Не вспоминать, не желать, не понимать

Загадочный Бион...
Иллюстрация из книги

Уилфред Р.Бион. Внимание и интерпретация.
– СПб.: Восточно-Европейский институт психоанализа, 2010. – 192 с.

1. На него повлияла Мелани Кляйн

В истории психоанализа после Фрейда было совершено две революции. Первую совершила английский психоаналитик Мелани Кляйн. Она постулировала две ранние «позиции» у младенцев: параноидно-шизодную (примерно до полугода) и депрессивную (после шести месяцев и до года). Для первой характерны расщепление материнской груди на «хорошую» и «плохую» и тревога преследования со стороны «плохой» груди, а также отсутствие осознания матери как целостного объекта. Для второй характерно осознание матери как целостного объекта и скорбь по поводу кажущейся утраты матери.

Но самым главным открытием Мелани Кляйн было открытие нового механизма защиты (помимо известных уже к тому времени проекции, интроекции, идентификации, отрицания и других) – проективной идентификации. Это когда ребенок бессознательно вкладывает плохие содержания своей психики, например обиду, в психику матери и заставляет ее вести себя так, как будто она на самом деле такая плохая, какой он ее хочет видеть, манипулируя ее бессознательным.

2. А на меня влияет Бион

Вторую революцию совершил скромный госпитальный психиатр и психоаналитик, прошедший у Мелани Кляйн учебный анализ, – Уилфред Рупрехт Бион (1897–1989). Бион был человеком математического склада. Он построил психоаналитическую таблицу (решетку), сравнимую по значимости с таблицей Менделеева. Все мысли, от самых примитивных до сложных дедуктивных концепций, расположены по вертикали в этой таблице; все действия психоаналитика, от самых примитивных до самых утонченных, расположены по горизонтали. В результате психоаналитик может пользоваться каждой клеткой таблицы, чтобы понимать, что он делает в данный момент и что делает в данный момент его пациент. Это самое очевидное открытие Биона. Оно лежит на поверхности. Но что заставляет считать его мыслителем ХХI века? Ведь он умер в 1989 году.

Наша гуманитарная мысль находится в тупике. Я не знаю ни одного крупного философа, который после смерти Делёза и Деррида оказывал бы решающее (или хоть какое-нибудь) влияние на течение мысли еще, может быть, всерьез не наступившего нового столетия. В то же время известно, что упомянутых философов не было, если бы не было Жака Лакана, который подготовил для них почву в 1950–1960-е годы. Лакан и сейчас продолжает влиять на людей, думающих философски (например, на Славоя Жижека). А на меня влияет Бион.

Когда я прочитал книги Биона и особенно книгу «Внимание и интерпретация», я был потрясен фундаментальностью и современностью идей, которые были высказаны в 1960-е годы, то есть тогда же, когда и идеи Лакана, тоже психоаналитика и тоже врача.

3. Жена примеривает шляпку

Бион был вдохновлен идеями Мелани Кляйн, в особенности ее концепцией проективной идентификации и перехода от параноидно-шизоидной позиции, который он в свойственной его уму математической манере обозначил как PS–D. Бион понял, что этот переход от одной позиции к другой и обратно к первой действует не только у детей, но и у взрослых. Приведу простой пример. Вот муж и жена. Муж собирается работать. Жена собирается уходить и, как свойственно всем женщинам, долго копается, ищет ключи, примеривает шляпку, подбирает зонтик, и муж думает: поскорее бы она ушла.

Это проявление позиции РS. Жена для него – это «плохая» грудь, которая «преследует» его, не давая работать. Но как только она ушла и можно садиться за работу, муж переходит на позицию D, на депрессивную позицию. Ему сразу начинает ее не хватать. Он думает: а вдруг она уйдет и больше не вернется. Но вот близится время ее прихода. И муж все время осциллирует между позициями D и PS. С одной стороны, он уже соскучился, с другой, он думает, что вот она придет и будет его, усталого от трудового дня, преследовать пустыми разговорами.

4. Ни заснуть, ни проснуться

Бион занимался психозами. На протяжении 1950-х годов он написал серию статей о них, вошедших в его книгу Second Thought.

Что такое психоз по Биону? Это когда мышление, в сущности, невозможно, сознание больного расщеплено, оно перестает продуцировать альфа-элементы из альфа-функции, оно продуцирует бета-элементы, из которых нельзя создать «мышления сновидения». Сновидение, по Биону, – предпосылка нормального мышления. Оно создает альфа-элементы. Психотик не видит снов. Он не может ни спать, ни проснуться. И для него поэтому слова – это то же, что вещи.

Что же Бион называет альфа-функцией, продуцирующей альфа-элементы? На протяжении книги «Научение через опыт переживания» (русский перевод – М.: Когито-центр, 2008) постепенно выясняется, что это некий гипотетический фундаментальный порождающий механизм, который запускает мышление через сновидение. Ведь что такое сновидение? Это и есть бессознательное – вспомним фрейдовскую гипотезу о том, что «возможно, первоначальное мышление было бессознательным». Первоначальное, то есть и (в том числе) первобытное. Первобытный человек жил, как во сне, – такая гипотеза тоже есть. Да и как он мог еще жить? Состояние сна – это и есть состояние мифа, неразличения реальности и высказывание об этой реальности тела и сознания.

Так же и младенец, он тоже живет, как во сне, – да он и на самом деле почти все время спит – и его мышление формируется как реакция на «отсутствие вещи». Мать (грудь) уходит, появляется голод, принцип удовольствия не срабатывает, то есть он (младенец) не может себя удовлетворить галлюцинаторно и посредством всемогущего контроля. И тогда он «засыпает», то есть начинает «думать мысли» (выражение Биона – to think thought, хотя похоже скорее на Андрея Платонова). Формируется альфа-функция, вырабатывающая альфа-элементы. Но это в нормальном случае. В патологическом случае, когда здоровый механизм не срабатывает, альфа-элементы превращаются в бета-элементы, которые не допускают мышления или так сильно искажают его, что это уже почти и не мышление. Человек не спит и не бодрствует (по Биону, «не может ни заснуть, ни проснуться»).

В каждом человеке есть психотическая субличность (это идея Биона, хотя он употребляет слово «часть»), и она у него есть изначально и, возможно, генетически. Эта психотическая часть личности рассматривается Бионом в мрачных тонах. Здесь царит ненависть, зависть и жадность. Да, но так получается, лишь если придерживаться разграничения внутренней и внешней реальности. Но внешняя реальность также потенциально психотична, поскольку она неотрывно связана с наблюдателем. Почему же связь с наблюдателем (расширенное понимание принципа неопределенности Гейзенберга) – это потенциальная психотичность? Есть два типа психоза – малый и большой. Большой психоз (по Мелани Кляйн и Биону) формируется в младенчестве, если ребенок не осуществляет перехода PS–D, то есть, в сущности, не формирует целостного представления об объектах. И вот эта диалектика малого и большого психозов, то есть «нормы как хорошо компенсированного психоза» и шизофрении как психоза дезадаптированного (по Лакану), а также диалектика челночного перехода PS–D (по Биону) дает нам более или менее, как мне кажется, адекватное представление о реальности, любви и безумии.

5. «О» – психотична

В книге «Внимание и интерпретация» Бион вводит термин «О» (ноль?), который означает «окончательную реальность», абсолютную истину, или вещь в себе. Она непознаваема, к ней можно только стремиться. Как к ней можно стремиться? Для этого нужно, чтобы знание превратилось в веру, К трансформировалось в F. Чтобы этого добиться (Бион говорит о новой психоаналитической технике, которую он сам практикует, но ясно, что его идеи имеют общефилософский характер), нужно перестать вспоминать, желать и понимать. Тогда К трансформируется в О. Что это значит? Это значит, что для того чтобы аналитик и анализант смогли жить в одной реальности (а это нужно для того, чтобы анализ проходил успешно), нужно, чтобы аналитик перестал помнить материалы предшествующих сессий и перестал думать о пациенте, что он вчера был тем же, что сегодня. Нужно, чтобы аналитик перестал желать – например, желать, чтобы пациент выздоровел. И нужно, чтобы аналитик перестал понимать пациента – например, понимать, что у него психоз. В этом случае он может добиться трансформации своего состояния из К в F (из знания в веру) и приблизиться к О, окончательной реальности.

При этом и предлагается отбросить все то, что вообще присуще человеку: воспоминание о прошлом (что, по Платону, и есть знание), желание, направленное в будущее, что, по Лакану, отличает человека от животного, и понимание, то есть, в сущности, язык, поскольку язык – это обычное универсальное средство для достижения понимания между людьми. Что же остается и какова природа такой реальности без памяти, без желания и без языка? Это реальность вещей в себе. Некая абсолютная истина. Она носит объективный характер. Здесь, как мне кажется, самое главное, что эта реальность мистична и что сам Бион в конечном счете мистик (как и Витгенштейн). Чтобы понять психотика, надо перестать понимать его. Надо вообще перестать понимать, то есть «лишиться» вербального языка, заставить себя это сделать. Как его лишился и сам психотик. Получается, что подлинная реальность, «окончательная реальность», абсолютная истина, вещь в себе, О – психотична!

Здесь мы можем констатировать, что та подлинная реальность, о которой мы говорим в книге «Введение в шизореальность» (М.: Аграф, 2011), то есть реальность чистых смыслов, любви и безумия, во многом напоминает то, о чем говорит Бион в книге «Внимание и интерпретация». Чистые смыслы (по-нашему) лишены денотатов. При галлюцинации никаких денотатов нет. Он видит то, чего нет в шизореальности. Значит, он видит то, что есть в высшем мистическом смысле. Он ничего не помнит, ничего не желает и ничего не понимает. Нет прошлого (воспоминаний), будущего (желаний). И настоящего тоже нет как некоего пространства, есть точка, разросшаяся до пределов бесконечности: круг, центр которого везде, а окружность – нигде. Это определение Бога. Поэтому не случайно, что психотик становится при бреде величия чаще всего Богом. Он лишается дара речи в общепринятом смысле этого слова. Знаки перестают быть непохожими на денотаты, потому что никаких денотатов больше нет. Он потом их сам создает. Он творит свою новую реальность, новый психотический мир. Но как же так – мы говорим, что подлинная реальность – это реальности любви. А ведь психотик лишен возможности желать. Да, но желать и любить это не только не одно и то же, а в определенном смысле просто противоположные вещи. «Я вас любил. Любовь еще, быть может...» Он уже ничего не желает. Желать – это другое. «Я хочу женщину», – повторяет сумасшедший в фильме Феллини «Амаркорд».

Но никакой женщины нет, никакого «хорошего объекта» нет, никакой «хорошей груди» нет. Психоз – это отсутствие хорошего объекта. Но разве любовь – это поиски хорошего объекта, целостного объекта? Да, так примерно писала Мелани Кляйн на склоне лет, когда подводила итоги своему творчеству в книге «Зависть и благодарность». Но это в определенном смысле было отречением от ее психотической метапсихологии (диалектика шизоидно-параноидной и депрессивной позиций, PS–D по Биону), определенное примирение с шизореальностью. Отсюда умиротворенный и умудренный тон этой книги, совершенно не похожий на мрачно-напряженный стиль ее более ранних работ, например «Заметок о некоторых шизоидных механизмах», на которые чаще всего ссылается Бион. Если любая любовь – это любовь к шизофрении (по «Введению в шизореальность»), а всякое влечение – это влечение к смерти (по Лакану), то все становится на свои места.

6. Забыть Биона

Что же получается? Мы все психотики? Мы все живем в подлинной реальности? Но «вспомним», что «не надо помнить результат предыдущей сессии». Забудем Фрейда, забудем Биона. Забудем даже Мелани Кляйн. Начнем все с чистого листа. То есть с Фрейда. Бион советовал прочитать Фрейда и забыть, а «психоанализ был до Фрейда», поскольку «истинная мысль существует до мыслителя», а «мыслитель нужен только для ложной мысли». Да, прекрасно. Но «что есть истина?» То есть я говорю о том, что абсолютной истины (О) тоже, по-моему, не существует, потому что в бессознательном, если оно и есть О (окончательная реальность), нет разграничения истинного и ложного, да его и в нашей обыденной шизореальности нет.

И потом, ведь он сам говорит, что у личности есть психотическая и непсихотическая части, то есть это надо понимать так, что и у психотика есть непсихотическая часть («двойная бухгалтерия» Блейлера)┘ Ну, хорошо. Фрейд так Фрейд! У психотика на место Я становится Оно, на место сознательного Я становится бессознательное Оно. Но «Я»-то – вспомним (забудем!), что Я это раздробленное Я, мнимое Я. Оно (нет, я имею в виду не «Оно», а «Я»), его вообще вроде и не существует. Но Гурдж┘ но Лак┘ Нет, забывать гораздо труднее, чем вспоминать.

Один взгляд на таблицу – и все вопросы отпадают... Иллюстрация из книги

Нет ни бессознательного, ни психического аппарата, ни реальности. А что есть? Ведь всегда что-то есть. Что же есть у младенца? Хорошо, давайте действительно хотя бы на некоторое время забудем авторитеты и станем рассуждать так, как будто мы впервые задались этим вопросом и до нас никого не было. Младенца окружает┘ шизореальность. А если забыть и про шизореальность? Хорошо, его окружают люди. Мама, папа, бабушка и я. Он живет в маленькой квартирке, лежит на кроватке. Из окна слышится звук проезжающей машины. Это машина его папы. Но он ничего не понимает, ничего не желает и ничего не помнит. Но как же он ничего не желает? Он хочет есть. Он вся время хочет две вещи: есть и спать. Нет, он хочет, чтобы его любили! А любовь – это отсутствие желания.

Но уверены ли мы, что он действительно хочет, чтобы его любили? Как он может хотеть? Разве он может сказать: «Я хочу, чтобы мама, папа, бабушка и этот «странный объект» с бородой меня любили»? Ну, хорошо, представь себе, что это ты младенец и лежишь в кроватке, отгороженной от внешней реальности решеткой. Что ты видишь? – Ну, не знаю. Потолок. – А если повернуть глаза в сторону? – Ну, там какой-нибудь книжный шкаф. – А в другую сторону? – Окно. Или лучше зеркало. Нет, зеркало, Лакан, это пока оставим, «но это все потом». Он видит просто окно. Окно, выходящее за пределы его комнаты, его квартиры, его дома, его внешней реальности. Итак, я представляю себе примитивную феноменологию младенца, как если бы не было ни второй топики, ни PS–D, вообще никаких концептуализаций. Но он «реально» ничего не видит и ничего не понимает. Он плачет. Почему он плачет? Мы ничего не знаем о нем. Просто он плачет. Нельзя говорить: «принцип удовольствия», «травма рождения», «сепарационная тревога», «инстинкт смерти», «плохая и хорошая грудь» и «шизоидно-параноидная позиция». Можно говорить: младенец плачет, кричит («младенец тоскует, младенец кричит»; нет, «тоскует» это уже гипотеза). Потом он сосет грудь матери и перестает плакать. Он засыпает. Но откуда мы знаем, что он засыпает? Мы видим только, что у него закрыты глаза и что его тело неподвижно и он спокойно дышит. Через некоторое время он, по всей видимости, снова начнет кричать. Больше мы ничего не помним, не желаем и не понимаем.