Боже мой, как все забывается. Отодвигается куда-то далеко, заслоняется чем-то новым, зарастает травой забвения. Сейчас я ощутил это особенно остро, прочитав в газете "Монд" о полной реабилитации Бориса Пастернака. Открывается в Переделкино дом-музей, выпускается полное собрание сочинений, 1990 год предложено объявить годом Пастернака!
Запоздалое, очень запоздалое. Но какое радостное событие!
И тут же, обрадовавшись, я немедленно с горечью возвратился к тем постыдным дням тридцатилетней давности. Тут же достал и прочитал стенограмму общемосковского собрания писателей, происшедшего 31 октября 1958 года. Думаю, что нормальному советскому человеку осуществить это желание просто невозможно. Но здесь я легко нашел 83-й номер "Нового журнала" за 1966 г., сделал фотокопию с текста стенограммы, которую редакция с оказией получила из Советского Союза, и прочел ее. Пока читал, было ощущение, что меня окунули в бочку с дерьмом. До сих пор отмыться не могу.
Прошло без малого 30 лет, а в памяти осталось общее чувство стыда, который нас всех тогда охватил. А из деталей - что председательствовал на собрании вроде бы приличный С.С. Смирнов и выступал всеми нами любимый Б.Слуцкий, который потом всю жизнь каялся.
Сейчас же передо мной полная картина, мерзкая, тошнотворная, которую, как это ни противно, но требуется восстановить.
Начну с того, что С.С. Смирнов не просто вел собрание, а выступил с достаточно пространным докладом о предательстве Пастернака, а за ним выступили еще 13 человек, каждый из которых считал своим долгом напирать на это слово - "предатель"! Я перечислю имена этих людей: Л.Ошанин, К.Зелинский, В.Герасимова, Вик. Перцов, А.Безыменский, Ан. Софронов, С.Антонов, Б.Слуцкий, Г.Николаева, В.Солоухин, С.Баруздин, Л.Мартынов, Б.Полевой. И еще столько же записалось, как сообщил собранию С.С.Смирнов, но за поздним временем выступить всем не удалось. Это ни в коей степени их не обеляет, так как - я думаю - они бы говорили, дай им трибуну, то же, что и предыдущие ораторы, то есть постыдные мерзости. Я их имена тоже перечислю: Евг. Долматовский, Серг. Васильев, Мих. Луконин, Гал. Серебрякова, Павел Богданов, Павел Арский, Павел Лукницкий, Семен Сорин, Вера Инбер, Нина Амегова (? - А.П.), Вл. Дудинцев, Раиса Азарх, Давид Кугультинов.
Страна должна знать своих героев!
Пересказывать то, что говорили эти члены Союза писателей о своем собрате, не буду - противно. Но о тех, кто не краснея дожил до сегодняшнего дня - а их из выступавших осталось только пятеро, - несколько слов все же скажу. Ко всему этому нужно добавить, что незадолго до этого собрания состоялось объединенное заседание президиума правления Союза писателей СССР, Бюро оргкомитета СП РСФСР, президиума московского отделения СП РСФСР. Кто там выступал, не знаю, но именно тогда было принято решение об исключении Б.Пастернака из Союза писателей.
Между прочим, касаясь истории вопроса, С.С. Смирнов сообщил о том, что группа писателей, возмущенных поведением Б.Пастернака, составила письмо, которое предполагалось опубликовать, но возник вопрос - почему письмо подписано только группой московских литераторов, и решено было созвать сегодняшнее совещание, чтоб прозвучал голос всего коллектива московских писателей. Кстати, С.С. Смирнов огласил на собрании фамилии авторов письма, но в стенограмме, к сожалению, сказано только в скобках - "оглашает список".
Так кто же та пятерка погромщиков, которая дожила до сегодняшнего дня? Перечислю - Л.Ошанин, А.Софронов, С.Антонов, В.Солоухин, С.Баруздин.
Лев Ошанин выступал первым в тот памятный день и говорил дольше всех. Не уступил ему по пространности своей речи и Корнелий Люцианович Зелинский, говоривший, что сейчас на Западе, откуда он только что приехал, имя Бориса Пастернака - это, мол, синоним войны (!). Вслед за ним Александр Безыменский, старый лысый комсомолец, выразил восторг выступлением кагэбэшника Семичастного, тогда первого секретаря комсомола, на массовом митинге во Дворце спорта. Когда он сравнил Пастернака сначала с паршивой овцой, а потом со свиньей - это вызвало, мол, овации у многотысячной комсомольской аудитории. Выступавший вслед за ними А.Софронов беззастенчиво признался, что "Доктора Живаго" не читал, тем не менее свое выступление закончил словами: "Не хочет быть советским человеком, советским писателем - вон из страны!"
За ним вышел на трибуну здравствующий ныне Сергей Антонов, который тоже закончил требованием лишить Б.Пастернака советского гражданства. Говорил он и о том, что покойный Нобель наверняка переворачивается в гробу, узнав, какому негодяю достались завещанные им деньги. И о том, что, получив от московских писателей письмо, где было сказано, что он стреляет по своим, Пастернак просто перетащил свою пушку за границу и стал палить оттуда.
Вообще общий тон всех выступлений задан был докладом С.С. Смирнова. Борису Пастернаку, дескать, кое-кто незаслуженно курит фимиам, сам роман "Доктор Живаго" - просто слабая книга, но философия ее антисоветская, а автор люто ненавидит Октябрьскую революцию. И все в разных выражениях говорили одно и то же.
Ныне здравствующий Владимир Солоухин поставил вопрос о том, не следует ли нынешнему внутреннему эмигранту Б.Пастернаку стать по-настоящему эмигрантом? "Вот тут-то и будет для него настоящая казнь, - сказал он. - Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжатый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил".
Короче всех, нужно сказать, было выступление С.Баруздина, нынешнего редактора "Дружбы народов". Короткое, но не менее энергичное. "Есть хорошая русская пословица, - сказал он, - собачьего нрава не изменишь! Мне кажется, что самое правильное - убраться Пастернаку из нашей страны поскорее". И это сказал человек, который печатает сейчас в своем журнале "Детей Арбата" Рыбакова, где так много говорится о студентах, клевещущих и доносящих друг на друга.
Под самый занавес собрания тявкнула со своего места престарелая Вера Инбер. Уцепившись за фразу из резолюции, зачитанную Лесючевским: "Давно оторвавшийся от жизни и народа, самовлюбленный эстет и декадент", она потребовала исправления - эстет и декадент это чисто литературное определение. Это не заключает в себе будущего предательства. Это слабо сказано".
Вот так протекало и закончилось единогласным принятием резолюции это позорное, но, увы, действительно историческое собрание. Многим хотелось бы его забыть. Но такое не забывается. Не настало ли время заговорить об этом в полный голос? И в первую очередь тем, кто тогда не постеснялся это сделать.
В завершение скажу, что весьма косвенное отношение к "делу" Пастернака имел и я. Весной 1957 г., когда я был в Италии, меня пригласил к себе издатель "Доктора Живаго" Фельтринелли и, прощаясь, вручил письмо, адресованное Алексею Суркову как одному из руководителей Союза писателей. В этом письме издатель писал, что, печатая роман Пастернака, он вовсе не считает это недружественным актом по отношению к Советскому Союзу, и выразил надежду, что оригинал (? - А.П.) вскоре увидит свет на родине автора.
Письмо я Суркову передал. Последовавший за публикацией романа в Италии (в ноябре 1957 г.) год молчания внушал какие-то надежды. Они не оправдались. Авось мы доживем до первых номеров "Нового мира" за 1988 год, в которых, по словам Залыгина, будет опубликован "Доктор Живаго". Это будет хотя и запоздалый, но большой, настоящий праздник.