История болезни

Иногда прошлое кажется каким-то сортиром.
Фото Александра Курбатова

Семен Резник. Непредсказуемое прошлое. Выбранные места из переписки с друзьями. – СПб.: Алетейя, 2010. – 400 с.

Книгу Семена Резника вряд ли возможно воспринять исключительно как мемуары о литературной жизни в Советском Союзе конца 1970-х – начала 1980-х и России 2000-х, хотя в ней собрано немало интересных материалов об этих периодах, фигурируют десятки более или менее известных писателей и критиков, в том числе Анатолий Рыбаков, Феликс Светов, Феликс Кузнецов, Юрий Селезнев, Станислав Куняев...

Сам автор определил идею книги и историю ее создания так:

«В последние годы жизни в Союзе (эмигрировал в 1982-м) я все больше углублялся в так называемую еврейскую тему, от которой прежде был весьма далек. Сейчас об этом не пишет только ленивый; и каждый второй с гордостью заявляет о своей невероятной отваге: он-де посягнул на самую запретную, самую табуированную тему. <...> Однако уже в то время, о котором я говорю, тема эта давно не была табуированной. Освещение ее не только дозволялось, но активно поощрялось. Конечно, при одном условии: улица должна была быть с односторонним движением. <...> Будучи в течение ряда лет сторонним наблюдателем нацификации литературы, я полагал, что в ней найдутся силы, способные противостоять гибельной тенденции, так что не мое это дело. Но время шло, а такие силы не обнаруживались. <...> Возникал порочный круг: нацификация общественного сознания выталкивала евреев из страны, что использовалось для дальнейшей нацификации.

Однако покинуть страну (в то время это значило – исчезнуть навсегда), не сделав серьезной попытки разорвать этот порочный круг, – для меня было невозможно. Иллюзий у меня не было. Но, зная теоретически, что «выхода нет, а есть исход», я относился к этому знанию как к рабочей гипотезе: ее еще надо было экспериментально проверить. <...> Эксперименты вылились в серию памфлетов, пародий, открытых писем, аналитических статей, которые я направлял в разные издания в стремлении проломить стену молчания и хотя бы завязать публичную полемику с сеятелями национальной ненависти. <...> Однако ни одной строчки из всего написанного мною на данную тему в печати не появилось».

В общем-то в книге Резника (подзаголовок имеет явно иронический характер) и собраны эти письма, статьи, пародии и памфлеты, которые снабжены комментариями.

С одной стороны, сегодня сложно представить себе то, что происходило в литературе, общественной и политической жизни СССР тридцать лет назад. Собственных воспоминаний у меня почти нет – тогда мне было лет десять. Помню обилие книг вроде «Осторожно: сионизм», антиизраильскую пропаганду в программе «Время». Но как именно антисемитизм проявлялся в советской литературе того времени, окололитературном мире, я узнал из книги Семена Резника. Впрочем, не думаю, что это исчерпывающее знание – у его противников вроде Станислава Куняева, Сергея Семанова есть контраргументы, которые они, кстати сказать, щедро публикуют.

Семен Резник более десяти лет (с 1961 по 1973 год) работал в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» и стал очевидцем того, как эта «популярная книжная серия из либерального центра стала оплотом русских сил» (цитата с сайта издательства «Алгоритм», приведена в книге «Непредсказуемое прошлое»). Поэтому автор много страниц посвящает сотрудникам «Молодой гвардии» – Юрию Короткову, Валерию Ганичеву, Сергею Семанову, Юрию Селезневу, Андрею Ефимову – и авторам книг в серии «ЖЗЛ» – Даниилу Данину, Юрию Лощицу, Игорю Золотусскому, Олегу Михайлову...

По мнению Резника, в серии, с тех пор ее возглавил Сергей Семанов (1969 год), стало выходить много «патриотической» халтуры» или по крайней мере компиляций с добавлением авторской трактовки биографии замечательного человека. Семен Резник приводит и примеры этой халтуры – «Суворов» и «Державин» Олега Михайлова, «Публицисты 1860-х годов» Феликса Кузнецова, «Гончаров» Юрия Лощица, «Стечкин» Феликса Чуева, «Гоголь» Игоря Золотусского, «Островский» Михаила Лобанова, – а также анализирует некоторые из этих произведений, приводит свои, опубликованные лишь теперь, статьи, открытые письма. Многие доводы мне кажутся вполне убедительными, хотя по поводу «Гоголя» и «Островского», на мой взгляд, можно подискутировать.

Впрочем, в то время, в конце 1970-х – начале 1980-х, когда такая дискуссия была бы полезна и по-настоящему остра, ее завязать не удалось – не только ни одна из статей не была напечатана, но автора даже не подпускали к микрофону во время обсуждений этих книг.

Приведу цитату из письма Семена Резника на имя тогдашнего (в 1981 году) первого секретаря правления Московской писательской организации Феликса Кузнецова:

«31 октября сего года в Гостиной ЦДЛ должно было состояться обсуждение книги И.Золотусского «Гоголь» (серия «ЖЗЛ»). Об этом обсуждении я узнал заранее из «Календарного плана» работы ЦДЛ и подготовился к нему. В начале заседания я подал председательствующему на нем В.И.Гусеву записку, в которой написал: «Прошу слова. Семен Резник». Примерно в середине вечера я подошел к В.И.Гусеву и спросил, когда я получу слово. Он ответил, что-то неопределенное – в том смысле, что очередь еще не подошла. Однако слово мне дано так и не было. После закрытия заседания я спросил В.И.Гусева, почему он не предоставил мне возможности высказаться. Он ответил:

– Потому что я вас не знаю».

В контексте книги этот эпизод и последовавшую затем переписку Резника с Кузнецовым, где первый призывает к открытой дискуссии, а второй отделывается чиновничьими отписками, можно воспринять как часть антисемитской политики в стране, но скорее это обычная и многолетняя практика этой организации.

В книге Семена Резника немало моментов, которые вызывают желание поспорить. Например, трактовка повести Валентина Катаева «Уже написан Вертер...», романа Валентина Пикуля «Нечистая сила», книги «Двести лет вместе» Александра Солженицына, и хорошо, если кто-то дискуссию затеет. Литература, а тем более общественная жизнь, невозможна без выражения разных мнений. Губительно выражение лишь одного мнения и для самого государства. То окостенение СССР, что началось во второй половине 1960-х, на мой взгляд, и привело к гибели строя, развалу страны. Об этом процессе, по существу, и повествует «Непредсказуемое прошлое»...

Книга производит впечатление объективной, но лишь на первый взгляд. Объективной она не может все-таки быть по сути – сама тема ее для автора слишком болезненна. Невозможно объективно описывать то, как тебе затыкают рот, как вынуждают изменить своим принципам, переродиться. Но объективность все же присутствует в тех статьях и письмах, что писались тридцать лет, – трезвых, аргументированных, порой излишне (на сегодняшний взгляд) вежливых. И все же порой автор не справляется с нехорошим чувством запоздалого сарказма.

Вот, например, как описывает Семен Резник начало своей встречи с писателем Анатолием Рыбаковым:

«Посреди двора стоял ярко-красный автомобиль, а перед ним, спиной к калитке, а значит, и ко мне, в странной позе застыл крепкий пожилой мужчина. Нагнувшись массивным корпусом вперед, он упирался руками в колени, а взглядом – в нижнюю часть автомобиля: в колесо или нечто рядом с колесом, так что передо мной располагался его зад, туго обтянутый тесноватыми джинсами. В машине, вероятно, была какая-то неисправность, и она полностью поглощала его внимание.

Прошла минута, две, но никакой реакции на мое появление не обнаруживалось. Переминаясь с ноги на ногу, я успел рассмотреть все особенности упитанного зада и уже хотел уйти, когда мужчина наконец распрямился, повернулся ко мне всем корпусом и, сохраняя на лице сумрачную сосредоточенность, сунул маленькую квадратную ладонь».

Этот зад, сунутая ладонь сразу дают понять читателю, что автор и Анатолий Рыбаков общего языка не найдут... Да и в целом, так сказать, положительных героев в документальной книге Семена Резника практически нет. Создается впечатление, что он был тогда, на закате брежневской эпохи, единственным борцом с нацификацией литературы.

Сам термин «нацификация» тоже довольно спорен. Да, с конца 60-х власти Советского Союза стали открыто поддерживать арабские страны в их конфликте с Израилем (замечу, в 1948–1949 годах СССР помогал Израилю оружием во время войны с арабскими странами), наверняка был дан зеленый свет изображать евреев в неблаговидном свете. И, как это часто бывает, в это время стало возможно свободнее говорить о прошлом России, выдвигать разные теории, трактовать наследие, например, Гоголя не только так, как трактовал его Белинский.

На определенном этапе политикам скорее всего была нужна русская линия в советской литературе, и ее терпели, потом она стала угрозой для советского строя, и ее проводников разогнали.

Но в любом случае книга Семена Резника полезна и своевременна – это история болезни, от которой наше общество до сих пор не излечилось. До излечения, судя по всему, очень далеко. Главное – не допустить развития болезни.