Золотое шитье и дерюга

На протяжении четырех-пяти лет, если не более того, в условиях мощного кризиса на книжном рынке относительное благополучие являет научно-популярная литература. В первую очередь – историческая. И на первом месте, кажется, стоит биографический жанр. Не то, чтобы ее публикация стала каким-то уж особенно «хлебным» делом для издателя и автора, но, во всяком случае, стабильный интерес к ней в обществе не падает. А сетевое пиратство поразило эту область не столь страшно и безнадежно, как беллетристику.

Но успехом пользуется совсем не тот научпоп, который был у нас в 80-х и даже в 90-х. Набрали ход очень серьезные изменения.

Научно-популярная литература стала превращаться в научно-художественную. Для 80-х и 90-х суть хорошего научпопа на 100% исчерпывалась лозунгом просветительского проекта «Энциклопедия для детей»: «Просто о сложном, интересно о важном». Финита! Добавить нечего. Но эта незамысловатая картинка исчезает и уже основательно размылась.

Во-первых, сам язык подобного рода литературы чем дальше, тем больше дрейфует от унылой академщины к цветущей речи художественного произведения. Во-вторых, правилом хорошего тона становится включение в популярные книги по истории развернутых метафор, полноценных литературных образов. В-третьих, сегодня автору дозволяется, вернее сказать, от автора почти что требуется вставлять вольные философские рассуждения в популярный текст, который прежде не нагружался ничем, помимо научной информации, поданной в облегченном виде. Любая историческая тема – биография великой личности, судьба народа, города, обычая – ныне стремится принять форму эссе.

Знаменитейшие книги серии ЖЗЛ пишут не историки, а литераторы. «Пастернак» Дмитрия Быкова становится бестселлером не хуже (а лучше!) какого-нибудь зубодробительного боевика. А заодно и получает национальную литературную премию «Большая книга». Алексею Варламову вручают ту же «Большую книгу», но уже на следующий год – за работу «Алексей Толстой», стыдливо назвав ее «документальным романом». В действительности это популярное биографическое издание, вышедшее в той же серии ЖЗЛ. Писатель-фантаст Эдуард Геворкян публикует книгу «Цезарь» – аналогичного жанра, хотя и в другой серии – и удостаивается Карамзинского креста.

Разница между работой историка и писателя в этой сфере постепенно уменьшается. Писатель учится профессиональным навыкам ученого, ученый нарабатывает умение создавать тексты с писательской виртуозностью. Происходит взаимопроникновение двух творческих сфер – немыслимое по прежним временам дело.

Особенно хорошо это видно по историко-художественным биографиям.

В исторической литературе биографизм развивается бешеными темпами, побивая иную тематику. Монография традиционного типа уступает дорогу биографическому очерку, а сам этот очерк все больше и больше напоминает не беллетризированное исследование, а крупное историософское эссе. Любопытно: биографический жанр переходит в галоп, в то время как убийственный издательский кризис заставляет прежних фаворитов книжного рынка – фантастику, детектив, детскую литературу – сменить рысь на вялое трюханье.

В научпоп, или, по-новому, в научхуд, на протяжении нулевых пришло несколько интересных фигур. Это прежде всего Ольга Елисеева, Мария Залесская, Сергей В.Алексеев, профессор Вячеслав Козляков. Ну а те, кто раньше осознал неотвратимость перемен, к настоящему времени выросли в персоны медийного уровня. Это прежде всего Николай Борисов и Семен Экштут.

Итог: в русской литературе ныне работает целая плеяда сильных авторов, собранных на пятачке того самого научхуда, а не где-нибудь еще. За их публикациями внимательно следит читательская аудитория. Их книг ждут как большого события. Ими гордятся, их обличают, о них спорят. По преимуществу это умельцы биографического письма и счастливые обладатели превосходного литературного языка.

Но у любых достижений есть обратная сторона. И за относительное благополучие современного российского научпопа выплачивается горькая цена.

Ни для кого не секрет, что ежедневно в мировую Сеть отправляются мегатонны литературы самого разного качества, оцифрованные с большим или меньшим тщанием. Чаще всего – с меньшим, ибо даже тексты древних законов на университетских сайтах пестрят чудовищными ошибками. Что уж говорить о 90-х, когда программы распознавания требовали усидчивого редактирования оцифрованных текстов. Редактировали их тогда? Ну разумеется… время от времени. Безденежье, знаете ли. Работы много, жалованье маленькое. А у кого энтузиазм, тот летит вперед, не замечая жертв и разрушений, оставленных за кормой, – энтузиастам не до мелочей. Иному энтузиасту, знаете ли, очень хочется упразднить редактуру.

Как ныне делается очередной томик популярной истории? Разухабистый «мастер» зажигательной халтуры подает издателю заявку: «Готов написать о Наполеоне, Тамерлане, Сталине, Шекспире, Гильгамеше, об Ахматовой, а еще про Бородинское сражение, плавания Колумба, тайны майянского календаря и первые полеты в космос». Ему отвечают: «У нас в плане стоит книга про Ивана Калиту. Сможете?» – «Н-да… – с серьезным лицом отвечает «мастер». – Сложная тема. У меня по ней наработок нет. Так что придется вам подождать моей книги целых две недели. Буду собирать материал, осмыслять, творить…»

Разговор, собственно, не выдуманный, а подслушанный. И если кто-то улыбнулся шутке, пожалуйста, выверните улыбку наизнанку – шутки не было.

«Мастер» идет домой, забирается в Сеть и клепает из четырех старых книжек, выложенных в Сеть, новую, пятую. Клепает за четыре дня. Затем выжидает десять суток и отправляет файл издателю – не хочет оставить впечатление несерьезного, торопливого человека. «Мастер» воспроизводит все устаревшие высказывания, мастер повторяет все ошибки, возникшие как по вине самих авторов, так и по вине тех, кто с дикой небрежностью оцифровал их тексты. «Мастер» добавляет пару-тройку скороспелых пафосных рассуждений, от которых воняет самой тупой и незамысловатой идеологической мертвечиной.

«Шедевр» попадает на рабочий стол редактору. А тому, бедняге, за месяц надо сдать сто книг. По триста тридцать три рубля за книгу, если равномерно распределить между ними редакторскую (хорошую!) зарплату. Ему, как в старом анекдоте, «некогда думать, работать надо!».

На финише верстальщик, которому тоже надо сдать за месяц невообразимое количество макетов, теряет все ссылки, весь курсив и все предисловие…

Кто виноват? Отчасти – никто, рынок.

Отчасти же – сами ученые. То есть не те, кто пишет, а как раз те, кто не пишет. Для большинства историков академического склада работа над популярными текстами – либо «денежная халтурка», либо вещь в принципе невозможная: ни желания, ни умения. В обоих случаях она слишком многими воспринимается как нечто второсортное, отвлекающее от «настоящего» интеллектуального творчества. Лишь считанные единицы высококлассных специалистов готовы уделять ей время.

А когда благородные доны брезгуют замарать ручки, место, принадлежащее им по праву, занимают простые ребята из серой-серой гвардии.

Итог: у кафтана популярной исторической литературы верх шит золотом, а низ – грязная дерюга.

Как это исправить, бог весть.

Вероятно, помогли бы большие книжные серии подобного жанра, финансируемые государством и переданные для работы тем издателям, которые еще способны высоко держать планку редактуры. Тут нужны сознательные, упорные, хорошо продуманные усилия правительственных ведомств. Другого выхода не видно.

Иначе золотое шитье скоро поблекнет, а дерюга, словно проказа, испортит то, что сейчас еще пышет красотой и здоровьем.