинском кружке. В начале 1960-х годов прошлого века на втором этаже дома № 3 по Южинскому переулку у Юрия Витальевича в коммуналке, в двух смежных комнатушках, собирались поэты (Леонид Губанов, Михаил Каплан, Владимир Провоторов, Генрих Сапгир, Игорь Холин), художники (Анатолий Зверев, Владимир Пятницкий, Александр Харитонов), философы (Евгений Головин, Гейдар Джемаль, Владимир Степанов). Заглядывал на эти посиделки (нередко с возлияниями) и Венедикт Ерофеев, автор бессмертной саги о русском запое – «Москва–Петушки». Многие из перечисленных южинцев известны сейчас не только в России. И в первую очередь, конечно же, сам Мамлеев, читавший тогда своим друзьям в Южинском свои мистико-гротесковые рассказы.

Особенно хотелось бы выделить «Боль № 2». Пересказать это небольшое произведение невозможно, хотя читающего сразу захватывает некая запредельная мощь на подсознательном уровне. На мой взгляд, эта вещь в чем-то сродни космическому ощущению метафизического ужаса Льва Толстого, который тот испытал в городе Арзамасе в гостинице…

Читал Юрий Витальевич и другие свои знаменитые рассказы-гротески: «Изнанка Гогена», «Утопи мою голову», «Человек с лошадиным бегом», «Верность мертвым девам» и «Макромир». К тому времени Мамлеев уже окончил Лесотехнический институт, преподавал математику в ШРМ (школах рабочей молодежи), техникумах, репетиторствовал. Где он находил своих необычных героев? Да везде. Прототипом Васи Жуткина, например, из рассказа «Макромир», был его ученик из школы рабочей молодежи.

Дама читает выпуск «НГ-EL» с Мамлеевым на первой полосе.  Фото Екатерины Богдановой

* * *

…А теперь о «Шатунах» (1966–1968), несомненном шедевре Мамлеева, «метафизической бомбе», как написал в самиздате один из его учеников – журналист Игорь Дудинский. Американский же писатель Джеймс МакКонки, одним из первых прочитавший роман на Западе, писал: «...земля превратилась в ад без осознания людьми, что такая трансформация имела место».

Главный герой, Федор Соннов, не просто душегуб, а метафизический убийца, хотя и из простого народа, народный, так сказать, самородок. Он понимает все предельно просто: убить и попытаться «увидеть» отлет души человеческой. А на другом полюсе – «метафизические» интеллектуалы-книжники. Вот этих-то «метафизических», «набухших бессмертием» интеллектуалов и пытался «замочить» Федор в конце романа. И узнать, узреть последнюю тайну души человеческой. Так сказать, «бездна призывала бездну…».

В надежде опубликовать свои рассказы и роман «Шатуны» (а в тогдашней стране победившего атеизма это было невозможно) Юрий Витальевич с женой в 1974 году переезжают в США. Там и был напечатан на английском языке первый сборник рассказов Мамлеева. Автор сразу же был принят в американский ПЕН-клуб. А в 1976 году он стал работать в Корнельском университете, где когда-то преподавал Владимир Набоков. «Шатуны» были изданы в США, но не полностью. «…мир, – как писалось в закрытой рецензии на роман, – еще не готов к этой книге».

…В 1983 году Мамлеевы переезжают как бы во вторую эмиграцию – во Францию, где наконец-то на французском языке в 1986-м полностью издаются «Шатуны». После этого о Мамлееве стали писать как о современном Достоевском. Жак Катто, например, достоевед, профессор Сорбонны, назвал его «достойным наследником Николая Гоголя и Федора Достоевского».

До начала 1990-х годов Мамлеев преподавал русскую литературу и язык в Медонском институте русской культуры, а затем – в Институте восточных цивилизаций. И при этом, несмотря на относительное благополучие, Юрия Витальевича все-таки тянуло в Россию, домой.

* * *

…И вот, как только появилась возможность, Мамлеев в 1993 году возвратился в новую Россию. Тогда-то я и познакомился с ним. Ожидал увидеть во всех смыслах интеллектуального гиганта, похожего, скажем, на мрачноватого философа-мистика Владимира Соловьева (до этого только-только прочел самиздатовских «Шатунов»), но вместо гиганта явился человек небольшого роста, интеллигентнейшего профессорского вида. Но, увидев, с каким почтением его встречали южинцы (Головин, Джемаль и другие), я стал внимательно в него всматриваться. Поразили меня тогда глаза Юрия Витальевича, смотрящие как бы и внутрь себя, и одновременно внимательно-зорко – на нас. Поразил и весь его мягкий облик человека из старомосковской интеллигенции, которых, я думаю, сегодня почти уже и не осталось.

Потом я не раз бывал у Юрия Витальевича в Раменках, в обычной двушке, которая завешена картинами Зверева, Шемякина и Владимира Яковлева, а прихожая до потолка заставлена книгами. Бывал и в Переделкине на небольшой даче неподалеку от Дома-музея Пастернака. И всегда рядом был рыжий кот, огромный, персидский, целых, пожалуй, полтора кота – с мистическим взглядом и… аппетитом. Стоило слегка увлечься литературно-философской беседой, как Васька успевал что-то схватить со стола. И никакие «брысь-брысь» не помогали.

…Да, наконец-то Мамлеев с женой оказались на родине, где, уже и на родном языке, были изданы и «Шатуны», и другие произведения писателя, в том числе и философские. Начался третий, самый плодотворный, на мой взгляд, период его творчества. Произведения писателя были переведены на основные европейские языки. Пришла слава. Но и дар не угас. Более того, как считают исследователи его творчества (например, достоевист Роза Семыкина), в чем-то и усилился – в метафизической составляющей. Роза Сан-Иковна считает, что Мамлеев метафизичнее даже Достоевского…

Более того, современные немецкие исследователи, особенно после выхода романа Мамлеева «Блуждающее время» (2001–2003), писали, что автор вернул в русскую словесность метафизическое начало, почти утраченное в советской литературе.

Однако Россия, в которую писатель вернулся, изменилась. Та, которую он когда-то покинул, уютно-мистическая, с двориками, прудами, парками, стала постепенно исчезать. Мир стал превращаться, по словам Мишеля Уэльбека, в большой супермаркет. Увы, и нас, русских, в 90-е годы захватил дух наживы и потребительства.

В 2013-м, на 82-м году жизни, писатель опубликовал книгу «Вселенские истории», состоящую из повестей и рассказов, которая потрясла его истинных почитателей. И меня – в их числе. Особенно – рассказ «Элизабет, или Видение в аду»: «…последнее, что она заметила, – это гигантскую огненную стену, словно отделяющую ад от других шести миров, видимых и невидимых, окружающих нашу планету во всех ее измерениях… и жуть охватывала ее все больше и больше, и вдруг она осознала, что уже входит в ту сферу ада, которая означает ад одиночества, тотального и безысходного, ни единой души, никакого отклика, одна мрачная бесконечная пустота…»

Невольно подумалось: неужели и нас, русских, ждет такой же мрачный исход? Неужели в такой вот ад все и угодим? Есть ли хоть какая-то альтернатива, другой путь? По Мамлееву, есть – путь России. Не Евразии, не моста между Западом и Востоком, а именно России, «России Вечной». Именно так называется книга, за которую Мамлеев получил правительственную премию.

Кроме того, писатель попытался заглянуть в недалекое будущее России. В повести «Русские походы в тонкий мир» Юрий Витальевич изобразил своеобразный русский рай…

Главный герой Арсений Русанов – аспирант философского факультета МГУ (на котором, кстати, Мамлеев преподавал в 1990-е индийскую философию) – чудесно-мистическим образом попадает в будущую Россию. В этой России теперь две столицы – Москва и Великоград, множество городов, больших и малых, украшенных православными храмами и шедеврами национальной архитектуры. Воевать уже не с кем: нет ни революций, ни агрессии, нет жажды наживы и потребительства. Главное в этой будущей России – столь свойственная и самому Мамлееву тяга к самопознанию: «…мы хотим понять, кто мы. Что значит быть русским? Мы хотим углубиться в бесконечную свою душу, жить ее тайнами до дна, обмениваться личным опытом, определяться, кто мы для Бога и Вселенной?»

По Мамлееву, Россия Вечная – это не только самые протяженные пространства в мире, не только 20% всех сырьевых запасов человечества, но и самое духовное пространство планеты – Империя Духа.

* * *

И последнее.

«Россия, – как сказал более 100 лет назад австрийский гений Рильке, – граничит с Богом!» В начале XX века этот поэт приезжал в Россию, общался с Толстым, пытался учить русский язык и даже писать на нем стихи…

…И, может быть, никто из ныне живущих на Руси писателей, кроме Юрия Мамлеева, не приблизился так глубинно и сущностно всей своей жизнью и творчеством к этому пониманию – «Россия граничит с Богом!»