Духа мощного господство

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря) 1803 года в дворянской семье, имеющей старинные корни, в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии, где и провел все свои детские годы. А юность его прошла уже в Москве. Будущий поэт получил хорошее по тем временам домашнее образование. Его домашним наставником и педагогом был Раич, брат киевского митрополита Филарета, сам занимавшийся стихописанием и переводом латинских и староитальянских поэтов. Семь лет Раич жил в доме Тютчевых, прививая своему ученику в том числе и стихотворно-переводческие навыки.

В 13 лет Тютчев уже переводил оды Горация и сочинял свои вариации на темы произведений знаменитого римского поэта. Одно из его подражаний Горацию, оду «На новый 1816 год» прочитал 22 февраля 1818 года поэт и критик, профессор Московского университета Мерзляков в «Обществе любителей российской словесности». И уже 30 марта того же года юный автор был избран сотрудником общества. А еще через год было опубликовано его вольное переложение «Послания Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду».

Тютчев поступил в Московский университет и проучился на его словесном отделении с 1819 по 1821 год. А в начале 1822 года он поступил на службу в Министерство иностранных дел. Через несколько месяцев по протекции влиятельных родственников он был направлен на скромную сверхштатную должность при русской дипломатической миссии в Мюнхен, где и дослужился через шесть лет до должности младшего секретаря, в каковой и оставался еще девять лет вплоть до 1837 года, когда в его дипломатической карьере произошел первый значительный скачок – Тютчев был назначен первым секретарем русской миссии в Турин, тогдашнюю столицу Сардинского королевства. Кроме того, в 1825 году он был пожалован камер-юнкером, а в 1835-м – камергером.

В Мюнхене поначалу Тютчев вел днем жизнь скромного чиновника, а вечером вращался в местном «свете» со всем пылом и жаром чувств двадцатилетнего дворянина. Мюнхен, столица Баварии, по настоятельному желанию конституционного короля Людвига I приобрел вполне заслуженную славу «немецких Афин». Но весь «свет», вся немецкая ученость оставались где-то вдалеке, когда Тютчев возвращался к себе домой, где его ждал преданнейший дядька Николай Афанасьевич Хлопов, ходивший за любезным Феденькой с четырехлетнего возраста. (Что ж, у Саши Пушкина была Арина Родионовна, научившая его сочному русскому языку и приохотившая его к народным сказкам, у Феди Тютчева – богобоязненный Хлопов). Предприимчивый дядька сумел сотворить из казенной немецкой квартиры уютный подлинно русский уголок, заполнил его древними православными иконами, где перед божницами всегда теплились восковые свечи, где было тепло и сухо и на столе дымились только русские национальные кушанья и звучала чуть архаичная певучая русская речь.

Надо заметить, что Тютчев, как и положено настоящему дипломату, хорошо владел иностранными языками. Особенно близок ему был французский язык, которым Тютчев владел не хуже, чем русским, на котором он не только вел свою обширную переписку, писал публицистические статьи, но и сочинял очень недурные стихи.

В Мюнхене Тютчев пережил немало сердечных увлечений, как легкомысленных, так и серьезных. Вообще поэт обладал натурой страстной, вспыхивающей, как порох; не раз, впрочем, обжигаясь о вечное женское кокетство и лукавство. Среди тамошних его знакомок выделялась Амалия Лерхенфельд, в замужестве баронесса Крюденер (1808–1888), которой он посвятил позже стихотворение «Я встретил вас, и все былое...», а также стихи «К.Б.».

Свел близкое знакомство Тютчев и с женой русского дипломата, немкой по происхождению, Эмилией-Элеонорой Петерсон, урожденной графиней Ботмер, которая была старше его на четыре года и уже имела троих сыновей. Когда же она овдовела, Федор Иванович женился на Эмилии-Элеоноре в 1826 году.

Через свою родовитую супругу дипломат-поэт вошел во многие аристократические германские салоны. Он подружился с Генрихом Гейне, став одним из первых переводчиков его стихов на русский язык; не только изучил научные произведения, но и неоднократно лично свидетельствовал почтение видному натурфилософу Шеллингу; проявил глубокий интерес к философии Гегеля. «Он из Германии туманной привез учености плоды» – это пушкинское изречение вполне приложимо и к Тютчеву.

В Мюнхене дипломата-поэта навещали русские путешественники и здешние земляки вроде Рожалина. Осень 1829 года и всю последующую зиму в Мюнхене провели братья Киреевские, с которыми у Тютчева было немало серьезных и приятных совместно проведенных часов. В первом браке у Тютчева родились три дочери. Но поэтическое сердце не унималось, сердечные увлечения Тютчева постоянно вносили разлад в размеренную семейную жизнь и плодили невидимые семейные драмы. Его жена не раз грозилась покончить с собой и однажды действительно пыталась заколоться кинжалом на мюнхенской улице.

В 1833 году Тютчев увлекся Эрнестиной Дернберг, внучатой племянницей известного немецкого баснописца Пфеффеля. И он был женат, и она – замужем, перспектив на совместную жизнь в то время явно не было. И любовники расстались. На память остались только удивительные стихи, которые Тютчев никогда не переставал писать, хотя нередко не успевал или ленился их записывать; и если бы не доброхоты и поклонники его ранней поэзии, то многих великолепных строк нам не довелось бы прочесть.

Печатался Тютчев тем более редко. Его стихи в 1829–1830 годах появились в журнале Раича «Галатея», оказались мелко рассыпаны в других малоизвестных изданиях. А в 1836 году копии тютчевских стихотворений через Вяземского и Жуковского попали к Пушкину, который и опубликовал 16 стихотворений Тютчева под общим заглавием «Стихотворения, присланные из Германии» и с подписью «Ф.Т.» в третьем томе своего журнала «Современник» за 1836 год и еще 8 стихотворений с тем же заглавием и с той же подписью – в четвертом томе. И после гибели Пушкина стихи Тютчева изредка публиковались в «Современнике» до 1840 года.

Тютчев провел за границей 22 года, впрочем, порой возвращаясь на родину. Он приезжал в Россию в отпуск в 1825 году и провел здесь более полугода, встретив (хоть и не в Петербурге) восстание декабристов, так что его стихотворение «14 декабря 1825» написано по личным впечатлениям.

В 1830 году он вторично ездил в Россию, чтобы познакомить свою первую жену с русской родней. И в 1837 году, уже получив назначение в посольство в Турине (сам он вроде бы хотел в Вену), прежде чем отправиться по месту новой службы, Тютчев повез Элеонору Тютчеву и детей в Петербург.

Он прожил на родине до середины ноября и в Турин отправился один (возможно, другая любовь, именно любовь гнала его в одиночество!). Жена прожила у его родных всю зиму и уже только весной 1838 года она вместе с детьми выехала к мужу на пароходе «Николай I». Судно загорелось на море неподалеку от Любека. Всем пассажирам грозила смертельная опасность, которую они едва избежали. Элеонора Тютчева проявила немалое мужество и незаурядное присутствие духа. Кстати, с ней на том же пароходе оказался молодой Тургенев, отдавший смелой женщине свое пальто и сапоги, ибо Тютчева оказалась попросту босой. И нервное потрясение, и подхваченная простуда доконали впечатлительную женщину, и по приезде в Турин она заболела и умерла 28 августа 1838 года.

Тютчев чрезвычайно глубоко переживал смерть жены. С горя он поседел в свои 36 лет, иссох, превратился чуть ли не в собственную тень; и это при том, что сердечное влечение его к Эрнестине Дернберг тоже не отпускало и на мгновение. Стоит заметить, что противоречивость чувств, их постоянная двойственность, разлад воли, сознания и чувств – именно те главные черты духовного облика Тютчева, которые вызвали к жизни одни из самых проникновенных страниц отечественной поэзии.

Необузданно-страстная натура поэта-романтика продолжала сказываться и во время второго брака Тютчева, коим он сочетался 17 июля 1839 года с молодой 29-летней вдовой Эрнестиной Дернберг, урожденной баронессой Пфеффель. Именно страсть заставила его совершить и служебный проступок (он самовольно отлучился в Швейцарию для венчания с Эрнестиной Дернберг). Дипломатическая карьера была прервана, к тому же Тютчева в виде наказания лишили чинов и звания камергера. Вынужденный подать в отставку, он поселился в Мюнхене с осени 1839 года и в немалой степени жил на деньги своей второй жены. Летом 1841 года он был вообще исключен из числа чиновников Министерства иностранных дел.

Тут-то бы отставнику самое время наслаждаться жизнью, литературными занятиями, заводить новые светские знакомства и путешествовать, но, увы, скудные средства не позволяли расслабиться, забыться. К тому же Тютчев по своей деятельной натуре не мог обойтись без приложения своих сил на благо родины, жить без России. В конце 1844 года Тютчев вернулся в Россию и сначала поступил на службу в Министерство иностранных дел в Петербурге, хотя до 1846 года определенной должности не имел. Только 15 февраля 1846 года он был назначен чиновником особых поручений при государственном канцлере, а 1 февраля 1848 года – старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. Ему вновь открылись аристократические салоны Петербурга и Москвы; высший свет оценил и полюбил его остроты.

Благосклонно была встречена его публицистическая деятельность, возможно, даже инспирированная сверху. Его статьи «Россия и Германия» (1844), «Россия и Революция» (1849), «Папство и Римский вопрос» (1856), которые должны были составить в совокупности трактат «Россия и Запад», не только явились правдивым выражением его консервативных политических раздумий, но и были своевременным и даже необходимым государственной власти выпадом против знаменитой книги Кюстина.

Тютчев сблизился со славянофилами. Так, Иван Аксаков станет позднее не только его биографом, издав в 1886 году книгу «Биография Федора Ивановича Тютчева», которая, кстати, недавно переиздана, но и мужем его дочери Анны, фрейлины императорского двора.

Вновь Тютчев обратился к стихотворству, и Некрасов поместил в первом номере «Современника» за 1850 год большую статью, в которой основное место уделил разбору прежних поэтических публикаций Тютчева в этом же журнале в пушкинское время. Среди его литературных друзей и ценителей творчества такие крупные литературные фигуры, как Тургенев, Лев Толстой, Достоевский, Аполлон Майков и Афанасий Фет.

И вновь разразилась любовная драма. В 1850 году Тютчев познакомился с Еленой Александровной Денисьевой, которая была на 23 года его моложе. Их связь, бурная и шокирующая не только окружение поэта, но и весь высший свет, длилась 14 лет, пока Денисьева не умерла 4 августа 1864 года. У них были дочь и двое сыновей, которых Тютчев узаконил, несмотря на все кривотолки и недоброжелательства.

Общественная атмосфера на переломе к 60-м годам тоже не радовала. Крымская война 1853–1856 годов еще больше обнажила социальные язвы крепостнической России. Когда в 1855 году скончался император Николай I, правивший самодержавно 30 лет, поэт откликнулся на его смерть следующей эпиграммой-эпитафией, опровергающей прежние стихотворные суждения Тютчева о российском монархе:

Не Богу ты служил и не 

России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые, 

и злые, –

Всё было ложь в тебе, всё 

призраки пустые:

Ты был не Царь, а лицедей.

Россия стояла на пороге отмены крепостного права, как и многие передовые люди своего времени, поэт чувствовал эту назревшую необходимость всенародной свободы. Между тем служебная карьера Тютчева развивалась по восходящей, в 1858 году он был назначен председателем Комитета иностранной цензуры, причем должностные обязанности исполнял исправно до конца своих дней.

Федор Иванович заболел в начале 1873 года, глубоко пережив перед этим кончину старшего брата Николая (которому посвящено стихотворение «Брат, столько лет сопутствовавший мне…»), затем – дочери Марии, уход из жизни многих друзей и близких.

Скончался поэт 15 (27) июля 1873 года в Царском Селе и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге. Вторая жена Эрнестина Федоровна пережила своего супруга и скончалась в 1894 году.

* * *

Поэзия Тютчева, его гениальная философская и любовная лирика были по достоинству оценены русскими символистами, особенно Брюсовым, но поистине широкое звучание они обрели в 60–80-е годы прошлого столетия. Экзистенциальный пафос, актуальнейшая тема столкновения личности и общества, человека и природы, диссидентское звучание многих тютчевских строк при всей внешней архаичности поэтического языка оказались необыкновенно созвучны нашему неоднозначному времени, нашим современникам.

Широко известно следующее четверостишие:

Умом Россию не понять,

Аршином общим 

не измерить:

У ней особенная стать –

В Россию можно только 

в е р и т ь.

Акцентуация отдельных слов допускает прочтение этих строк в различных смысловых регистрах, от иронически-циничного до возвышенно-молитвенного. И никто ближе Тютчева не подошел в самом бесхитростном и вроде бы наивном понимании любви гражданина к своей отчизне, к разрешению загадки русской души. Недаром это же четырехстишие вспоминается и повторяется как заклинание и завещание на всех крутых поворотах русской истории.

Космизм тютчевской поэзии задолго до полетов человека в межзвездное пространство раздвинул рамки пытливого мировосприятия. Всемогущество природы и бессилие отдельной личности в тютчевской трактовке предвосхитили теперешние интерпретации религиозных верований. Любовь-страсть и смерть-избавление, темы актуальные и поныне, ввел в русскую поэзию с такой небывало точной и высокой нотой именно Тютчев.

Традиции и новаторство, питая его творчество, образовали поистине гремучую смесь; и если сегодня многие молодые (и не только молодые) русские поэты оглядываются на век XVIII, обретая в творчестве выдающихся стихотворцев забытой эпохи опору, как Антей в соприкосновении с матерью-Землей, то имеется немаловажная заслуга в том именно Тютчева, одним концом словесной радуги своей упиравшегося в то же традиционное изножье. Недаром Тынянов называл его «сознательным архаистом», а Андрей Белый – «архаическим эллином».

Тютчев не избег многих влияний. Для его миропостижения важны байронизм и фаустианство, но не менее важны были для него поиски и обретения Державина. И сегодня русские поэты пытаются найти опору в животворной классике:

Пускай беззастенчиво лжет

«демократ»,

глумясь над державою,

поэзия держит страну как

домкрат, –

читаю Державина.

И хочется в пандан предыдущему добавить – читаю Тютчева.

Любовь и вера в великое будущее русского народа, России продиктовали ему многие боговдохновенные строки. Скажем, такие:

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа –

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа.

Наше сегодняшнее долготерпенье невозможно без духовной подпитки тютчевской поэзией. Поэт, отвечая на общечеловеческие вопросы, отвечает тем самым на каждый конкретный вопрос и запрос отдельной личности.

«Не плоть, а дух растлился в наши дни,/ И человек отчаянно тоскует,/ Он к свету рвется из ночной тени/ И, свет обретши, ропщет и бунтует» – разве незнакомо нам самим это чувство разочарования и отчаяния, разве не вздрагиваем мы от уколов совести и разве не так же мучительно желаем возопить «пред замкнутой дверью: «Впусти меня! Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..»

Душе страдающей, душе нашего соотечественника, не смиренной обстоятельствами горькой жизни и не сломленной властолюбивыми самозванцами, катаклизмами сатанинских искушений, поэзия Тютчева – как яркий маяк, указующий путь в надежную гавань для мощного судна ли, утлого ли челнока в разбушевавшемся море. Море всемирных вопросов, необузданных страстей, непосильных страданий, всевозможных девальваций, внезапных смертей и все-таки светлых надежд! n

Виктор Александрович Широков – поэт, прозаик, эссеист, переводчик.Виктор Широков

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря) 1803 года в дворянской семье, имеющей старинные корни, в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии, где и провел все свои детские годы. А юность его прошла уже в Москве. Будущий поэт получил хорошее по тем временам домашнее образование. Его домашним наставником и педагогом был Раич, брат киевского митрополита Филарета, сам занимавшийся стихописанием и переводом латинских и староитальянских поэтов. Семь лет Раич жил в доме Тютчевых, прививая своему ученику в том числе и стихотворно-переводческие навыки.

В 13 лет Тютчев уже переводил оды Горация и сочинял свои вариации на темы произведений знаменитого римского поэта. Одно из его подражаний Горацию, оду «На новый 1816 год» прочитал 22 февраля 1818 года поэт и критик, профессор Московского университета Мерзляков в «Обществе любителей российской словесности». И уже 30 марта того же года юный автор был избран сотрудником общества. А еще через год было опубликовано его вольное переложение «Послания Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду».

Тютчев поступил в Московский университет и проучился на его словесном отделении с 1819 по 1821 год. А в начале 1822 года он поступил на службу в Министерство иностранных дел. Через несколько месяцев по протекции влиятельных родственников он был направлен на скромную сверхштатную должность при русской дипломатической миссии в Мюнхен, где и дослужился через шесть лет до должности младшего секретаря, в каковой и оставался еще девять лет вплоть до 1837 года, когда в его дипломатической карьере произошел первый значительный скачок – Тютчев был назначен первым секретарем русской миссии в Турин, тогдашнюю столицу Сардинского королевства. Кроме того, в 1825 году он был пожалован камер-юнкером, а в 1835-м – камергером.

В Мюнхене поначалу Тютчев вел днем жизнь скромного чиновника, а вечером вращался в местном «свете» со всем пылом и жаром чувств двадцатилетнего дворянина. Мюнхен, столица Баварии, по настоятельному желанию конституционного короля Людвига I приобрел вполне заслуженную славу «немецких Афин». Но весь «свет», вся немецкая ученость оставались где-то вдалеке, когда Тютчев возвращался к себе домой, где его ждал преданнейший дядька Николай Афанасьевич Хлопов, ходивший за любезным Феденькой с четырехлетнего возраста. (Что ж, у Саши Пушкина была Арина Родионовна, научившая его сочному русскому языку и приохотившая его к народным сказкам, у Феди Тютчева – богобоязненный Хлопов). Предприимчивый дядька сумел сотворить из казенной немецкой квартиры уютный подлинно русский уголок, заполнил его древними православными иконами, где перед божницами всегда теплились восковые свечи, где было тепло и сухо и на столе дымились только русские национальные кушанья и звучала чуть архаичная певучая русская речь.

Надо заметить, что Тютчев, как и положено настоящему дипломату, хорошо владел иностранными языками. Особенно близок ему был французский язык, которым Тютчев владел не хуже, чем русским, на котором он не только вел свою обширную переписку, писал публицистические статьи, но и сочинял очень недурные стихи.

В Мюнхене Тютчев пережил немало сердечных увлечений, как легкомысленных, так и серьезных. Вообще поэт обладал натурой страстной, вспыхивающей, как порох; не раз, впрочем, обжигаясь о вечное женское кокетство и лукавство. Среди тамошних его знакомок выделялась Амалия Лерхенфельд, в замужестве баронесса Крюденер (1808–1888), которой он посвятил позже стихотворение «Я встретил вас, и все былое...», а также стихи «К.Б.».

Свел близкое знакомство Тютчев и с женой русского дипломата, немкой по происхождению, Эмилией-Элеонорой Петерсон, урожденной графиней Ботмер, которая была старше его на четыре года и уже имела троих сыновей. Когда же она овдовела, Федор Иванович женился на Эмилии-Элеоноре в 1826 году.

Через свою родовитую супругу дипломат-поэт вошел во многие аристократические германские салоны. Он подружился с Генрихом Гейне, став одним из первых переводчиков его стихов на русский язык; не только изучил научные произведения, но и неоднократно лично свидетельствовал почтение видному натурфилософу Шеллингу; проявил глубокий интерес к философии Гегеля. «Он из Германии туманной привез учености плоды» – это пушкинское изречение вполне приложимо и к Тютчеву.

В Мюнхене дипломата-поэта навещали русские путешественники и здешние земляки вроде Рожалина. Осень 1829 года и всю последующую зиму в Мюнхене провели братья Киреевские, с которыми у Тютчева было немало серьезных и приятных совместно проведенных часов. В первом браке у Тютчева родились три дочери. Но поэтическое сердце не унималось, сердечные увлечения Тютчева постоянно вносили разлад в размеренную семейную жизнь и плодили невидимые семейные драмы. Его жена не раз грозилась покончить с собой и однажды действительно пыталась заколоться кинжалом на мюнхенской улице.

В 1833 году Тютчев увлекся Эрнестиной Дернберг, внучатой племянницей известного немецкого баснописца Пфеффеля. И он был женат, и она – замужем, перспектив на совместную жизнь в то время явно не было. И любовники расстались. На память остались только удивительные стихи, которые Тютчев никогда не переставал писать, хотя нередко не успевал или ленился их записывать; и если бы не доброхоты и поклонники его ранней поэзии, то многих великолепных строк нам не довелось бы прочесть.

Печатался Тютчев тем более редко. Его стихи в 1829–1830 годах появились в журнале Раича «Галатея», оказались мелко рассыпаны в других малоизвестных изданиях. А в 1836 году копии тютчевских стихотворений через Вяземского и Жуковского попали к Пушкину, который и опубликовал 16 стихотворений Тютчева под общим заглавием «Стихотворения, присланные из Германии» и с подписью «Ф.Т.» в третьем томе своего журнала «Современник» за 1836 год и еще 8 стихотворений с тем же заглавием и с той же подписью – в четвертом томе. И после гибели Пушкина стихи Тютчева изредка публиковались в «Современнике» до 1840 года.

Тютчев провел за границей 22 года, впрочем, порой возвращаясь на родину. Он приезжал в Россию в отпуск в 1825 году и провел здесь более полугода, встретив (хоть и не в Петербурге) восстание декабристов, так что его стихотворение «14 декабря 1825» написано по личным впечатлениям.

В 1830 году он вторично ездил в Россию, чтобы познакомить свою первую жену с русской родней. И в 1837 году, уже получив назначение в посольство в Турине (сам он вроде бы хотел в Вену), прежде чем отправиться по месту новой службы, Тютчев повез Элеонору Тютчеву и детей в Петербург.

Он прожил на родине до середины ноября и в Турин отправился один (возможно, другая любовь, именно любовь гнала его в одиночество!). Жена прожила у его родных всю зиму и уже только весной 1838 года она вместе с детьми выехала к мужу на пароходе «Николай I». Судно загорелось на море неподалеку от Любека. Всем пассажирам грозила смертельная опасность, которую они едва избежали. Элеонора Тютчева проявила немалое мужество и незаурядное присутствие духа. Кстати, с ней на том же пароходе оказался молодой Тургенев, отдавший смелой женщине свое пальто и сапоги, ибо Тютчева оказалась попросту босой. И нервное потрясение, и подхваченная простуда доконали впечатлительную женщину, и по приезде в Турин она заболела и умерла 28 августа 1838 года.

Тютчев чрезвычайно глубоко переживал смерть жены. С горя он поседел в свои 36 лет, иссох, превратился чуть ли не в собственную тень; и это при том, что сердечное влечение его к Эрнестине Дернберг тоже не отпускало и на мгновение. Стоит заметить, что противоречивость чувств, их постоянная двойственность, разлад воли, сознания и чувств – именно те главные черты духовного облика Тютчева, которые вызвали к жизни одни из самых проникновенных страниц отечественной поэзии.

Необузданно-страстная натура поэта-романтика продолжала сказываться и во время второго брака Тютчева, коим он сочетался 17 июля 1839 года с молодой 29-летней вдовой Эрнестиной Дернберг, урожденной баронессой Пфеффель. Именно страсть заставила его совершить и служебный проступок (он самовольно отлучился в Швейцарию для венчания с Эрнестиной Дернберг). Дипломатическая карьера была прервана, к тому же Тютчева в виде наказания лишили чинов и звания камергера. Вынужденный подать в отставку, он поселился в Мюнхене с осени 1839 года и в немалой степени жил на деньги своей второй жены. Летом 1841 года он был вообще исключен из числа чиновников Министерства иностранных дел.

Тут-то бы отставнику самое время наслаждаться жизнью, литературными занятиями, заводить новые светские знакомства и путешествовать, но, увы, скудные средства не позволяли расслабиться, забыться. К тому же Тютчев по своей деятельной натуре не мог обойтись без приложения своих сил на благо родины, жить без России. В конце 1844 года Тютчев вернулся в Россию и сначала поступил на службу в Министерство иностранных дел в Петербурге, хотя до 1846 года определенной должности не имел. Только 15 февраля 1846 года он был назначен чиновником особых поручений при государственном канцлере, а 1 февраля 1848 года – старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. Ему вновь открылись аристократические салоны Петербурга и Москвы; высший свет оценил и полюбил его остроты.

Благосклонно была встречена его публицистическая деятельность, возможно, даже инспирированная сверху. Его статьи «Россия и Германия» (1844), «Россия и Революция» (1849), «Папство и Римский вопрос» (1856), которые должны были составить в совокупности трактат «Россия и Запад», не только явились правдивым выражением его консервативных политических раздумий, но и были своевременным и даже необходимым государственной власти выпадом против знаменитой книги Кюстина.

Тютчев сблизился со славянофилами. Так, Иван Аксаков станет позднее не только его биографом, издав в 1886 году книгу «Биография Федора Ивановича Тютчева», которая, кстати, недавно переиздана, но и мужем его дочери Анны, фрейлины императорского двора.

Вновь Тютчев обратился к стихотворству, и Некрасов поместил в первом номере «Современника» за 1850 год большую статью, в которой основное место уделил разбору прежних поэтических публикаций Тютчева в этом же журнале в пушкинское время. Среди его литературных друзей и ценителей творчества такие крупные литературные фигуры, как Тургенев, Лев Толстой, Достоевский, Аполлон Майков и Афанасий Фет.

И вновь разразилась любовная драма. В 1850 году Тютчев познакомился с Еленой Александровной Денисьевой, которая была на 23 года его моложе. Их связь, бурная и шокирующая не только окружение поэта, но и весь высший свет, длилась 14 лет, пока Денисьева не умерла 4 августа 1864 года. У них были дочь и двое сыновей, которых Тютчев узаконил, несмотря на все кривотолки и недоброжелательства.

Общественная атмосфера на переломе к 60-м годам тоже не радовала. Крымская война 1853–1856 годов еще больше обнажила социальные язвы крепостнической России. Когда в 1855 году скончался император Николай I, правивший самодержавно 30 лет, поэт откликнулся на его смерть следующей эпиграммой-эпитафией, опровергающей прежние стихотворные суждения Тютчева о российском монархе:

Не Богу ты служил и не 

России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые, 

и злые, –

Всё было ложь в тебе, всё 

призраки пустые:

Ты был не Царь, а лицедей.

Россия стояла на пороге отмены крепостного права, как и многие передовые люди своего времени, поэт чувствовал эту назревшую необходимость всенародной свободы. Между тем служебная карьера Тютчева развивалась по восходящей, в 1858 году он был назначен председателем Комитета иностранной цензуры, причем должностные обязанности исполнял исправно до конца своих дней.

Федор Иванович заболел в начале 1873 года, глубоко пережив перед этим кончину старшего брата Николая (которому посвящено стихотворение «Брат, столько лет сопутствовавший мне…»), затем – дочери Марии, уход из жизни многих друзей и близких.

Скончался поэт 15 (27) июля 1873 года в Царском Селе и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге. Вторая жена Эрнестина Федоровна пережила своего супруга и скончалась в 1894 году.

* * *

Поэзия Тютчева, его гениальная философская и любовная лирика были по достоинству оценены русскими символистами, особенно Брюсовым, но поистине широкое звучание они обрели в 60–80-е годы прошлого столетия. Экзистенциальный пафос, актуальнейшая тема столкновения личности и общества, человека и природы, диссидентское звучание многих тютчевских строк при всей внешней архаичности поэтического языка оказались необыкновенно созвучны нашему неоднозначному времени, нашим современникам.

Широко известно следующее четверостишие:

Умом Россию не понять,

Аршином общим 

не измерить:

У ней особенная стать –

В Россию можно только 

в е р и т ь.

Акцентуация отдельных слов допускает прочтение этих строк в различных смысловых регистрах, от иронически-циничного до возвышенно-молитвенного. И никто ближе Тютчева не подошел в самом бесхитростном и вроде бы наивном понимании любви гражданина к своей отчизне, к разрешению загадки русской души. Недаром это же четырехстишие вспоминается и повторяется как заклинание и завещание на всех крутых поворотах русской истории.

Космизм тютчевской поэзии задолго до полетов человека в межзвездное пространство раздвинул рамки пытливого мировосприятия. Всемогущество природы и бессилие отдельной личности в тютчевской трактовке предвосхитили теперешние интерпретации религиозных верований. Любовь-страсть и смерть-избавление, темы актуальные и поныне, ввел в русскую поэзию с такой небывало точной и высокой нотой именно Тютчев.

Традиции и новаторство, питая его творчество, образовали поистине гремучую смесь; и если сегодня многие молодые (и не только молодые) русские поэты оглядываются на век XVIII, обретая в творчестве выдающихся стихотворцев забытой эпохи опору, как Антей в соприкосновении с матерью-Землей, то имеется немаловажная заслуга в том именно Тютчева, одним концом словесной радуги своей упиравшегося в то же традиционное изножье. Недаром Тынянов называл его «сознательным архаистом», а Андрей Белый – «архаическим эллином».

Тютчев не избег многих влияний. Для его миропостижения важны байронизм и фаустианство, но не менее важны были для него поиски и обретения Державина. И сегодня русские поэты пытаются найти опору в животворной классике:

Пускай беззастенчиво лжет

«демократ»,

глумясь над державою,

поэзия держит страну как

домкрат, –

читаю Державина.

И хочется в пандан предыдущему добавить – читаю Тютчева.

Любовь и вера в великое будущее русского народа, России продиктовали ему многие боговдохновенные строки. Скажем, такие:

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа –

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа.

Наше сегодняшнее долготерпенье невозможно без духовной подпитки тютчевской поэзией. Поэт, отвечая на общечеловеческие вопросы, отвечает тем самым на каждый конкретный вопрос и запрос отдельной личности.

«Не плоть, а дух растлился в наши дни,/ И человек отчаянно тоскует,/ Он к свету рвется из ночной тени/ И, свет обретши, ропщет и бунтует» – разве незнакомо нам самим это чувство разочарования и отчаяния, разве не вздрагиваем мы от уколов совести и разве не так же мучительно желаем возопить «пред замкнутой дверью: «Впусти меня! Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..»

Душе страдающей, душе нашего соотечественника, не смиренной обстоятельствами горькой жизни и не сломленной властолюбивыми самозванцами, катаклизмами сатанинских искушений, поэзия Тютчева – как яркий маяк, указующий путь в надежную гавань для мощного судна ли, утлого ли челнока в разбушевавшемся море. Море всемирных вопросов, необузданных страстей, непосильных страданий, всевозможных девальваций, внезапных смертей и все-таки светлых надежд!