Великий Юл

Артефакт европейской цивилизации...
Фото Михаила Бойко

Традиционалисты далеко заходят в своих исканиях. Да так, что обычным людям становится не по себе и они готовы бежать в свою раковину домохозяйства и цивилизованной нормы. Таковы идеи лидеров французского и немецкого традиционализма – Рене Генона и Германа Вирта.

Недавно произошел один замечательный случай с бывшим членом правления Бундесбанка Тило Саррацином, который, как мне кажется, может пробудить интерес к этим фигурам не только у любителей эзотерики. Саррацин, как известно, прославился после публикации своей книги «Германия – самоликвидация», посвященной проблеме интеграции иммигрантов в Германии как яркому воплощению политического и антропологического кризиса в Европе. Естественно, после этого он подвергся яростной обструкции со стороны официального немецкого истеблишмента и чрезвычайно гуманитарной интеллигенции.

Дело было так. Пытаясь вступить в диалог с исламской общиной Германии, Тило Саррацин решил посетить густонаселенный мигрантами берлинский район Кройцберг, чтобы там встретиться с менеджером турецкого ресторана Hasir и главами общины алавитов. Как человек умный, отправился он, конечно, не один, а в сопровождении съемочной группы канала ZDF. Он грамотно начал посещение с турецкого рынка, где мультикультурные граждане Германии предсказуемо облили его отборными оскорблениями, не забросав разве что фруктами и камнями, поскольку на немецкой земле законы шариата еще не приобрели статус официальной легислатуры. Аналогичный прием его ждал со стороны посетителей ресторана и перед входом в офис общины алавитов. Под крики «Расист!» и «Нацисты, прочь!» Тило Саррацин покинул блещущий восточным гостеприимством и толерантностью Кройцберг. Все происходящее было зафиксировано телекамерой.

А теперь вернемся к традиционалистам. В последней трети XX века традиционализм пришел к европейским поборникам Духа, включая русскую публику, прежде всего через его романскую ипостась. Имена Генона и Эволы прокладывали себе путь к тонко организованным душам через беспощадную критику западного мира модерна и изысканные исследования в области герметизма и сравнительной мифологии. Особенно почитаем и читаем стал Рене Генон, оставивший после себя обширное философское наследие, отличавшееся гораздо большей степенью систематизации по сравнению с экспрессивными творениями итальянского барона.

Что и говорить, труд Генона «Кризис современного мира» очень хорош. Здесь и восстановление уважения на основе глубокого понимания к европейскому Средневековью, и раскрытие сути поклонения царству количества со стороны профанного буржуазного мира, и объяснение того, что современные традиционные общества не могут быть ни объяснены, ни тем более судимы через кривую призму человеколюбивых прогрессистов, наследующих эпохе Просвещения, над которой немец Гофман издевался задолго до француза Генона. Повезло французу и с биографией. Он уехал из Европы еще до Первой мировой войны и умер в Каире в 1951 году, чем практически лишил основания обвинения в реальном и даже идеологическом пособничестве фашистским режимам, так же алкавшим свои традиционные ценности. Естественно, это помогло ему стать обласканным со стороны всевозможных интеллектуалов-традиционалистов второй половины XX века, а Франции – оплоту континентально-европейского либертинажа – тем самым несколько загладить вину за это мерзостное порождение.

Менее благосклонна была судьба к Герману Вирту. Этот великий исследователь именно европейской Традиции был одним из основателей «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков» (Анненербе), которое и возглавлял с 1935 по 1937 год, а также имел неосмотрительность сотрудничать с властями Третьего рейха. Впрочем, все жители Германии до 1945 года так или иначе сотрудничали с властями, если занимались хоть какой-то официальной деятельностью на данной территории, включая любимого советской интеллигенцией генетика Тимофеева-Ресовского, явившегося ей чуть не в одеждах святого, сшитых Даниилом Граниным. На работах Вирта «Священный поворот», «Священный праязык человечества», «Происхождение человечества», «Хроника Ура-Линда» лежит печать не только глубокого знатока Традиции, но и оригинального реконструктора архаичных духовных концепций, что, безусловно, не могло не вызвать злобной критики не только со стороны академических представителей гуманитарных дисциплин, но и экспертов по части традиционного знания. Особенным нападкам подверглась его концепция праязыка, а также реконструкция нравственных основ мироустройства древних европейцев на базе матриархата. В число огульных критиков входили и вожди Третьего рейха. Как всякому творческому человеку, занимавшемуся реконструкцией древнейших религиозных систем, Вирту был небезразличен окружавший его профанный мир. Его жизненная и политическая позиция была активной, он стремился не только узнавать, но и преобразовывать. За что и поплатился в послевоенной Европе, хотя семь лет, вплоть до самого конца войны, он находился под надзором гестапо после отлучения от руководства Анненербе.

Ностальгия по обществу потребления... Фото Михаила Бойко

В 1945 году Германа Вирта передали в концентрационный лагерь для интернированных личностей. Его уникальная коллекция, изрядно обедненная гестаповцами, была практически уничтожена американскими носителями свободы и демократии. Два года Герман Вирт проходил унизительную денацификацию, хотя никогда не придерживался шовинистских взглядов. Однако победителей нюансы не интересовали. Еще меньше оккупационные власти были озабочены Гипербореей и Атлантидой, праязыком человечества и руническим письмом. Тот факт, что Вирт проповедовал концепцию «нордизма» и придерживался теории «культурных кругов», что считалось показателем «человеконенавистничества», оказался достаточным для исключения его имени из официальной науки вместе с Клагесом, Коссиной, Тойдтом, Гербигером. Впрочем, Вирту еще повезло. Так, его ученик и преемник в Анненербе Вольфрам Зиверс – подпольщик, замешанный в покушении на Гитлера и готовивший покушение на Гиммлера, – вообще был казнен в результате Нюрнбергского процесса.

Обратимся опять к Генону. Безусловно, было легче интерпретировать средневековых алхимиков и индийские религиозные доктрины, собранные и переведенные теми же немецкими учеными с Максом Мюллером во главе, разуверяться во всех версиях христианства и прочих европейских религиозных системах, сетуя на то, что Традиция на Западе прервалась, найдя затем утешение в исламе, который он счел единственной непрофанированной доктриной. В 1912 году Рене Генон принял мусульманское вероисповедание, а с ним и арабское имя – Абд-аль-Вахид Яхья. В 1930 году он навсегда покинул Европу и уехал в Каир, где женился на дочери одного из шейхов, чей род принадлежал к фатимидам – потомкам Пророка по женской линии. Таков был его выбор Примордиальной Традиции, связанной прежде всего с незыблемостью полюса, а не с разнузданностью экватора (памятуя о скорости вращения Земли). Причем сам он не раз подчеркивал, что его выбор носил личностный характер и ни в коей мере не был вероотступничеством, поскольку все истинные религии исходят из одного источника.

Правда, подобный выбор, мягко говоря, вызывает недоумение, особенно если посмотреть на него с точки зрения людей, интересующихся глубинной Традицией нашего Отечества, а в более широком смысле – Традицией всех наших европейских братьев. Не пора ли нам подъять свой взор на самих себя, на наши корни? Провести трудную, но благородную работу воссоздания, а не комфортно принять нечто готовое, но, вполне возможно, чуждое? Ведь за этим поступком Генона в далеком 1912 году теперь явственно просматриваются и всевозможные беды мультикультурализма, и демографическая ситуация в Европе, включая присутствие неинтегрируемого исламского элемента на родине самого философа – во Франции. Или, может быть, через некоторое время сбудется мечта французского традиционалиста, и в Париже начнут действовать законы шариата, а чудом уцелевшим преподавателям Сорбонны галльского происхождения останется баловаться суфизмом в виде компромиссного истиннолюбия.

Впрочем, вернемся к суровой реальности. «Бывший заслуженный берлинский сенатор, который ни в чем не провинился, кроме публикации книги с неприятными для многих цифрами и анализом, был фактически вышвырнут из центрального берлинского района, представляющего собой, по убеждению городских властей, образец интеграции. «Горе нам, если Кройцберг, как многие надеются, станет моделью будущей Германии, – резюмировал произошедшее Тило Саррацин. – Попытки начать осмысленную беседу оказались безуспешны».

Подспудные течения мысли и фобии в головах коренных европейцев весьма близки к идее изолировать ислам в мусульманских странах и создать сильный антиджихадистский альянс с Россией, Израилем, Индией и другими странами, имеющими похожие проблемы.

Однако главный вопрос заключается в том, на какой идеологической и духовной базе возможно объединение столь разных социумов.

Конечно, Запад и Израиль давно уже действуют в тандеме, однако в последнее время его крепость подвергается все возрастающим сомнениям, в том числе из-за исламского фактора в самих Европе и США. Кроме того, в свете экономических и технологических реалий геополитическая целесообразность поддержки Израиля со стороны Запада становится все менее очевидной.

С трудом, но все-таки можно представить объединение России и Европы, даже несмотря на все различия между культурными кодами Восточного и Западного Христианства.

Еще менее вероятно сближение между тоталитарной доктриной иудехристианства, которая так же, как и ислам, отстаивает абсолютную монополию на истину, с индийской и шире – индоевропейской Традицией религиозного синкретизма. В последней нет даже понятия сектантства, ибо любое существо, обладающее открытой душой, там имеет право проложить свой собственный путь к Богу. Тут иудаизм и христианство гораздо ближе к мусульманству, чем к мудрости адвайта-веданты.

Поэтому измышления господина Хантингтона на тему, что иудеохристианский Запад и исламский Восток представляют собой две разные цивилизации, являются абсолютно неграмотными с религиозной и традиционалистской точек зрения. Ведь все три религии – иудаизм, христианство и ислам – вышли из одного авраамического корня. Лишь христианство было несколько европеизировано при помощи античной философии. Вот почему наставления адептов этого, с позволения сказать ученого, заявляющих, что христианский месседж по своей сути является миролюбивым, толерантным и прогрессивным, что позволило Европе дойти до вершин политкорректности, а ислам есть сосредоточие нетерпимости, агрессии и отсталости, элементарно смешны. Ибо христианская средневековая Европа со всей очевидностью показала свой тоталитарный характер в процессе насильственного крещения германцев, славян и скандинавов, деятельности Конгрегации по вопросам веры или, попросту, инквизиции, а также многочисленных религиозных войн.

Белое, ставшее черным... Фото Михаила Бойко

Степень сегодняшнего исламского фундаментализма – ничто по сравнению с той безжалостной ортодоксией, которая властвовала в Европе еще несколько столетий назад. Просто исламу повезло или не повезло родиться несколько позже. В силу этого он запаздывает в прохождении тех этапов, что присущи любой религии тоталитарного толка. Вполне возможно, что под воздействием Интернета и общества потребления в некой временной перспективе можно будет ожидать возникновения споров относительно того, можно ли мусульманам вступать в однополые браки, а женщинам исполнять обязанности муллы.

Таким образом, с одной стороны, размывается цивилизационное позиционирование Европы, с другой стороны, она ставится перед все более и более жестким выбором. В общем, Старому Свету, а вместе с ним и России, и всем европейским традиционалистам, может быть, пора определиться: лично выбрать ислам как Рене Генон, в лучшем случае став суфием при каком-нибудь университете, вернуться в лоно иудеохристианства, известному крепостью своей веры, или все-таки повнимательнее изучить Вирта. Прекрасной иллюстрацией этого судьбоносного момента, согласно философии Вирта, мог бы стать символизм дня зимнего солнцестояния, который великий традиционалист называл Великим Юлом и определял как Священный Поворот, время «Умри и Стань», когда мертвые души предков воскресают и перерождаются, снова облекаются плотью в своем роду.