От Марка Твена до Чака Паланика

Герои Чака Паланика, воплощенные на экране Брэдом Питтом и Эдвардом Нортоном, это псевдоинфантилы, сознательно не принимающие общество потребления и бунтующие против него. Кадр из фильма «Бойцовский клуб». 1999

Литература США – одна из самых молодых национальных литератур. К тому же, в отличие от большинства других, не имеющая явных фольклорных корней (индейский и негритянский фольклор хоть и оказал на ее развитие определенное влияние, все же не стал основополагающим ее компонентом, как, скажем, в литературе Латинской Америки). Держась поначалу в русле (и частично в тени) литературных направлений Европы, ближе к середине ХIХ века литература США благодаря Фенимору Куперу (фронтир, кодекс чести настоящего мужчины), Генри Торо (теория «гражданского неповиновения»), Уолту Уитмену (идеи «мировой демократии» и космизма человека), Герману Мелвиллу и другим писателям, их творчеству формирует собственный национальный характер и даже создает два новых литературных жанра – детективный и новеллу ужасов (оба – Эдгар По). Однако как отдельную от европейской американская литература в ту эпоху еще себя не мыслит и поэтому не считает себя ни слишком юной, ни начинающей по сравнению со старыми мировыми литературами.

Литературное отделение Северной Америки от Европы началось в конце ХIХ века с национальных романов Марка Твена и тесно связано с образом ребенка и мотивами детства и детскости. В романах «Приключения Тома Сойера» (1876) и «Приключения Гекльберри Финна» (1884) о последнем Эрнест Хемингуэй сказал, что вся американская литература вышла из этой великой книги – жизненная крепость, дерзкий юмор и душевная отзывчивость юных американцев противопоставлены косности, лицемерию и фальши взрослого мира той Америки, что некогда была сформирована Европой: европейскими переселенцами, их религиозными и политическими убеждениями и традициями. Начиная с Марка Твена, Новый Свет в своем литературном изводе осознает себя иным, отдельным и, главное, молодым по отношению к культуре Старого Света с ее устаревшими принципами и ценностями.

Индейцы, наивные, как дети, были и остаются самыми яркими образами Северной Америки. Обложка комикса «Последний из могикан» по мотивам романа Джеймса Фенимора Купера

Эта тенденция – самоидентификации, осознание себя Северной Америкой через образ ребенка, тема детства и мотив ювенальности, видоизменяясь и принимая различные формы, продержится в американской литературе в течение всего ХХ века.

После национальных романов Марка Твена не только сама американская литература осознает себя через мотив детства и образ ребенка, но и вскоре европейская старая литература начинает воспринимать американскую посредством этого мотива и этого образа. Если в XIX веке Новый Свет представал в глазах европейца как нечто полусвое-получужое, другой Европой, только более дикой и экзотичной, то в ХХ веке Северная Америка для Европы и ее литератур – это нечто абсолютно другое, чужое, новое и даже не поддающееся осмыслению при помощи традиционных критериев и подходов. Именно такой – непонятной, юной, иной (а еще – непосредственной, витальной) выглядит Америка в изображении европейских литераторов. Недаром Франц Кафка свой первый абсурдистско-сновиденческий роман назвал «американским» (Макс Брод, друг и душеприказчик Кафки, публикуя в 1927 году безымянную рукопись незаконченного романа, дает ему название «Америка») и сделал Америку местом действия своего произведения, а главным героем – шестнадцатилетнего Карла Росмена – невинного, наивного и простосердечного. Характерно, что черты детскости можно найти даже в образах «плохих» взрослых американцев, например в «Господине из Сан-Франциско» (1915) Бунина или в «Мистере Твистере» (1933) Самуила Маршака.

Трудно определить точно, когда, в чьих текстах американская литература впервые ощутила, что мотив детскости и образ ребенка является ее национальным брендом – таким же, как образы индейцев и ковбоев, описание прерий и фронтира, «золотой лихорадки» как идеи «мировой демократии» и «гражданского неповиновения». Брендом, который успешно презентует Америку в глазах Европы, который с легкостью впитывает и кристаллизует такие важные для этой презентации национальные понятия, как «американская мечта» и «американский идеал», а значит, брендом, интерес к которому следует всемерно поддерживать. Уже в «северных» циклах рассказов Джека Лондона герои – как дети, так и взрослые – изображаются посредством ювенальных характеристик: непостоянства, прямодушия, максималистичности, они романтичны и открыты всем людям и жизни как таковой. Таков же – с учетом специфики хемингуэевского художественного мира – и Ник Адамс в сборнике рассказов «В наше время» (1925), и многие другие герои Хемингуэя.

Мальчик Том Сойер из национального романа Марка Твена – воплощение инфантильного периода в развитии американской литературы. Иллюстрация Тру Уильямса на фронтисписе первого издания «Приключений Тома Сойера» Марка Твена. 1876

«Взрослых детей» и «детский мир» можно без труда разглядеть и в рассказах О. Генри, и в романах Джона Дос Пассоса, Синклера Льюиса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Причем в романах Фицджеральда, как и в романах Хемингуэя, «детскость» все больше и больше приобретает видоизмененные черты: детская непосредственность превращается в эксцентричность, максимализм – в бунтарство против мира вообще, а жизнерадостность – в веселую агрессивность. Бунтарство и агрессивность в героях Хемингуэя и Фицджеральда – еще не главные качества; главными, определяющими они станут у героев Уильяма Фолкнера, в характере которых агрессивность неповзрослевших, глубоко обиженных на мир детей перерастает в манию, неконтролируемую жажду насилия и страстное желание разделаться с этим миром (Джо Кристмас из «Света в августе», 1932), а эксцентричность – в психопатологию (Бенджи Компсон, «Шум и ярость», 1929). Разумеется, наряду с патологическими инфантилами в текстах Фолкнера встречаются и вполне нормальные дети и взрослые, так что абсолютизировать эту тенденцию было бы неверным, к тому же в поздних произведениях, например в «Осквернителе праха» (1948), Фолкнер обращается к традиционной (то  есть нормированной) подаче образа молодой Америки и юного американца: честного, прямодушного, с обостренным чувством справедливости. Вообще для полноты картины с Фолкнером следует сказать, что, по мнению многих его исследователей, история возмужания мальчика и открытия им окружающего мира – типичный для Фолкнера и даже излюбленный им сюжет.

Однако по всей видимости ни в текстах Фолкнера, ни тем более в текстах Фицджеральда и Хемингуэя американская литература еще не имеет дело с псевдоинфантилизмом; их герои, неповзрослевшие, вернее,  недоповзрослевшие дети, которым вследствие исторических катастроф не дали возможности нормально повзрослеть и, исчерпав естественный путь движения от ребенка к мужчине, стать полноценными взрослыми людьми: ответственными за свои поступки и адекватно, реалистически воспринимающими окружающую действительность. Художественный мир Хемингуэя, как и художественный мир Фолкнера, не предполагает иронической интонации по отношению к таким героям и воспитывает в читателе соответствующее серьезное, сочувственное отношение к ним в их качестве инфантилов.

Новое звучание, но все еще не псевдоинфантилизм – тема инфантилизма получает в романе (да и во всем немногом творчестве) Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (1951), в котором 16-летний Холден Колфилд панически боится и не хочет взрослеть – становиться таким же лживым двуличным приспособленцем, как все взрослые, и мечтает спасать маленьких детей от пропасти взросления. Если фолкнеровские герои являются инфантилами, не осознающими, что они инфантилы, и несут его бремя как своего рода первородный грех цивилизации и сложившихся исторических условий, то для Холдена Колфилда невзросление – принципиальная осознанная позиция, если так можно выразиться, гражданский выбор (в творчестве Сэлинджера мотив детскости и образ ребенка вбирают в себя еще один традиционный американский бренд – идею гражданского неповиновения).

Такими же бунтующими против закрепощенного фальшью и потребительством «взрослого» мира предстают в середине 1950-х и герои битнической литературы в произведениях Аллена Гинзберга, Джека Керуака и др. Однако уже в начале 1960-х тема инфантилизма в литературе США все больше и больше приобретает иронический оттенок, саморефлексирует и превращается в тему псевдоинфантилизма, а герои-инфантилы – в героев-псевдоинфантилов: взрослых людей, специально вырабатывающих в себе детскость, чтобы противостоять никуда не годному – ни с точки зрения морали, ни с точки зрения культуры – окружающему их миру. Это уже не неповзрослевшие дети фолкнеровских времен, а взрослые люди, прошедшие естественный путь от детства к возмужанию, но, увидев, что этот «взрослый мир» на самом деле из себя представляет, вернувшиеся по той же дороге в детство. Это а также сквозная, как и во всем постмодернизме (а 1960-е – это время перехода всей культуры на постмодернистские рельсы), ирония, в том числе и самоирония, характеризуют тему псевдоинфантилизма и отличают героя-псевдоинфантила от инфантила. Герой-псевдоинфантил, по сути, добр и неагрессивен, у него вполне реалистичное отношение к миру, к его нравственным изъянам и порокам, но он, псевдоинфантил, предпочитает смотреть на мир глазами ребенка: непосредственного, живущего по своим детским правилам и не принимающего правил «взрослого мира». Героя-псевдоинфантила в полной мере характеризует христианская установка «будьте как дети», более того, псевдоинфантил американской литературы и есть Иисус Христос своей эпохи. Рэнделл Макмёрфи из «Над кукушкиным гнездом» (1962) Кена Кизи, Дон Шимода из «Иллюзий» (1977) Ричарда Баха, герои «Козлоюноши Джайлса» (1966) и «Заблудившись в комнате смеха» (1968) Джона Барта, «В арбузном сахаре» (1964) и «Аборта» (1966) Ричарда Бротигана – как неоднократно указывалось литературной критикой, это образы, отсылающие читателя непосредственно к фигуре Иисуса Христа и его крестному пути. Они такие же преступники перед миром и обществом, каким был основатель христианства. (Справедливости ради следует отметить, что к образу Христа мотив детскости в американской литературе апеллировал еще на предыдущем этапе, в творчестве Фолкнера, однако тогда эти «апелляции» еще были единичными, тенденцией же они стали именно в эпоху постмодернизма.)

Если инфантилистский (условно говоря, «фолкнеровский») этап в развитии темы детства и образа ребенка в американской литературе рассматривать как реакцию на первоначальный («марктвеновский») этап, а псевдоинфантилистский – как реакцию на «фолкнеровский», то, с этой точки зрения, на рубеже ХХ и XXI веков в литературе США происходит еще одна реакция на реакцию, связанная с творчеством Чака Паланика. Герои его романов «Невидимок» (1992), «Уцелевшего» (1999), «Дневника» (2003) и др. это псевдоинфантилы, сознательно не принимающие общество потребления и бунтующие против него, но подсознательно (отсюда перенасыщенность его, Паланика, художественного мира двойниками) всеми силами стремящиеся укорениться в этом обществе. Это конформисты и нонконформисты одновременно, в их характерах уживаются бунтарство и полная апатия, агрессивность и доброта, стремление к насилию и жажда социальной справедливости. Особенно это хорошо видно на примере героя романа «Удушье» (2001) Виктора Манчини – 23-летнего афериста и сексоголика, который узнает, что является в глазах своей матери Иисусом Христом, и которому, чтобы повзрослеть, необходимо свою мать убить. Виктор Манчини, как и герои других романов Паланика, это инфантильный псевдоинфантил, взрослый человек, сложивший с себя ответственность за происходящее в мире и вернувшийся в детство, но не нашедший там защиты от своих страхов и комплексов и теперь пытающийся отыскать способ снова стать взрослым. Что ему никак не удается.

Таким образом, путь американской литературы от Марка Твена до Чака Паланика – если смотреть на нее сквозь призму темы детскости и образа ребенка как настоящего американца – отмечен следующими вехами (выделим только знаковые, ключевые для этого пути литературные фигуры): 1) душевно крепкие и здоровые юные американцы Том Сойер и Гек Финн; 2) 33-летний, оставшийся на уровне развития шестилетнего, клинический идиот Бенджи Компсон; 3) имитирующий сумасшествие Рэнделл Макмёрфи; 4) страдающий раздвоением личности Виктор Манчини.

Разумеется, данная статья – в силу широты выбранной темы – не может претендовать на полноту охвата материала. Так, за ее пределами осталось творчество Джона Апдайка, Джона Ирвинга, Нормана Мейлера, Генри Миллера, Эдварда Олби, Уильяма Сарояна, Рэя Брэдбери и многих других американских писателей, безусловно, также интересное для рассмотрения в контексте выявленной тенденции.

Харьков