А надо мною «посмели надругаться» так…

Литературный критик Анатолий Горелов.

Давно собирался написать о Горелове. Но для этого надо было ознакомиться с личными делами Горелова, хранящимися в архиве ФСБ (как и многие литераторы, он тоже побывал в лагерях). Запасся всеми необходимыми бумагами. В Петербурге обратился в ФСБ. Но получил отказ. Оказывается, по последнему делу Горелов до сих пор не был реабилитирован. Узнал адрес, по которому нужно написать прошение о реабилитации. Когда вернулся домой, то среди вороха привезенных бумаг адрес затерялся. Нашел в Интернете адрес одной из прокуратур Санкт-Петербурга и написал письмо. Ответ пришел, но попал в руки людей, не имевших к этому отношения. Мне было сказано, чтобы я не занимался не своим делом. В ответе говорилось, что о Горелове прокуратура ничего не знает и просит сообщить дополнительные сведения. На какое-то время дело застопорилось. Потом дома, разбирая свои бумаги, материалы для будущего справочника «Литературный атлас Хибин», я наткнулся на искомый адрес. Вновь написал письмо, теперь уже в нужную прокуратуру. Вскоре получил ответ о реабилитации Горелова 10 октября 2008 года. Во время следующей поездки в Санкт-Петербург уже смог ознакомиться с делами, заведенными на Горелова. Благодаря архивным данным, а также помощи родственницы Горелова Елены Владимировны Кириллиной удалось получить представление о непростой жизни известного литературоведа.

В Ленинграде и в Хибинах

Анатолий Ефимович Перельман родился 28 февраля (по новому стилю 11 марта) 1904 года в Житомире. Псевдоним Горелов получил за трудолюбие, за то, что горел на работе. В 1924-м поступил в Ленинградский институт истории искусств (выпускные экзамены сдал экстерном в 1930-м). Вступил в ВКП(б) в марте 1927 года. Был редактором журнала «Резец» (с 1929-го) – органа ЛАПП (Ленинградской ассоциации пролетарских писателей, отделения РАППа – Российской ассоциации пролетарских писателей) и заместителем редактора журнала «Стройка». После института был зачислен в аспирантуру, но в 1931 году по поручению С.М. Кирова направлен на работу в Хибиногорск. Молодому городу требовалось наладить работу газеты, освещавшей невиданную по масштабам стройку в Заполярье. Нужен был опытный редактор. Горелов был назначен редактором газеты «Хибиногорский рабочий». Редактором он был меньше года (4.07.31 – 6.05.32), но за это время газета приобрела популярность среди населения, острые публикации обсуждались, руководство на них реагировало. Горелов являлся и членом бюро Хибиногорского горкома ВКП(б). В мае 1932 года Ленинградский обком ВКП(б) отозвал Горелова из Хибин для подготовки создания в Ленинграде отделения СП СССР. Вновь был назначен редактором журнала «Резец». В июне 1934-го избран первым секретарем Ленинградского отделения (ЛО) СП СССР (до 1937-го), а в августе 1934 года, на Первом съезде СП СССР, единственный из критиков избран членом правления. В августе 1934-го назначен редактором журнала «Звезда».

Первый арест

Горелов (крайний справа) в геологическом музее Дома техники в Кировске. 17.11.1979.  Фото из архива Елены Кириллиной

ЛО СП СССР 23 декабря 1936 года объявило Горелову «строгий выговор за притупление революционной бдительности»: он разрешал к печати статьи тех, кто впоследствии был объявлен «врагами народа». Но комитет ВКП(б) Дзержинского района Ленинграда это решение не утвердил, решив наказать его более строго. В протоколе заседания комитета перечислены фамилии тех, кому покровительствовал Горелов: Анатолий Камегулов (1900–1937, литературовед, расстрелян), Абрам Брустовицкий (член германской секции Коминтерна, работал в СССР в немецкой газете Rosche Zeitung объявлен немецким шпионом, в 1936-м арестован и выслан), Михаил Майзель (1899–1937, литературовед, расстрелян), Евгения Мустангова (1905–1937, литературовед, расстреляна).

Камегулов и Майзель были арестованы в связи с событиями 1 декабря 1934 года (убийством Кирова). Например, о Майзеле в протоколе говорилось так: «Горелов, будучи «откомандирован» в 1931 г. на работу в Хибиногорск вместе с Майзелем, не разоблачил его при его вступлении там в партию, а, наоборот, при возвращении из Хибиногорска устраивает его к себе на работу и вместе с ним работает до самого его ареста».

Сыграло свою роль и то, что Горелов своих ошибок на бюро райкома не признал. Комитет 5 февраля 1937 года исключил его из партии «за примиренчество к врагам народа и утерю классовой бдительности». 11 марта (в день рождения) к нему пришли с обыском и ордером на арест. Следствие добивалось признания от Горелова, что тот является членом контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации, возглавляемой Георгием Горбачевым (1897–1937, литературовед, расстрелян). Обвиняемым приписывали «злодейское убийство» Кирова, подготовку террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Горелов все отрицал. Когда ему зачитали показания Анны Бескиной (1903–1937, журналист, критик, расстреляна), что он «высказывал резкое недовольство линией партии в литературе, оценивая ее как зажим творческой мысли», Горелов заявил: «Я высказывал недовольство линией РАППовской группы на литературном посту. Недовольства линией ВКП(б) я никогда не высказывал. Бескина в данном вопросе дает ложные показания против меня».

Здесь необходимо сделать небольшое разъяснение о борьбе между литературными группировками. РАПП отстаивал развитие «пролетарской культуры», выступал за призыв «ударников в литературу». В 1930 году вышел роман РАППовца Юрия Либединского (1898–1959) «Рождение героя», в котором писатель вывел неприглядный образ партработника. На Либединского ополчились многие органы печати. В частности, газета «Правда» отвела критике романа целую полосу под названием «Литературный фронт». В дальнейшем писателей, разделяющих линию «Правды», стали называть «литфронтовцами». К «литфронтовцам» относил себя и Горелов. Во время дачи показаний следователю он сказал, что не разделял установки ЛАППа, не хотел работать с ними, и это было одной из причин его отъезда в Хибиногорск. Горелов подчеркнул, что поддерживал «Литфронт»: «Я лично полагал, что, проводя линию, декларированную ЦО партии «Правды», я веду себя, как большевик в литературе. И я старался быть большевиком в литературе». Вскоре «Литфронт», обвиненный в том, что к нему примкнули «троцкисты», развалился. Горелов вновь вернулся в ЛАПП. В заявлении фракции секретариата ЛАПП он признал, что, не отмежевавшись от «Литфронта» и Горбачева, «я фактически оставался на позициях гнилого либерализма по отношению к троцкистской контрабанде. Считаю это своей безусловно политической ошибкой».

Приговор

На допросе 8 мая 1937 года Горелов вновь отказался признать свою принадлежность к контрреволюционной группе, но назвал ряд писателей, которые используют литературу для протаскивания троцкистских установок. Среди них поэт Борис Корнилов (1907–1938, автор знаменитой «Песни о встречном», муж Ольги Берггольц, расстрелян), Николай Баршев (1888–1938, арестован, умер в лагере), Николай Заболоцкий (1903–1958, в 1938-м арестован, восемь лет провел в лагерях и ссылке), Вениамин Каверин (1902–1989), Михаил Козаков (1897–1954, автор романа «Крушение империи», отец актера и режиссера Михаила Козакова).

Слева направо. В первом ряду (сидят) Д.А. Гранин, четвертый – Горелов, пятый – В.И. Киров. Стоят – второй справа – Ю.А. Помпеев. Кировск. 17.11.1979 Фото из архива Елены Кириллиной

Горелов приговором выездной сессии Верховного суда СССР от 21 мая 1937 года был осужден по статье 58-10,11 к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и последующим поражением в правах сроком на 5 лет. Виновным себя не признал, но, по мнению следствия, был изобличен показаниями других участников группы. Срок отбывал на Соловках. Через три месяца из Ленинграда была выслана жена Горелова Розалия Рафаиловна. Она была осуждена на пять лет лагерей. Давление испытывали и другие члены семьи Перельман. От сестры Горелова Мирры требовали отречения от брата и раскаяния, но ей удалось от этого уклониться. Другая сестра, Майя, учившаяся в университете, отделалась выговором по комсомольской линии, т.к. не разглядела, что ее брат – «враг народа». Сына Женю, которому не было и двух лет, когда Горелов был арестован, взял на воспитание брат Анатолия Ефимовича Натан Перельман, известный пианист, преподаватель Ленинградской консерватории. В лагере Горелов вечерами работал над книгой о русских писателях и пытался добиться пересмотра дела. По жалобе его матери Зинаиды Натановны определением пленума Верховного суда СССР от 13 июня 1939 года приговор был отменен, и дело было направлено на новое рассмотрение. Мать, в частности, писала: «Происходит страшная несправедливость. Кучка врагов народа добилась заключения в тюрьму верного сына партии. Эта кучка негодяев свела, наконец, свои счеты с человеком, вся жизнь которого была отдана партии... Я не прошу Вас освободить Горелова. Прикажите только истребовать и пересмотреть его дело. Поручите авторитетным людям найти правду, и тогда мой сын будет на свободе». Сам Горелов просил допросить ряд писателей, которые могли бы подтвердить его невиновность. Но не все они захотели это сделать.

Пересмотр дела

При пересмотре дела, в сентябре–октябре 1939 года были допрошены другие писатели, знавшие Горелова. Среди них Евгений Федоров (1897–1961) – писатель, в будущем автор исторического романа «Каменный пояс».

Федоров показал: «Я повторяю, с Гореловым близко не соприкасался, и мне трудно сказать о нем что-либо определенное. Во всяком случае, по тем отрывочным сведениям о Горелове, которыми я располагаю, я могу его характеризовать только с отрицательной стороны. Работа литературных организаций, которую он возглавлял, шла явно вразрез установкам партии и правительства; молодые, талантливые литературные силы ставились в условия невозможной творческой работы, в то же время всячески поощрялись рваческие тенденции различных темных, примазавшихся к литературе элементов, которые, не внося ничего в советскую литературу, в то же время создавали себе неплохое материальное положение за счет государства. Это последнее прямо относится и лично к Горелову. Каких-либо антисоветских выступлений или высказываний от Горелова я никогда не слышал и внешне он был весь ортодоксальным человеком». Далее Федоров вспоминает давние обиды, что Горелов отказался напечатать в «Звезде» его сатирическую повесть «Шадринский гусь» и повесть из колхозной жизни «Соломонея». Обвинил Федоров Горелова в рвачестве и незаконном расходовании средств: «В 1937 г. по заданию Союза писателей я был включен в состав комиссии, проверявшей правильность расходования литературного фонда, назначение которого оказывать материальную помощь писателям, оказавшимся в период творческой работы в затруднительном материальном положении. Мы установили, что фонд этот при участии Горелова расхищался. Сам Горелов за короткое время ухитрился получить что-то 8 или 9 тыс. рублей, работая одновременно по совместительству в нескольких местах и получая зарплату».

Поэт Александр Прокофьев (1900–1971) охарактеризовал его так: «Переходя к характеристике личных качеств Горелова как человека и работника, следует отметить, что это тип карьериста, старавшегося захватить побольше доходных мест, в свою очередь, это приводило к тому, что работа Союза советских писателей, руководимая Гореловым, была в развале». Далее Прокофьев отметил: «Указывая о развале Гореловым работы Союза советских писателей, я исхожу при этом, что Горелов, занимая три такие крупные должности, как секретарь ССП, ответственный редактор журналов «Звезда» и «Резец», – физически справиться не мог со всеми этими работами, а это должно было вести работу к развалу и к ухудшению».

Писатель Михаил Чумандрин (1905–1940, автор романа «Фабрика Рабле», погиб в бою), отметив положительные качества Горелова, сказал и о разногласиях между ними: «С Гореловым я был в деловом отношении довольно близко. Мы были с ним на «ты», бывали друг у друга на дому. Личной неприязни между нами никогда не было, но в конце концов наши деловые отношения резко испортились, т.к. я стал считать взятую Гореловым в работе линию неверной, беспринципной, несовместимой с партийной принадлежностью Горелова. Я резко осуждал также связи Горелова». Чумандрин отметил, что «Горелов очень талантливый критик, культурный, прекрасно эрудированный литературный работник, отличный организатор».

Отрицательно отозвался о Горелове Борис Лавренев (1891–1959). Он подчеркнул, что Горелов – автор ряда «неглубоких критических упражнений», что Литературный университет, которым руководил ставленник Горелова Майзель, выпустил за три года 250 человек, из них только трое остались в литературе. Отметил, что Горелов хвастался своими знакомствами в руководящих партийных кругах, распределял персональные дачи по знакомству и т.п.

Горелов просил допросить также Михаила Зощенко, Михаила Слонимского, Всеволода Вишневского, Леонида Соболева и других, но в этом ему было отказано.

В обвинительном заключении говорилось, что Горелов «виновным себя не признал, но изобличается в принадлежности к троцкистско-зиновьевской организации показаниями ранее осужденных: Бескиной, Майзеля, Мустанговой, а также свидетелями: Федоровым, Прокофьевым, Лавреневым и Чумандриным». Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2 июля 1940 года Горелов был осужден к заключению сроком на 5 лет, считая срок с 12 марта 1937 года. Отправлен по этапу в Коми АССР (лагерь Айкино), где отбывала срок его жена. В лагере им удавалось изредка видеться. Освобожден 2 июля 1943 года и остался работать по вольному найму при лагере до окончания войны. С июля1943-го по февраль 1947-го был начальником снабжения Верховинского совхоза Севжелдорлага. Потом занимался литературной работой, подготовил к изданию книгу. Проживал с женой в поселке Вычегодском Котласского района Архангельской области.

1 ноября 1949 года Горелов был вновь арестован управлением Министерства госбезопасности Архангельской области по тому же обвинению. При обыске были изъяты документы и рукописи (три папки, включающие 317 листов, рукопись книги в 216 листов, семь писем и две телеграммы), а также ручные часы и деньги в сумме 3000 руб. Опись имущества не производилась за отсутствием такового. Постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 1 июля 1950 года Горелов был осужден к ссылке в село Атаманово Сухобузимского района Красноярского края без указания срока ссылки. В ссылке работал зоотехником в совхозе «Таежный», затем – в колхозе. Как зоотехник вывел свое хозяйство на первое место по Красноярскому краю.

Письмо Берии

После смерти Сталина 15 апреля 1953 года Горелов написал письмо на имя министра внутренних дел СССР, первого заместителя председателя Совета министров СССР Лаврентия Берии (1899–1953). Он описывает свои злоключения: «А надо мною «посмели надругаться» так: арестовали 11-го марта 1937-го года. В конце марта в Таврическом дворце в Ленинграде на городском собрании интеллигенции читали мои «показания», на основании которых докладчик, тогда секретарь Союза советских писателей Владимир Ставский (1900–1943 – писатель, погиб на фронте), обычно неизменно дружески ко мне расположенный, назвал меня «диверсантом идеологического фронта».

О наличии подобных «показаний» я вычитал из отчета газеты, любезно-издевательски предоставленной мне следователем, рыжим и рабским негодяем, в дальнейшем арестованным. В июне 1939-го года пленум Верховного суда, ознакомившись с моим бредовым делом, начисто отменил приговор. В апреле 1940-го года в Ленинградской тюрьме я был вызван пом. Областного прокурора и уведомлен, что дело мое прекращается и об этом уже предупреждена моя семья. Ночью имел пространную беседу с начальником городского управления МГБ, заявившим мне, что все мои обвинения отпали, что я оказался жертвой врагов народа, пробравшихся в следственные органы. Майор напомнил, что мне, как коммунисту, должен быть дорог авторитет МГБ и в беседе с писателями я должен достаточно деликатно обойти факт опубликования моих вымышленных показаний. А через толику времени следователь (фамилия) вызвал меня подписать – не читая – «Дело», мотивируя это странное предложение тем, что ничего нового в папке нет, кроме того, что секретарь горкома Алексей Александрович Кузнецов (1905–1950 – первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б), расстрелян) выразил мне «партийное недоверие», и поэтому мое дело направляется в «Особое совещание»!!! Дичь, но таковы факты. Получил 5 лет. Отсидел. Вернулся к литературной работе. Сдал в печать книгу. Подготовил вторую. Был восстановлен в Союзе писателей (до ареста был секретарем Ленинградского отделения). Я был снова арестован 1-го ноября 1949 года по старому негодяйскому делу, направлен, вместе с типографским оттиском новой книги – в Красноярскую ссылку.

Поэтом можешь ты не быть,

Но арестантом быть обязан…

(Да простит мне Некрасов такое кощунство).

Прекрасно написано. Правильно. А фабрикация моего «Дела» – бан-ди-тизм. Прошу, прекратите это бесстыдно сфабрикованное дело».

13 мая 1953 года жалоба Горелова была рассмотрена и оставлена без удовлетворения. Старший оперуполномоченный секретариата Особого совещания счел, что «Горелов, находясь под следствием, проводил среди сокамерников злостную антисоветскую агитацию».

После ссылки

Только после расстрела Берии Горелов был реабилитирован 2 октября 1954 года (по делу от 2 июля 1940-го) и 10 октября 2008 года (по делу от 1 июля 1950-го). Вернулся в Ленинград осенью 1954-го, а жена – в 1955-м. Следует сказать, что книги Горелова «Путь современника» и «Испытание временем» были изъяты из фондов библиотек за упоминания и цитирование репрессированных писателей. Он издал свою книгу «Подвиг русской литературы», написанную в лагере. За ней последовали издания, которые принесли ему широкую известность: «Очерки о русских писателях», «Гроза над соловьиным садом», «Три судьбы», «Тропою совести», «Избранное».

В последние годы он написал ряд рассказов из лагерной жизни. За заслуги перед городом в 1979 году ему было присвоено звание почетного гражданина Кировска.

Умер Горелов 6 декабря 1991 года в Санкт-Петербурге. Но его произведения стали памятником первостроителям Хибиногорска.

Кировск