Ольга Медведко
Лев Гумилев, Анна Ахматова и Анна Ивановна Гумилева. Середина 1920-х.
Лев Николаевич Гумилев называл себя счастливым человеком, и это несмотря на то, что он отсидел за своих родителей в тюрьмах и лагерях почти 15 лет – за то, что не отрекся от них. Теперь, когда мы произносим имя Льва Гумилева, то невольно сразу возникают образы двух великих поэтов Серебряного века – Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Три гения в одной семье.
Вклад каждого из них в русскую и мировую культуру огромен. Каждый их них – сильная, незаурядная, талантливая личность со своей трагической судьбой. Конечно же, не случайно внутри такой необыкновенной семьи между ее членами складывались сложные, часто драматические отношения. Сначала – между Ахматовой и Гумилевым, потом – между сыном и матерью.
Детство Лева провел в имении бабушки в Слепнево, а затем, уже после революции, семья переехала в Бежецк. О гибели отца прямо никто не говорил мальчику, но по отрывочным разговорам, репликам и слезам бабушки он сам обо всем догадался. Отца он боготворил и с годами во многом пытался подражать ему. Образ отца на всю жизнь стал для него героическим и легендарным.
После смерти Николая Гумилева в 1921 году Анна Ахматова приехала в Бежецк, чтобы решить вопрос, где жить Леве дальше – в голодном и холодном Петрограде или в более сытом Бежецке. Бабушка, Анна Ивановна Гумилева, настаивала на том, чтоб внук оставался с ней. Анна Андреевна сильно не возражала. Решено было, что мальчик останется в Бежецке, где он и прожил до окончания школы. Анна Андреевна приехала в Бежецк только четыре года спустя. Приехала утром, а уже после обеда засобиралась в обратный путь. Подобная поспешность ошеломила и глубоко обидела ранимого подростка. Наверное, в этих непростых отношениях еще в детстве и отрочестве следует искать корни будущего взаимного отчуждения между Анной Андреевной и ее единственным сыном. Но Лева любил мать и, как любой ребенок, тосковал по ней, писал ей письма и даже стихи. Она тоже иногда ему отвечала. Но виделись они крайне редко, когда Лева приезжал в Ленинград. Да и тогда она не так много уделяла ему внимания, а обычно просила своего друга и секретаря Павла Лукницкого «повоспитывать» Левушку. Павел Николаевич несколько лет переписывался с Левой, покупал книги для него, а когда он приезжал в Ленинград, возил его за город, посещал с ним кинематограф, театры, музеи, зоопарк. Как мог он старался восполнить недостаток мужского общения в жизни подростка. Позже, пройдя через ад нескольких арестов сына и бесчисленных часов стояния в очередях с передачами, Анна Ахматова напишет страшные строки: «Семнадцать месяцев кричу,/ Зову тебя домой./ Кидалась в ноги палачу –/ Ты сын и ужас мой…»
Бабушка по мере сил старалась заменить Леве его родителей. Он напоминал ей внешним обликом, характером, всеми своими увлечениями погибшего сына. Многие биографы Гумилевых говорили не только о внешнем сходстве отца и сына, что проявилось в способностях Левы и его генетической памяти, но и о схожести их судеб, взглядов и принципов. Это и не удивительно – ведь их воспитывала одна и та же женщина – мудрая, образованная и добрая Анна Ивановна Гумилева. Главное, что было унаследовано ими от нее, – это искренняя вера в Бога и религиозность. Оба до конца своих дней оставались глубоко верующими христианами. Своему сыну, Гумильвёнку, Николай Гумилев заранее предрекал: «Он будет ходить по дорогам,/ И будет читать стихи,/ И он искупит пред Богом/ Многие наши грехи!»
Эти строки, как и многие другие у поэта-провидца, оказались пророческими. Страшными лагерными годами Левушка искупал «грехи» родителей, утверждая тем самым не только свое родство с ними, но и свое собственное инакомыслие. По словам сокамерников Николая Гумилева, последняя надпись, которую поэт нацарапал на стене в ожидании расстрела, была: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилев».
Молиться Леву Гумилева научила бабушка. Веру он пронес через все испытания своей нелегкой жизни. Многие отмечали у Льва Николаевича выстраданное и осознанное отношение к христианству. Михаил Ардов (который впоследствии стал священником) вспоминал, как поразила его короткая фраза Льва об Иисусе, когда он просто и убежденно сказал: «Но мы-то с вами знаем, что Он воскрес!» Иногда Льва Гумилева причисляют к религиозным философам. Сам он этого никогда не признавал, хотя в его научном наследии философские и религиозно-философские вопросы в особом этнологическом контексте составляют большую часть исследований.
Второе, что особенно сближает отца и сына, – безусловная пассионарность обоих. У Николая Степановича она проявлялась во всех видах и сферах его деятельности: в стремлении быть лидером в поэзии, победителем в любовных увлечениях, конквистадором в исследованиях и путешествиях, в готовности к подвигу и преодолении трудностей. Он был прекрасным организатором, изобретательным творцом, способным увлечь и других людей своими идеями и порывами. Будучи основателем поэтического течения акмеизм, Гумилев сумел объединить талантливых молодых поэтов: Осипа Мандельштама, Анну Ахматову, Михаила Зенкевича и др. Они нарекли себя акмеистами от греческого слова «акмэ» – вершина. К новым вершинам они стремились всю жизнь – в поэтическом ремесле, в духовном и нравственном самосовершенствовании. Мандельштам дал исчерпывающее определение новому направлению: «Тоска по мировой культуре».
Лев Николаевич был пассионарием другого склада. Он – просветитель и первопроходец в науке, заслужил это звание своей труднейшей судьбой. Потребность познания была его ведущей пассионарной чертой. Он продолжал творить даже в самых нечеловеческих условиях. В ГУЛАГе, где все отбывали свои наказания в монотонности лагерных будней, Лев Николаевич работал над пассионарной теорией все семь лет своего срока. Окружающая обстановка – решетки на окнах барака, конвоиры с собаками, колючая проволока – все это было не важно и относилось к мелочам жизни. Главное – переписка с единомышленниками, изучение нужных книг, проверка идей и творчество. Итог титанической работы в адских условиях – чемодан с драгоценными рукописями после освобождения. Силой своего духа, таланта и убежденностью в правоте своих идей он мог увлечь многих и изменить взгляд на историческую науку.
 |
| Николай Гумилев с сыном Левой. 1915 год.
Фото из архива автора |
Третья общая черта Гумилевых – любовь к истории, географии и путешествиям. Николай Степанович это именовал «музой дальних странствий». Он много ездил по Европе, несколько раз был в Африке: в 1908-м в Египте, а потом в Абиссинии и на сомалийском полуострове. Коллекция привезенных им в 1913 году экспонатов для Музея этнографии в Петербурге была самой ценной из имеющихся по этому региону. Его любовь и знание Африки отразились в его поэзии. Знаменитый африканист профессор Дмитрий Ольдерогге, внимательно читавший последнюю книгу поэта «Шатер», не смог упрекнуть автора в каких-либо ошибках.
Лев Николаевич всю жизнь мечтал о путешествиях, но его перемещения по стране, к сожалению, носили вынужденный характер. В первые экспедиции он поехал из-за бедственного положения: не было ни работы, ни жилья, ни денег, ни поддержки. Со многими районами СССР – от Беломорканала до Норильска – ему пришлось знакомиться в принудительном порядке в сталинских лагерях. А с зарубежными поездками дело обстояло еще хуже. За всю свою жизнь Лев Николаевич был за границей всего два раза – в 1966 году в Праге и Будапеште на Археологическом конгрессе, а в 1973-м была поездка в Польшу. Вот и все, больше неудобного и не очень «благонадежного» ученого не выпускали. Но любовь к географии у Льва Николаевича преломлялась особенным образом – его «география» во многом оживляла и объясняла историю.
И отец, и сын любили литературу, историю, иностранные языки. Лев Николаевич говорил: «Не зная истории своего отечества, трудно быть патриотом… Без знания языков и литературы теряются связи с окружающим миром людей, а без истории – с наследием прошлого. В двадцатых годах история была изъята из школьных программ, а география сведена до минимума. То и другое на пользу не пошло». До чего актуально звучат эти слова сейчас!
Но самое главное, что объединяло отца и сына, – это любовь к России, их пассионарный патриотизм. Начало Первой мировой Николай Гумилев встретил в России. В первый же год он ушел добровольцем на фронт, став дважды Георгиевским кавалером. Завершил он войну во Франции в составе русского экспедиционного корпуса. После Октябрьской революции, когда многие русские уезжали на Запад, Гумилев отправился обратно в Россию – навстречу первой волне эмиграции из России. Многие недоумевали – почему Гумилев, любивший свободу, путешествия, экзотику, открыто признававший, что он монархист, возвратился на родину? А не вернуться Николай Гумилев не мог, потому что осознавал себя частью России, ее плоти и духа: «Я кричу, и мой голос дикий./ Это медь ударяет в медь,/ Я, носитель мысли великой,/ Не могу, не могу умереть!/ Словно молоты громовые/ Или воды гневных морей,/ Золотое сердце России/ Мерно бьется в груди моей».
Лев Гумилев, как и его отец, тоже добровольцем ушел на фронт прямо из ссылки в 1943 году. Он закончит войну участником штурма Берлина. За это ему будет обещано снятие судимости в качестве вознаграждения. Лев Николаевич всю жизнь был предан науке и своими открытиями и исследованиями служил отечеству.
Обоих Гумилевых мы можем назвать подлинными мастерами слова. Николай Гумилев был не только Поэтом от Бога, но еще и тонким литературным критиком, блестящим переводчиком. В его поэзии всегда присутствовала огненная стихия мироздания. Об этом говорят сами названия его книг – «Костер», «Огненный столп». Лейтмотивы его творчества – пожар, бунт, рок. «И, взойдя на трепещущий мостик,/ Вспоминает покинутый порт,/ Отрясая ударами трости/ Клочья пены с высоких ботфорт,/ Или, бунт на борту обнаружив,/ Из-за пояса рвет пистолет,/ Так что сыпется золото с кружев,/ С розоватых брабантских манжет…»
Его герой – собирательный образ бунтаря и первопроходца, каким был и он сам. Гумилев – конквистадор и в жизни, и в поэзии. В знаменитых «Капитанах» он воспевает красивых и сильных людей, их доблесть и отвагу: «Разве трусам даны эти руки,/ Этот острый, уверенный взгляд,/ Что умеет на вражьи фелуки/ Неожиданно бросить фрегат». Лев Гумилев говорил о себе: «Дар слов, неведомый уму,/ Мне был обещан от природы».
На генетическом уровне он обладал даром образного и поэтичного выражения мысли. Именно поэтому Лев Николаевич почитается не только как ученый, но и как вдумчивый поэт, тонкий переводчик, оригинальный прозаик. «Ты говоришь мне: завтра. Завтра рок/ Играть иначе будет нами всеми./ Во всех мирах грядущим правит Бог./ В его руке стремительное время./ Он дал нам час, пьянящий как вино,/ Как Дантов ритм неповторимый./ Решись, иль мгла вползет в окно,/ А радость унесется мимо».
Его стихотворения отличаются образностью, точностью рифмы и размера. Поэтические переводы с восточных языков, сделанные Львом Николаевичем, прекрасно передают поэзию подлинников. Но эти дарования оставались в тени великих творений его знаменитых родителей, а сам Лев Николаевич из скромности старался не афишировать свои таланты поэта. Впервые книга его стихов «Всем нам завещана Россия» была издана только в прошлом году, к 100-летию ученого. Поэзия Льва Гумилева является отражением его личной биографии, неотделимой от драматичной истории России XX столетия.
Отец и сын Гумилевы говорили, что они аполитичны. Ни тот, ни другой старались не вмешиваться в политику, они хотели полностью отдаться творчеству. К сожалению, жизнь распорядилась иначе. Они оба стали жертвами политических интриг и амбиций.
Лев Гумилев уверял, что политикой он не занимается и вообще не интересуется всем, что «ближе» XVIII века. Тем не менее с присущей ему эмоциональностью свои политические взгляды он выражал в публицистических статьях, в теле- и радиопередачах. Многие их считали одновременно антикоммунистическими и антизападными. На рубеже 1990-х годов славянофилы, которые относились скептически к воззрениям Гумилева на ордынское иго, подхватили его тезис о «славяно-тюркском симбиозе» для обоснования новой государственной идеологии. Одновременно националисты тюркоязычных народов СССР тоже ссылались на Гумилева как на идеологический непререкаемый авторитет.
Последнее, что объединяет отца и сына, – это жизнь после смерти. Николай Гумилев погиб на пороге своей славы. После расстрела он на десятки лет был отлучен от читателей, а его творчество пытались предать забвению. Только после реабилитации в 1991 году, то есть 70 лет спустя после смерти, произведения поэта стали выходить миллионными тиражами. Лев Николаевич большую часть жизни писал в стол. Популярность пришла к нему только в конце жизни. Он получил мировое признание как ученый, его труды издаются во многих странах, в Казани ему воздвигли памятник, его именем назван университет в Астане. На родине Гумилевых в Бежецке был поставлен им памятник. Триумф настиг отца и сына лишь после смерти.
