Шизосемиотика и реальность

Вадим Руднев. Введение в шизореальность.
– М.: Аграф, 2011. – 224 с.

Вадиму Рудневу не нравится слово «шизософия». Слишком много спирант (щелевых согласных). Так что шизофией мы, увы, заниматься не будем.

Мы будем заниматься подразделом разрабатываемой Рудневым дисциплины психосемиотики. Напрашивается слово «шизосемиотика», но автор использует слово «шизопоэтика». Первая глава книги так и называется «Элементы шизопоэтики».

Мельтешение шизем

Нормальные люди живут в шизореальности и строят шизокультуру. Шизопоэтика – творчество вполне здоровых людей, не шизофреников и даже не психопатов. Это способ проявления в каждом поступке человека шизотического начала, элементарных шизем (термин Татьяны Михайловой). Шизема – это атомарный факт шизореальности.

Можно вспомнить «гипотезу Тимоти Кроу». А можно и не вспоминать – и без нее все ясно.

Любая культура – шизокультура, человека от других животных отличает именно «шизо-», возможность конвенционального языка.

Суть конвенционального языка в том, что слова не похожи на вещи. Слово «копье» не похоже на копье. Копье в руках охотника – это продолговатый древесный объект. Чтобы другой охотник поверил, что это не продолговатый древесный объект, а копье, он должен оказаться в шизореальности. Тогда действительно возможен диалог:

– Что ты держишь в руке?

– Я держу копье.

Правильнее сказать, что охотник держит в руках «шизокопье».

Но, действуя таким образом, как будто слово «копье» действительно напоминает копье, утверждает Руднев, мы проявляем шизомышление. Непохожесть знака на денотат делает происходящее шизотипическим.

Тимоти Кроу считал, что мы расплачиваемся за конвенциональный язык видовой (для homo sapiens) болезнью – шизофренией. На самом деле, конечно, мы расплачиваемся латентной шизотипией, а шизофреники, по-видимому, расплачиваются вдвойне или другой валютой.

Руднев ставит вопрос в заостренной форме и отвечает на него: «Как же все-таки объяснить парадокс соотношения шизотического и шизофренического? Что является прерогативой homo sapiens – шизотия (так у автора. – М.Б.) или шизофрения? В ответ на этот вопрос мы можем сказать, что между ними нет четкой границы. Шизотипический мир может перетекать в шизофренический» (с. 24).

Особой разницы, в сущности, нет: «┘человек, который говорил про копье, что это кошка, гораздо умнее того, который называет это копьем, потому что копье и кошка – это просто слова и, как их ни назови, они будут одинаково вымышленными, одинаково непохожими на то, что они якобы означают. Привычка называть копье копьем, а кошку кошкой – это все равно что привычка читать на ночь любовные романы. Одни предпочитают любовные романы, другие – детективы. Смысл от этого не изменится. И тем и другим придется в конце концов умереть. Но слово «смерть» тоже не похоже на смерть <┘> Смерть – это элемент шизопоэтики. Смерть не переживается, вернее, она переживается другими людьми, как смерть актера на сцене. И слезы, скорбь людей – это шизослезы, шизоскорбь┘» (с. 8).

Инструмент для алгопрактики... Фото Михаила Бойко

Кажется все ясно: «Нет никаких элементов реальности, кроме шизем. Было бы, конечно, наивно полагать, что шизопоэтика – это новое слово в философии или что это отрицание философии. Нет, это просто некий угол зрения, под которым мы смотрим на реальность – смотрим и ничего не видим» (с. 10).

Или все-таки что-нибудь видим?

Шизопохожесть

Собственно, что означает «a похоже на b»?

Если бы автора этих строк прижали к стенке, он бы сказал, что бинарный предикат «похоже» истинен в том и только в том случае, когда его аргументы тождественны.

Что-либо существующее похоже только на само себя и ни на что иное. Никакой знак не похож на свой денотат (кроме случая, когда они тождественны).

Слово «копье» не похоже на копье. А что похоже на копье, кроме самого копья? Изображение копья?

Разве, копье, нарисованное Леонардо да Винчи, похоже на копье? Очевидно, нужно погрузиться в шизореальность изобразительного искусства Ренессанса или более позднего времени, чтобы увидеть в конфигурации пятен краски на холсте что-то подобное копью.

А копье, изображенное инженером в двухмерной проекции на чертеже, – разве похоже на копье? Извините, есть целые народы, для которых изображения в двухмерной проекции – это просто узор.

А жест, изображающий копье, разве похож на копье? Хм, с жестами, по-моему, даже хуже, чем со словами. Попытайтесь изобразить жестами, например, обеденный стол. Лучше уж двухмерная проекция, иконический знак, захудалый иероглиф, наконец!

Поскольку жесты как разновидность знаков также не похожи на объекты, то не стоит ограничиваться вербальным языком. Просторы шизопоэтики нам слишком узки – вот мы и вырвались в шизосемиотику.

Скорректируем один пассаж Руднева: «Поскольку слова (и знаки других типов. – М.Б.) не похожи на объекты, которые они якобы обозначают, то этих объектов просто не существует, а существуют только слова (и знаки других типов. – М.Б.). Реальность построена из слов (и знаков других типов. – М.Б.) и предложений, состоящих из этих слов (и знаков других типов. – М.Б.)» (с. 10).

Шизоапология искусства

Далее Руднев пишет: «Мы придумали конвенциональный язык и живем в этом языке. Мы запутались в паутине этого языка. Но, чтобы не сойти с ума, мы вообразили, что этот язык и есть реальность и что в нем можно жить счастливо или несчастливо. Но это счастье и несчастье – пустые слова, не наполненные никаким смыслом» (с. 11). Руднев – Великий Утешитель.

Мы уже знаем, что «шиземы различны: обыденное высказывание, художественный текст, просто бред. <┘> Есть только констелляции и иерархии шизореальностей. За одной Матрицей скрывается другая Матрица. Если в текст попадают кусочки бреда, это ничего не значит» (Ibid).

Далее Руднев дает своеобразную апологию (шизоапологию) искусства: «Искусство более иконично, более похоже на мнимую реальность и, стало быть, менее шизотично. Слово в искусстве более осмысленно, чем в бытовом или научном дискурсе» (с. 12).

А для чего же пишутся трактаты, в том числе этот – «Введение в шизореальность»? Ответ: «Трактат – это попытка подобраться к реальности с другой стороны, путем увеличения шизотичности, ее нагнетания» (Ibid).

И, наконец, про дерево. Ссылаясь на Людвига Витгенштейна, Руднев утверждает, что говорить «Я знаю, что это дерево» – бессмысленно, потому что человек ничего на самом деле не знает.

«Он знает только слова – дерево, земля, рука, – и его приучили, что эти слова обозначают определенные предметы. А что происходит на самом деле, совершенно неизвестно и непонятно. Существует ли настоящее дерево? Я склонен думать, что скорее не существует, хотя на «шизоязыке» оно, конечно, существует. Но что значит, что дерево не существует? Это значит только одно: даже если предположить невероятное, а именно, что оно все-таки существует, к нему нельзя подобраться при помощи языка, а другими инструментами познания «реальности» мы не обладаем. Поэтому мы находимся в порочном кругу: мы называем словами те же слова, называем словом «дерево» слово «дерево»┘» (с. 15).

Устал пересказывать. А ведь там еще много интересного┘.

Алгоматрица

Все вышеизложенное есть, по сути, дальнейшее развитие и углубление данного Рудневым определения реальности: «Реальность есть не что иное, как знаковая система, состоящая из множества знаковых систем разного порядка, то есть настолько сложная знаковая система, что ее средние пользователи воспринимают ее как незнаковую» (В.Руднев. Прочь от реальности. М., 2000. С. 180).

Это определение можно сравнить с лингвосолипсической крепостью, про которую Шопенгауэр сказал бы, что «ее никогда нельзя взять, но и гарнизон ее тоже никогда не может выйти наружу, поэтому ее можно смело обойти, не боясь оставить в тылу» (А.Шопенгауэр. Мир как воля и представление. T. I. Минск, 1998. С. 155). Но мы, в отличие от Шопенгауэра, находимся внутри стен этой крепости, и нас интересует ее внутреннее устройство: откуда защитникам поступает вода и провиант, куда они сбрасывают мусор, как у них с развлечениями и т.д.

Итак, у нас есть Шизоматрица. Иерархии и констелляции шизореальностей. Вихри шизем.

Шиземы довольно разнообразны.

Можем ли мы выделить какой-то подкласс шизем, который резко отделялся бы от всех других? Предположим, что да. Шизоматрица включает в себя подсистему – Алгоматрицу. Назовем произвольный элемент этого подкласса алгемой. Мельтешение алгем образует что-то вроде алгореальности. Алгема – это атомарный факт алгореальности (См.: М.Бойко. Царство Алгоса. «НГ-EL» от 28.04.11).

Дерево – устойчивая знаковая система. Возьмем две такие знаковые системы: одну – где-нибудь на горизонте, а другую – прямо перед собой. Два дерева – это две типологически близкие знаковые системы. И у той, и у другой есть шизолистья, шизоветви, шизокорни и т.д. Поскольку мы пользуемся конвенциональным языком, для нас это два «шизодерева».

Полюбуемся шизодеревом на горизонте. А потом ударим кулаком по стволу шизодерева, стоящего перед нами. Оказывается, две знаковые системы, обозначаемые одним и тем же словом «дерево», почему-то ведут себя немного по-разному?

Первая знаковая система, собственно, никак не реагирует, и я при желании могу продолжить ею (эти шизодеревом) любоваться.

А вот вторая знаковая система сильно раздосадовала. Я повредил кулак.

«Мне больно» – это сложный алгофакт, опосредованный множеством алгем.

Может показаться, что сказать «я испытываю боль» – это все равно, что сказать «я вижу сон». И то, и другое обозначает обладание сугубо индивидуальным опытом.

Но «я вижу сон» – это псевдошизема. Можно показать, что как ни респектабельно выглядит это предложение, оно является просто бессмысленным сочетанием слов (Н.Малкольм. Состояние сна. М., 1993).

Оставим шизодеревья в покое. Возьмем другую знаковую систему – огонь. Слово «огонь» не похоже на огонь. Мы не знаем, что такое настоящий, несемиотический огонь, зато мы знаем, что в конвенциональном языке обозначают словом «огонь». Сунем знаковую систему руку (то есть «шизоруку») в знаковую систему огонь (в «шизоогонь»). Скорее всего что-то заставит нас выдернуть ее обратно. Если у нас сила воли Гая Муция Сцеволы, то наша шизорука, конечно, обуглится, и эта знаковая система утратит много функциональных связей с другими знаковыми системами (шизознаками). Обугленной шизорукой не удержишь шизоложку.

Следовательно, то, что мы называем словом «боль», – это важный знак в ряду других знаков. Компонент, присущий многим сложным, не очень сложным и даже примитивным знаковым системам, образующим шизореальность (которую средний пользователь принимает за «подлинную», «незнаковую» реальность).

Мы будем пользоваться в этом случае словом «алгознак» (от греческого корня, обозначающего «боль»). Однокоренные слова: алгология, алголагния, анальгин, алгософия и т.д.

Алгопрагматика

Итак, мы обнаружили, что знаковые системы разной сложности, обозначающие их шизознаки, мельтешащие шиземы и т.д., неоднородны. В них есть подклассы, которые мы условились называть алгознаками и алгемами (теперь стало понятно, почему мы ввели такие обозначения).

Если обозначить науку, охватывающую эту проблематику, шизосемиотикой (напомню, Руднев почему-то упорно говорит о шизопоэтике), то можно выделить в новой науке субдисциплину – алгосемиотику. Алгосемиотика находится в таком же отношении к шизосемиотике, в каком шизосемиотика – к психосемиотике.

Шизосемиотика, как всякая разновидность семиотики, включает в себя три раздела, или аспекта. В нашем конкретном случае – шизосинтактику, шизосемантику и шизопрагматику.

Изоморфная ей алгосемиотика соответственно включает в себя алгосинтактику, алгосемантику и алгопрагматику.

Интересней всего алгопрагматика – наука, исследующая связь алгознаков с «адресатами», то есть с теми, кто использует, интерпретирует, переживает алгознаки.

Фундаментальность этой проблематики в том, что алгознаки, по-видимому, имеют непосредственное отношение к возникновению сознания. И Достоевский в «Записках из подполья» имел все основания писать: «Страдание – да ведь это единственная причина сознания» (Ф.Достоевский. Собр. соч. в 15 т. Т. 4. Л., 1989. С. 477).

Человек может прожить без вербального языка – тому полно примеров. Может прожить без письменного языка – тому полно примеров. Чтобы оставаться человеком, ему будет достаточно очень бедного языка жестов. Можно вспомнить Жан-Доминика Боби, у которого после инсульта развился синдром locked-in (внутреннего заточения). Он мог общаться с миром, лишь мигая левым глазом (См.: П.Брюкнер. Вечная эйфория. СПб., 2007. С. 219). Из шизореальности человеку, оставаясь человеком, не вырваться никогда.

А можно ли вырваться из алгореальности?

Да, посредством анестезии.

Любовь или Боль – вот в чем вопрос... Фото автора

Сможет ли человек жить вне алгореальности? Не слишком долго и полноценно. Как пишет швейцарский психиатр Даниель Хелл: «Если человек лишен физической болевой чувствительности, то у него отсутствует и биологический сигнал тревоги, который мог бы защитить его от перегрузок и травм. Ни один из тех редко встречающихся людей, у которых в силу физического дефекта отсутствует чувство боли, не прожил более 30 лет» (Д.Хелл. Ландшафт депрессии. М., 1999. С. 165).

И последний вопрос. Можно ли заглянуть в подлинную реальность? Незнаковую? Несемиотичную? Нешизотипическую?

Вадим Руднев считает, что да.

Я тоже считаю, что да.

Вадим Руднев считает, что с помощью Любви.

Я считаю, что с помощью Боли.

Дилемма Руднева–Бойко не имеет решения, поскольку порождена отчаянием.

Выбирайте либидо или алгидо, Царство Эроса или Царство Алгоса.

Однажды вас ласково разбудят:

Добро пожаловать в Царство Танатоса!