Залпы Авроры

Писательница с мужским именем всегда была немного в стороне от обоих полов.
Юлий Клевер. Дама, идущая к усадьбе. 1887. Частное собрание

Превращение Авроры

Воспитанница Августинского женского монастыря Аврора Дюпен превратилась в Аврору Дюдеван после того, как отдала руку и сердце худощавому, элегантному, с военной выправкой, внебрачному сыну барона Дюдевана – Казимиру.

После венчания молодые уехали из Парижа в родовое поместье Дюпенов, но семейная жизнь не заладилась с самого начала. Аврору волновали религиозные чувства, музыка, поэзия. Казимир был сух, неэмоционален и от возвышенных вещей бежал как черт от ладана, предпочитая охоту и пирушки с друзьями времяпровождению с молодой женой.

Рождение сына Мориса, а затем и дочери Соланж мало что изменило в так и не сложившейся семейной жизни. Аврора оставалась холодной к физической стороне любви. Казимир, не сумев разбудить в ней чувственности, искал утешения на стороне. Вскоре появились любовники у нее. Назревал разрыв, но никто не заикался о разводе. Господину Дюдевану некуда было деваться из Ноана – госпожу Дюдеван устраивала предоставленная мужем свобода.

Все изменилось в одно прекрасное утро, когда она случайно обнаружила записи Казимира. Муж в дневнике давал себе волю – нисколько не сдерживая себя, он осыпал ее злыми упреками и обвинял во всех смертных грехах. Решение созрело мгновенно и было бесповоротным - она едет в Париж, дети остаются с мужем в Ноане.

О своем решении она сообщила безумно влюбленному в нее «малышу Сандо» – он был моложе ее на семь лет.

Любовники решили зарабатывать на жизнь литературным трудом. Они вместе написали роман, который назвали «Роз и Бланш» и подписали его именем Ж.Сандо.

«Малыш» вернул ее к жизни. У них были одинаковые вкусы и привязанности, будущее казалось безоблачным. Это была свободная любовь двух свободных людей. Иногда дела требовали присутствия Авроры в Ноане. Там ее ничего не отвлекало, она работала как одержимая. Весной 1832 года она привезла в столицу рукопись «Индианы». Жюль прочитал роман, его восторгам не было предела. Но, как благородный литератор, подписывать его отказался. Аврора уговаривала, но порядочность восторжествовала, и, чтобы не ссориться в очередной раз с мужем и свекровью – они могли быть против появления на обложке фамилии Дюдеван; чтобы не вызывать неудовольствие матери – она могла быть против подписи родового имени Дюпен, – Аврора решила сохранить псевдоним Санд, но при этом заменила свое имя на мужское – Жорж.

Так появился на свет писатель Жорж Санд, которому было суждено упрочить славу французской литературы.

В поисках абсолюта

Ей давно уже нравилось все мужское. Еще в юности она любила охотиться в мужском костюме в Ноане. Переодеваясь, перенимала некоторые мужские привычки и чувствовала себя намного увереннее, чем в женском платье.

Разочаровавшись в браке, она проповедовала в Париже свободную любовь, искала абсолютную страсть и чувственное наслаждение. Но никто из мужчин, с кем она была, даже малыш Жюль, не мог дать ей этого. Временами Жорж казалось, что во всем виновата она сама, что она ущербна от природы. Но однажды в ее жизнь входит великая актриса своего времени Мари Дорваль. На сцене Мари играла страстных, трепетных героинь. В жизни – саму себя. Темпераментную, чувственную, все повидавшую и испытавшую женщину, не стеснявшуюся своих пороков и выставляющую их напоказ. Она, как и Жорж, стремилась к абсолюту. И Санд ей этот абсолют дала┘

Нежные отношения двух выдающихся женщин были столь горячи, что любовник актрисы, граф де Виньи, отчаянно ревновал ее к подруге. Он называл Жорж чудовищной, возмущался выбором Мари, та его успокаивала, прибегая к различным женским уловкам и хитростям, и┘ продолжала весьма тесно общаться с Жорж.

«Вчера у меня был Мериме┘ немногого стоит┘»

Это придумал острый на язык Дюма, она таких слов не говорила. Фраза облетела весь Париж, над Проспером Мериме смеялись. Сам по природе будучи циником, автор изумительных новелл попал в капкан, который любил расставлять другим.

Он начал ухаживать за Жорж в начале 1833 года. Его привлекла ее красота, удивил неженский ум. Ему нравилось, что она так молода и уже знаменита. Он хотел быть принятым в ее доме. Санд обещала, уступая его настойчивости. Но в самый последний момент отказывала, выдумывая несуществующие предлоги. Ей сейчас было не до чьих-либо ухаживаний. Она находилась в смятенном состоянии духа. Уже была написана «Лелия», где она откровенно рассказала о своих любовных переживаниях. О разрыве между телесным и духовным. О своем разочаровании в плотской стороне любви. Героине романа было присуще все то, что и ее создательнице. Лелия была красива, благородна, возвышенна и холодна, как мрамор. Ей нравится любоваться влюбленным в нее молодым поэтом Стенио, ласкать его как ребенка. Она была согласна давать наслаждение мужчине, но сама не в силах его разделить. Никто из любовников не может доставить ей желанного удовлетворения, в этом кроется ее трагедия┘

Однако Мериме не оставлял попыток добиться благосклонности Жорж. Тогда она предложила ему дружбу-любовь. Он ответил, что любовь для него означает только ОДНО, все прочее – литература. Поклонник был столь настойчив и убедителен, что она поверила – может быть, для нее не все потеряно, к этому времени Жорж уже рассталась с милым малышом Жюлем, и этот человек сумеет разбудить ее застывшую чувственность┘

Она пригласила Мериме на ужин. Затем начала переодеваться. При нем. У него ничего не получилось. Бывает – и не только с Проспером Мериме. Но любому мужчине, потерпевшему фиаско с женщиной, чтобы остаться героем хотя бы в своих глазах, требуется самооправдание. Тем более такому мужчине, как Мериме. Когда история получила огласку, он сказал, что его желание убило отсутствие у Жорж всякой стыдливости┘ во время перемены наряда. Замечательный писатель мог бы выдумать и получше┘

При расставании, скрывая досаду, он язвительно пошутил. Оставшись одна, она заплакала от горя, отвращения к себе и полной безнадежности. Она нуждалась в любви, понимании и успокоении, а над нею посмеялись. Было обидно и досадно – она не чувствовала себя виноватой┘

Жорж поделилась тем, что случилось, вернее, не случилось, с Дорваль. Мари, будучи истинной женщиной, не удержалась и по секрету рассказала обо всем Александру Дюма. Тот не отказал себе в удовольствии уязвить собрата по цеху┘ Вы слышали, что сказала наша обольстительная Жорж? «Вчера у меня был Мериме┘ немногого стоит┘»

От Мюссе к Шопену

Жорж страдала. Ее поиски абсолютной любви оказались безуспешны. Наверное, таковой и вовсе не бывает на свете. Ее представления о любви, таинственной, возвышенной и облагораживающей мужчину и женщину, потерпели крах. В 1833 году она не могла решить, что выбрать – ужас самоубийства или вечный монастырский покой. И все же где-то в глубине души после всех крушений и катастроф продолжала жить вера в любовь, ниспосланную свыше. Эта вера ее и спасла.

С 23-летним Мюссе она познакомилась на обеде в «Ревю де Де Монд». Молодой поэт блистал изысканным остроумием, Жорж смеялась. Он был рано избалован женщинами, но любовные утехи не могли заменить настоящего чувства любви, которой не было. Ему быстро прискучили проститутки. Он пристрастился к вину, к опиуму. На обеде он не мог оторваться от своей соседки с черными блестящими глазами и янтарной кожей, с маленьким кинжалом за поясом. Он захотел побольше узнать о Жорж и, вернувшись домой, прочитал ее новый роман – «Индиану». Он написал ей довольно учтивое письмо, которое сопроводил стихами. Возникла переписка, Санд стала принимать поэта в своем доме. Вскоре Мюссе признался, что любит ее, как ребенок. Для Жорж этого было достаточно. Он переехал к ней на набережную Малакэ. Молодой поэт был требователен и капризен, за ним надо было ухаживать, о нем надо было заботиться. В ней проснулся любовно-материнский инстинкт. В его чувстве она нашла то, что искала: чистоту, верность и нежность, которые опьяняли ее.

Разрыв произошел в Италии, куда любовники отправились в декабре 1833 года. Сначала заболела лихорадкой в Генуе она. Он начал пить и пропадать в известных всем кварталах. Затем в Венеции свалился в горячке он. Она ни на шаг не отходила от его постели. Еще на пароходе Мюссе обвинял ее в несдержанности и холодности. Жорж отмалчивалась. Тогда он выходил из себя и бил в самое ее больное место, упрекая, что она неспособна никому доставлять любовные наслаждения. Жорж не выдерживала и отвечала, они яростно ссорились. Сейчас у изголовья метавшегося в бреду Мюссе она была не одна, ей помогал молодой красавец доктор Паджелло. Ах, этот горячий и страстный Паджелло┘ он делал с ней все что хотел. Он влюбился в нее в одночасье, а она, знаменитая иностранка, так уставшая от придирок и измен своего любовника, так нуждалась в утешении и поддержке. Итальянец и утешил, и поддержал. Все это бросило ее в объятия доктора. Мюссе выздоровел и уехал в Париж один. Жорж осталась с Паджелло. И была с ним, пока не закончила очередной роман. Это было в июле 1834 года.

Во Франции отношения с Мюссе возобновились, но они уже не сумели склеить то, что разбилось в Италии. Унизительные сцены, которые устраивал ей неврастенический поэт, перемежались признаниями в вечной любви. Мюссе после очередного примирения все пытался выяснить, как она, Жорж Санд (!), могла полюбить обычного доктора? Жорж не хотела ворошить прошлое и всячески уклонялась от ответа. Мюссе не отставал. Когда ей все это надоело, она уехала в Ноан залечивать раны. Она думала, что с любовью покончено навсегда. Но она ошибалась.

Знаменитый адвокат, которого все называли не иначе, как Мишель из Буржа, сделал то, что не могли сделать ни ее муж, ни ее многочисленные любовники. Он наконец-то разбудил в ней Женщину. А она наконец-то встретила настоящего Мужчину. Сильного, волевого, без комплексов. Что ей, собственно, и было нужно. Жорж было абсолютно все равно, что он плешив, близорук, немолод и некрасив. Он был единственным, кто заставил ее трепетать от желания, и она по первому зову мчалась к тому, кто мог бросить ей: «Дура!» Жорж не обижалась, это даже волновало ее. Она находила некое сладостно-томительное удовольствие в том, как он грубо с ней порой обращался. Это усиливало ее сексуальное наслаждение.

Но пришло время, и она сумела освободиться от тирании Мишеля. Она взбунтовалась. Ее опять потянуло на «сладкое», ей опять захотелось быть рядом с мужчиной-ребенком, который был бы для нее одновременно и любовником, и сыном. И такой человек нашелся – звали его Фридерик Шопен.

Гениальный музыкант, впечатлительный и нервный, как лань, он тосковал во Франции по утраченной родине – на чужбине больше всего ему не хватало материнской нежности и любви. Он был слаб. А она сильна. Он нуждался в женском участии и заботе, она могла ему их дать. Они часто проводили вечера вдвоем. Шопен наигрывал на рояле, Жорж, внимая божественной игре, забывала обо всем на свете. Она была счастлива как никогда. Помолвка Фридерика с соотечественницей Марией Водзинской была расторгнута, ее любовь к нему сделала это, он утопал в успокоительно-обволакивающей нежности Жорж. Его больше не шокировали ни мужская одежда, в которой расхаживала его любовница, ни ее пристрастие к сигарам, ни ее странные молодые друзья, запросто пребывающие в доме. Его не шокировали даже ее демократические взгляды. Он жил только музыкой и Санд и еще очень привязался к Соланж, которая вскоре приобрела над ним огромное влияние. В общем, Фридерик и Жорж первое время были очень счастливы, а затем выяснилось, что по слабости здоровья Шопену противопоказано чрезмерное увлечение одной стороной любви. Жорж, смиряя свою страсть, оберегала возлюбленного и умеряла как могла его пыл. Когда они полностью перешли к воздержанию, он стал невыносимо ревнив. Она все это уже проходила с Мюссе, но тогда рядом не было Соланж. Сейчас повзрослевшая дочь интриговала против матери. Потому что в семье постоянно шли серьезные ссоры из-за поведения ее мужа, бывшего кирасира, ставшего скульптором. Она и настроила доверчивого, как ребенок, музыканта против матери, объяснив, что раздоры связаны отнюдь не с необузданным характером ее Огюста. Отказывая ему и ей от дома, мать избавляется от ненужных свидетелей ее непрекращавшихся любовных увлечений некоторыми молодыми людьми, постоянно посещавшими Ноан. Этого было достаточно, чтобы ревнивый Шопен отстранился от Санд. Нервы ее были на пределе, но она не сделала ни малейшей попытки вернуть Фридерика. И пережила еще одну серьезную утрату.

Неумолимый бег времени

Большинство женщин больше страшит старость и все, что с нею связано, нежели смерть. Жорж стареет, часто переживает периоды слабости, но стоически мирится с тем, что не может изменить – с возрастом, в который она вступила. Это возраст трезвой оценки жизни, себя и окружающего мира. Возраст иллюзий и разочарований остался позади. Устами героини очередного романа она говорит, что думает об этой поре жизни: «Старая женщина┘ это другая женщина, это мое другое «я», которое только начинает жить и на которое еще мне нечего жаловаться. Эта другая женщина не знает о моих прошлых ошибках. Она их не знает, потому что теперь не могла бы их понять, а также потому, что чувствует себя не способной повторить их. Она кажется мягкой, терпеливой и справедливой, между тем как другая была раздражительной, требовательной и резкой┘ Она искупает все зло, которое делала другая, и, помимо всего этого, она ей прощает то, что та, другая, мучимая угрызениями совести, не могла сама себе простить┘»

Поиски Жорж закончились, постепенно утихают страсти, гаснут сильные желания. Она обретает спокойную, тихую гавань и смело смотрит в будущее. Рядом с ней ее верный Марсо, потому что она, несмотря ни на что, не утратила способности любить. Сын сторожа Люксембургского сада моложе Мадам (так во всех записях он именует свою покровительницу) на 13 лет и делит с ней не только кров...

Наступает пора приобретений и утрат. Морис и Соланж приносят ей внуков, она любит с ними возиться, звонкие голоса говорят ей о том, что жизнь в Ноане не замерла, не остановилась. Но в Париже умирают ее старые друзья Бальзак, Дюма, Дорваль, и она испытывает литературное одиночество. Из наступившей новой эпохи до нее изредка доходят нападки молодых, особенно безжалостен некто Бодлер. Он из «новых», из тех, кто не особо стесняется, он резок на язык и называет ее «Прюдомом безнравственности┘ одной из тех старых актрис-инженю, которые никогда не хотят уйти с театральных подмостков», но она старается не замечать эти весьма ощутимые и болезненные удары. В последние годы она дружит с Флобером. Очаровательная Полина Виардо привозит в Ноан Тургенева, чьими романами Жорж искренне восхищалась.

Она по-прежнему бодра, она не утратила вкуса к жизни и дара писать, ей нечего жаловаться Господу на жизнь. За 10 лет до своего ухода Санд приходит к философии, которой будет жить теперь все отпущенные ей годы: «Счастье зависит от самого человека <...> Будем же принимать жизнь такой, какова она есть, и будем благодарны за нее Господу Богу».

Эти слова похожи на молитву-завещание, ну что ж, остается только воскликнуть: «Аминь!»