Вардван Варжапетян
Путь Афанасия Никитина.
Фото с сайта www.dic.academic.ru
Прочитал в «НГ-ЕL» (05.08.10) статью Виктора Грибкова-Майского «Величие и трагедия Афанасия Никитина, или Внимательному читателю «Хождения за три моря».
Сам автор, безусловно, человек внимательный, но хожение (именно такая форма этого слова была принята во времена Афанасия Никитина) тверского купца таит столько загадок, что над ними бьются уже несколько веков.
Академик Измаил Иванович Срезневский писал: «Записки Никитина о странствиях в Персию и Индию в 1466–1472 годах – памятник в своем роде и для своего времени (пока не открылось других подобных) в такой же мере единственный и важный, как «Слово о полку Игореве», – были открыты Карамзиным и им одним доселе (написано в ХIХ веке. – В.В.) оценены по их значению в истории старой Руси ХV века».
Действительно, список «Хожения», обнаруженный Николаем Михайловичем Карамзиным в архиве Троице-Сергиева монастыря, поразил великого историка: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных путешествий в Индию принадлежит России... В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже путешествовал по берегу Малабара...»
Нелишне вспомнить, что корабли Васко да Гамы в Индию привел арабский лоцман Ахмед ибн Маджид (1498). Потом, правда, он горько раскаялся, ибо португальцы разрушили пушками и разграбили приморские города.
Никитин же прошел неведомый путь сам, без провожатых.
О «Хожении» написано много, но один вопрос, важнейший, до сих пор без ответа: что он искал на краю Земли?
Большинство исследователей – от Николая Михайловича Карамзина до академика Дмитрия Сергеевича Лихачева – полагали, что Афанасий Никитин нечаянно очутился в Индии.
Шел тверской купец с товарами в Астрахань. На Волге пираты пограбили ладьи с товарами, продали купца в рабство в Ширван, там он добывал нефть, потом увязался с купцами в Персию, там увидел торговцев-индусов – и так, невзначай оказался в Индии.
Меня не устраивает «случайная» версия.
Не убеждает и ответ Виктора Грибкова-Майского: «Никитин нашел свой товар – алмазы». А чего их было искать? Они и тогда, как и сегодня, продавались везде.
Какую же невидаль и диковину искал тверитянин?
Загадка!
Но отгадку Афанасий сам дал в «Хожении». При этом ключ разобрал на три части и запрятал в разных местах рукописи. Их надо отыскать и собрать.
Попробую.
Первое.
«А напутствовали меня великий князь Тверской (Михаил Борисович), великий воевода (Борис Захарьич Бороздин) и владыка Геннадий (Кожа)».
Неужели всякого купца верхушка Тверского княжества, соперничавшего в ту пору с Москвой, так напутствовала? Конечно нет. Значит, было у Афанасия особое задание.
Вот и автор «EL», приведя слова самого Никитина («И пришел в Калязин монастырь к Святой живоначальной Троице, к святым мученикам Борису и Глебу и у игумена Макария и святой братии получил благословение»), подмечает: «Благословение такого человека дорогого стоило».
Верно! Игумен Макарий (1400–1483) – сын боярина Василия Кожи. По смерти родителей и супруги стал монахом, основал монастырь. В 1521 году причислен Русской церковью к лику святых.
Напутствовать – в ту пору значило «наделять чем-либо потребным в дорогу». Чем могли игумен и братия наделить Афанасия? Одним: испросить ему милость Божью, благословить на подвиг, а не на то, чтоб туго мошну набить.
Второе.
Никитин, по его словам, выдавал себя в Персии за хаджи Юсуфа из Хоросана.
Как?!
А как уралец Николай Кузнецов смог перевоплотиться в обер-лейтенанта Пауля Зиберта. Гауляйтер Эрих Кох, дав аудиенцию Зиберту, был совершенно уверен, что говорит с земляком, тоже уроженцем Восточной Пруссии.
Самое страшное для нелегала – встретить земляка. «Хаджи Юсуф» из Твери встречал хоросанцев, и они не сомневались, что встретили земляка. «Легенда» Афанасия-Юсуфа была подготовлена безукоризненно, если учесть, что Бахманидский султанат (одно из могущественнейших государств Индостана) находился тогда под властью мусульманских правителей, а великий визирь Махмуд Гаван сам был хоросанцем.
Третье.
Добравшись в конце концов до Индии, увидев все ее сокровища, Никитин упрямо повторяет: нет нужного ему товара. Видимо, чего-то такого, что держали в тайне. Как китайцы – секрет изготовления пороха, фарфора, шелка, так и индусы берегли от чужаков секрет булатной стали (не путать с дамасской, уступавшей булату).
В Тверском княжестве было всего два булатных клинка. Они легко рубили железные мечи и кольчуги. Вызнать, добыть тайну булата для Руси было все равно, что для Советского Союза получить чертежи атомной бомбы.
Удивительно, но после хожения Никитина и в Индии секрет булата был утрачен и по сей день не разгадан.
Металлург Павел Петрович Аносов (1799–1851), изготовивший в Златоусте замечательную сталь, не уступавшую дамасской, все-таки не повторил булат.
Ближе всех к разгадке оказался, как ни парадоксально, Александр Сергеевич Пушкин.
В поэме «Полтава»:
Но в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
«Млат» – молот. А стекло при чем? Спрашивал я пушкинистов.
Они не знали, сами недоумевали.
Помог мне профессор Навроцкий, великий знаток кузнечного дела. И вот что выяснилось.
Пушкин, путешествуя по Уралу, сам наблюдал ковку златоустовской стали и, видимо, отметил, что раскаленную сталь посыпают порошком, который, вскипая, при остывании становится стекловидным, глазурью, которую молот при новой проковке клинка вдребезги разбивает.
Вот состав буры, присадки, тайного индийского порошка и предстояло добыть Никитину.
Ясно, что не только русские охотились за секретом булата. Могущественная сталь нужна была всем, кто вел войны. А воевали тогда все со всеми.
Весть о таинственном страннике, достигшем Индии, взбудоражила Москву и Тверь, Вильнюс и Киев, Рим и Лиссабон, Париж и Дижон. Его искали соглядатаи Папы Римского Сикста, султана Мухаммеда II, государя Ивана Васильевича, хана Узун-Гассана, властителя Литвы и Польши Казимира IV, венецианского дожа Николо Троно, хана Большой Орды Ахмата, бургундского герцога Карла Смелого.
Афанасия искали.
Обычный купец – персона, конечно, интересная. Но не такая важная, чтобы разведки всего мира охотились за ним.
Значит, у Афанасия Никитина было нечто важное, что-то неизвестное, но крайне необходимое для целых государств.
Уверен, тайну булата Никитин разведал. Возможно, зашифровал в своих записках, но на обратном пути, не раз обысканный, обобранный, ограбленный, отравленный, доверил секрет булата одной своей памяти.
Теперь о другом выводе автора «EL»: «Внимательное прочтение исходного текста убеждает нас, что переход в ислам был (для Афанасия. – В.В.) вынужденным и исключительно болезненным шагом...»
Да нет же, нет!
Сокрушения Афанасия («Погибла вера моя... горе мне, окаянному, с пути истинного сбился и не знаю уже, по какому пути пойду»), наоборот, являют глубокую, крепкую веру.
Укорять Никитина в вероотступничестве так же нелепо, как обвинять Максима Исаева, чекиста и коммуниста, зачем он променял ВКП(б) на НСДАП и дослужился до штандартенфюрера. Герой Юлиана Семенова сдал в Москве кому следует партбилет и боевые награды. Но веру на хранение не сдашь.
Мне посчастливилось участвовать в открытии памятника Афанасию Никитину летом 2008 года в Феодосии. Стыдно сказать, но я оказался там единственным россиянином. Даже из Твери никто не смог добраться до Крыма. Далеко!
Здесь, после долгих странствий, сошел Никитин на берег Черного – последнего для него – моря. «Божьей милостью пришел я в Кафу за 9 дней до Филиппова поста» (то есть 5 ноября 1474 года). Никитин по-прежнему меряет время православными праздниками. И это очень важно.
 «И не знаю уже, по какому пути пойду». Николай Эстис. Из цикла «Фигуры». 2002 г. |
Здесь, в древнем городе, населенном греками, армянами, евреями, татарами, Никитин смог, наконец, помолиться в армянской церкви. Такое православному допустимо.
В Кафе Никитин долго хворал. Здесь, возможно, написал свое «Хожение».
И двинулся дальше.
Тверь к тому времени подпала под руку Москвы. Афанасий про это не знал. И можно только гадать, в чью пользу решилось бы противоборство Твери и Москвы за всероссийский престол, если бы Афанасий раньше добрался до Твери и передал великому князю Тверскому секрет булатных клинков. Секрет ковки булатной стали.
Но Тверь утратила независимость, Русью правил Иван Великий. Все пути русских вели теперь только в Москву.
Если бы Никитин дошел до Москвы, он, наверное, предстал бы перед Иваном III, передал бы секрет булата государю и ушел бы в последнее великое странствие – в монастырь, на покаяние и молитву.
Однако судьба распорядилась иначе. Летописец так записал про Афанасия: «А сказывают, что, де, и (дескать. – В.В.) Смоленска не дошед, умер».
Умер, до Твери «не дошед» и даже до границ Руси не дойдя – Смоленск был давно (с 1404 по 1514 год) под Литвой. На эту деталь мало кто обращает внимание.
Но полынной горечью пропитаны последние слова «Хожения»: «Пусть устоится Русская земля, а то мало в ней справедливости. Боже, Боже, Боже, Боже!» (эти строки Афанасий зашифровал на тюркском, персидском, арабском языках).
Где умер, где похоронен Никитин, неведомо. Хорошо, хоть «тетрати» его сбереглись.
А подвиг по сей день недооценен, недоосмыслен ни родиной, ни Русской церковью (надеюсь, настанет время, и будут его чтить как иноков-воинов Пересвета и Ослябю, как флотоводца Федора Ушакова), ни даже Службой внешней разведки, которой Никитин, по сути, положил начало и крепкое основание.
Мудро замечено: «Достаточно одной жизни, чтобы обрести бессмертие». Никитин по праву обрел его своим подвигом, своей верой, своим служением Отечеству.
И даже именем своим – Афанасий (от греч. атанасос – бессмертный).
