Прохожий

После выхода второго собрания сочинений Хлебникова (2000–2007), казалось бы, выявить неизвестные его произведения невозможно. В архивах еще находится целый ряд неизданных его историко-математических работ, входящих в цикл «Доски судьбы», а также черновые наброски к различным текстам.

Давид Бурлюк вспоминал, что весной 1912 года Хлебников читал ему фрагменты из несохранившегося романа: «Перед моим отъездом за границу он читал мне из этой тетради из написанного им в то время романа «из жизни времен Петра Великого»; помню: «Сборы на бал: парики, обильно мукой посыпаемые» <┘> Он полную корзину всех своих позднейших рукописей сдал багажом со станции Херсон в┘ Казань. Сдал, а сам не поехал.

<┘> Судьба этой корзины осталась неизвестной. Там было очень много интересных вещей и роман из жизни Петра между ними».

Прошло почти сто лет, и недавно, в сентябре этого года, на Андреевском спуске в Киеве, недалеко от музея Булгакова (вспоминается знаменитая фраза Воланда: «Рукописи не горят»), я приобрел «Сибирский кооперативный настольный календарь 1922 г.», изданный в Шанхае на русском языке в конце 1921 году или в начале 1922 года. В нем под псевдонимом «Велимир» был напечатан небольшой рассказ о Петре под названием «Прохожий», ранее нигде не зафиксированный и не попавший ни в одну из библиографий Хлебникова. Однако возникают два вопроса: действительно ли автором рассказа о Петре является Хлебников и каким образом этот рассказ был напечатан в русско-китайском календаре, изданном еще при жизни главы будетлян?

Петр Великий – один из любимых героев Хлебникова в русской истории, он не только, по свидетельству Бурлюка, написал роман о нем, но и писал о нем в своих стихах и статьях, называя его «отцом России» и «отцом государства». В автобиографии (1914) он писал не без гордости, что во время поездки Петра по Волге один из его предков (вероятно, купец Курочкин) угощал царя «кубком с червонцами разбойничьего происхождения».

Для определения авторства рассказа важны прежде всего стилистические признаки, подтвержденные фактическим материалом. Целый ряд признаков – сюжет рассказа, лексический и семантический его строй, сложные синтаксические конструкции, сквозные образы и мотивы (ср., например, образ заката, который встречается в рассказах «Октябрь на Неве» и «Смерть Паливоды»), некоторые стилистические lapsus’ы (этот же образ заката повторяется в одной фразе три раза) – позволяет считать, что он написан рукой Хлебникова. Кольцевая композиция рассказа «Прохожий», состоящего из двух частей, построена по «закону поколений», сформулированному Хлебниковым в ранних статьях, поэтому Незнакомец из второй части рассказа очень похож на Петра Великого из первой части, а вся структура этих частей и образный строй как бы повторяют друг друга. Все эти параллели говорят о том, что автором этого рассказа с большой степенью вероятности является Хлебников.

Как же попал Хлебников (вернее, его рассказ) в Шанхай? В этом календаре, заполненном главным образом материалами по экономике, кооперации, статистике и различной рекламой, связанными с Сибирью, Дальним Востоком, Китаем и Японией, имеется небольшой литературный раздел, в котором опубликованы рассказы Алексея Толстого, Георгия Гребенщикова, перепечатаны из других сборников стихи Константина Бальмонта, Федора Сологуба, Александра Рославлева, Леонида Андрусона и других. В 1922 году отмечался юбилей Петра I – 250-летие со дня рождения, поэтому редакция календаря перепечатала известный рассказ о нем Алексея Толстого «Наваждение» (из «Накануне»), а также напечатала неизвестный рассказ Хлебникова, вероятно, полученный от кого-то из членов дальневосточной группы футуристов «Творчество». В Пекине и Тяньзине в это время побывал поэт Сергей Третьяков, автор некрологической статьи о Хлебникове, в Харбине недолго находился близкий сподвижник главы будетлян Николай Асеев, печатавший в журнале «Творчество» его тексты. Но скорее всего этот рассказ был получен от художника-футуриста Виктора Пальмова. Он был членом группы «Творчество» и жил в Чите, где Третьяков и Асеев выпустили о нем небольшую монографию. Пальмов и его жена Лидия Еленевская напечатали в этом календаре несколько своих рисунков, а один из них (Пальмова) является кубистической иллюстрацией к рассказу «Прохожий» – на нем изображен Петр и смеющиеся девушки. Этот рассказ Хлебникова Пальмов, вероятно, получил от Давида Бурлюка, с которым был дружен еще по Московскому училищу живописи,

Рассказ Хлебникова «Прохожий», входил, вероятно, как самостоятельная часть в несохранившийся роман о Петре, и его следует датировать 1911–1912 годами.

А.П.

Велимир Хлебников

I.

17┘.. г.

Уже совсем стемнело. Большая глубокая канава тянулась неизвестно откуда и куда – и мутная вода поблескивала рыжеватым, медным светом, подобно чешуе сказочно огромного змея. Вокруг были разбросаны груды строительного материала; белела известь. Красными пятнами отсвечивали клади кирпича. От неоконченных стен бесконечных строений, пересекая полосы заката – теперь оранжевые – заката, покрытого темно-сиреневыми облаками, стройно взлетали леса – то мачтами, то вдруг зарешетившись, спутавшись и сквозь себя пропуская угасающее пламя заката, раздробленным на ряды цветных квадратов. Все это унылое поле – топкое полуболото с широкой огромной канавой среди, было величественной картиной созидания, – и она была еще более величественной и полной значения, ибо сам «гений» созидания был здесь же.

Петр переходил по высоким мосткам, брошенным шатко через огромную канаву. Его молодое круглое, упитанное лицо отсвечивало бликами статуи, только что отлитой из бронзы и не успевшей еще остыть. Высокая статная фигура наполовину чеканилась на пестром фоне неба. Но только что царь поднялся на средину шатких мостков – весь буря, весь движение, – но скорее чувствуемый, чем узнаваемый, затененный поздними сумерками, раздался звонкий серебристый хохот нескольких молодых девушек, столпившихся у края канавы. Это были работницы, закончившие свой трудовой день, а может быть, и мещанки, жительницы северной столицы, по воле Гения Созидателя встающей из финских блат.

Было темно, и молодые женщины, очевидно, не узнали Царя.

Петр обернулся к маленькой фигуре Меньшикова, бежавшей около, не отставая <от> поспешного своего повелителя, и четко спросил: «Чему сии дуры смеются?..»

II.

190┘.г.г.

Там, где фабричные трубы, отрываясь<от> стен строений, подымались к небу и пересекали своими прямыми линиями полосы заката, затененного сиреневыми облаками, – было темно и сравнительно тихо. Грохот большого города еле доносился издали. И лишь шипение пара было внятным, так как фабрики были совсем недалеко – очевидно только что окончилась вечерняя смена. Толпы молодых работниц расходились во все стороны от ворот фабричного здания. И здесь, где огромная канава, наполненная рыжеватой, медной водой пересекалась высокими шаткими мостками, остановилась шумная группа работниц. В эту самую минуту по доскам, нависшим над водой, проходил Незнакомец – лицо его молодое, круглое, с черными усиками было полно своеобразной дикой энергией; – отблески заката ложились на высокий нахмуренный лоб и сжатые губы. В толпе девушек раздался громкий хохот – Незнакомец проворчал сквозь стиснутые зубы:

«Чему сии дуры смеются?» – быстро огромный и статный прошел по трепещущим мосткам и смешался с сумерками, где прямые линии фабричных труб и зданий дробили пламя заката на многочисленные цветные квадраты.