Нечего жалеть - и все же жаль...

"Нечего жалеть" - и все же жаль

"Я родился и вырос в серединной части России, в междуречье Оки и Днепра, в простой, трудовой семье, прадеды и деды мои вековечно связаны с землею" (Цитир. здесь и далее по: И.Соколов-Микитов. Собр. соч. в четырех томах. Л., 1985; т. 4. С.130), - писал в своих "Воспоминаниях" 1964 года Иван Сергеевич Соколов-Микитов.

Он родился 17 мая 1892 года в селе Осеки Калужской губернии; прожил долгую, 82 года, жизнь; умер 20 февраля 1975 года, оставив после себя книги, которые высоко ценили многие его современники - среди них были А.Ремизов, И.Бунин, М.Горький, М.Пришвин, А.Толстой, К.Федин, А.Твардовский, К.Паустовский. Ему везло на хороших, преданных друзей в жизни и литературе. Но хотелось бы верить, что он принадлежит не только истории русской литературы, но и дню сегодняшнему.

В одном из своих любимых произведений - повести "Детство" (1931) - писатель любовно и глубоко поэтически воспроизвел мир детства, который остался в его памяти на всю жизнь и в котором он справедливо видел самые истоки и своего характера, и своего творчества. Образ юного героя в повести - конечно, художественное обобщение, в котором личные впечатления переплавились, как воск, осветились более поздним жизненным опытом, вольно или невольно были подчинены законам творчества. И все же здесь много глубоко личного, автобиографического; Соколов-Микитов писал о своем герое, а думал о себе...

Красота русской природы, обычаи и традиции русской деревни, калейдоскоп русских характеров, типов, которые запечатлелись в детском сознании, самые разнообразные - обычные, рядовые и чрезвычайные - события тех далеких лет, будь то сильная гроза в пути или чтение книг, смерть дяди Акима, - все это закладывалось в фундамент личности писателя, определяло его взгляд на мир, позже нашло свое отражение в его художественном творчестве... Безотчетное ощущение полноты жизни служило основой его природного оптимизма, которое затем помогало ему в самых трудных случаях жизни.

Однако детство - это не только пора счастья, полноты жизни; это еще и время детских страхов, обид, разочарований, время, когда прорезываются и растут не только зубы, кости, но и личность, душа, - а это процесс не всегда легкий и простой, зачастую болезненный, сложный, дисгармоничный. Герою повести - и, конечно же, автору - знакомо и отчаяние, и сознание своей слабости, и неумение понять многое, что ставит его порой в тупик.

Детство Соколова-Микитова пришлось на время, когда в России уже многое менялось, уходило: исчезали поэтические "ларинские" усадьбы, старинный помещичий быт тургеневских романов, вовсю рубили чеховские вишневые сады. В деревню, в Россию приходили практичные лопахины, наступал "железный" город, с его жесткими порядками и законами. Разрушался вековой уклад русской деревни, русского крестьянского быта. "Все изменялось тогда в деревне. Все чаще и чаще, страдая от безработицы и безземелья, уходили мужики на заработки в города, переселялись на шахты, на заводы. Возвращавшаяся из города молодежь, хлебнув иной жизни, привозила новые слова, новые слышались в деревне речи..." (с. 47). И все же - "еще оставалось много старого, почти нетронутого в глухой смоленской деревне..." (с. 48).

"Мне нечего жалеть из этого прошлого, - читаем мы в конце повести. - Жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего меня детского чувства радости и любви, которого никакими силами теперь не вернуть..." (с. 96).

"Нечего жалеть" - и все же жаль... Жаль ушедшего, промелькнувшего детства, тех мгновений счастья и полноты жизни, которые он знал, того мира русской жизни, устоявшегося быта, обычаев, жаль родителей, друзей, жаль всего того, что "никакими силами не вернуть", - жаль прошлого, каким бы прекрасным ни было будущее... С этим чувством легкой грусти и любви-жалости - вот он, его спасительный "плотик", - и прощается писатель со своим детством.

Многие мотивы и темы "Детства" мы находим и в повести "Елень" (1929), в которой перед нами тоже предстает островок бесконечного русского пространства, русского космоса. Сюжет повести развивается медленно, как бы исподволь. Ее хронологические рамки - Русско-японская война, первая русская революция 1905 года. Мы узнаем, как наживал свои капиталы Хлудов, как его сын растратил отцовское наследство. Параллельно с линией Хлудовых в повести звучит, набирая крещендо, тема русского крестьянства, его судьбы. Автор рассказывает нам о простых русских крестьянах- таких, как лесник Фрол, его отец по прозвищу Окунек, других жителях деревни. При этом писатель не идеализирует их, он не скрывает, что деревенский люд зачастую оказывается равнодушным к беде своих земляков. Бедность делает людей черствыми, разъединяет их; объединяет же их совместная, дружная работа. Подлинным гимном вольному коллективному труду звучит главка "Плоты" - о плотогонах, сплавляющих лес по реке┘

Поэтичен и реалистичен одновременно образ Елени - тихой речки и одноименной небольшой русской деревни, что находится в лесу, на болотах, в самом сердце России. Ее срединность, корневая суть подтверждается тем, что она является средоточием многих традиций русской жизни, со всей ее характерностью и своеобразием, неповторимостью. В этом мире господствует уважение к далекому и недавнему прошлому, к традициям предков. Медленно пробиваются здесь ростки нового - того, что приходит из города, из внешнего мира, с войной, революцией. При всей замкнутости, герметичности этого островка русского космоса он оказывается кровно связанным, соединенным со всей Россией, с ее исторической почвой, судьбой.

Повесть "Елень" задумывалась как роман; в ней чувствуется некоторая незавершенность, неразвернутость сюжетных линий, атомарная сжатость образов, отдельных сцен. Однако положенный в основу повести материал, реалистическое мастерство художника делают ее вполне самоценным, самодостаточным произведением. Его актуальность не бросается в глаза, она не декларируется, но является органической составной частью его художественного мира. Все это составляет характерные черты уже сложившейся в конце 20-х - начале 30-х годов творческой манеры художника.

Писатель в 25 лет

Формирование писателя происходило в условиях резкой революционной ломки традиционных устоев русской национальной жизни. Он был свидетелем и участником революции 1905 года, Февральской революции, наконец, Октября 1917 года. И.Соколова-Микитова тянуло к родной земле, к деревне; он был влюблен в русскую природу с ее просторами и тишиной, левитановским покоем. Вместе с тем, по его собственному признанию, он "никогда не испытывал влечения к оседлости, собственности и домоседству" (с. 136). И поэтому его жизнь оказалась с самой молодости наполненной множеством самых разнообразных событий.

Он часто менял профессии (был медиком, авиамотористом, матросом и т.д.), много путешествовал, участвовал в Первой мировой войне, как уже говорилось, не был лишь сторонним наблюдателем в революционных событиях. Но, оказываясь далеко от дома, он тосковал по родине, его вновь и вновь тянуло к родным местам "серединной России". Все это нашло свое отражение в его творчестве, в котором мотивы дороги, расставаний и встреч, мотивы дальних странствий и неутолимой любви к Родине - словно в симфонии, дополняли и обогащали друг друга...

Уже в десять лет И.Соколов-Микитов пережил первый "перелом" в своей жизни, когда вместе с семьей они переехали из деревни в город (Смоленск), где ему открылся сложный и противоречивый мир, ранее незнакомый.

В училище он особенно не ладил с законоучителем - классным наставником, "неведомо за что меня невзлюбившим" (с. 133). Из пятого класса реального училища он был "изгнан с волчьим билетом "по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям". "Изгнанию из училища предшествовал обыск в моей комнатенке на Запольной улице, в присутствии жандармского ротмистра и двух городовых. Как выяснилось позднее, причиною обыска был донос провокатора, служившего приказчиком в табачной лавочке, за перегородкой которой иногда мы собирались" (с. 134). Это стало вторым "переломом" в жизни, приобщившим его к революционным событиям в России.

Одним из ярких, "потрясающих" впечатлений в жизни писателя было, по его собственному признанию, впечатление от моря, которое его "покорило". Он служил матросом на пароходах торгового флота, посетил многие города и страны, видел многие моря. И.Соколов-Микитов вспоминал, что события Первой мировой войны застали его далеко от родины, на берегах Эгейского моря, где он без копейки в кармане скитался по Халкидонскому полуострову, вблизи легендарного Олимпа. "В Россию вернулся морским путем, когда над миром уже бушевала Первая мировая война. Эта Первая мировая война, потрясшая устои старого мира, стала третьим жизненным испытанием" (с. 137).

Затем, прожив недолго в деревне, он ушел на фронт добровольцем, служил в санитарных отрядах, летал на первом русском тяжелом бомбардировщике "Илья Муромец", командиром которого был смоленский земляк Г.В. Алехнович - один из первых знаменитых пилотов в России. В годы войны Иван Сергеевич продолжал писать и изредка печатался в литературных сборниках и журналах.

Февральскую революцию он встретил на фронте. Позже Соколов-Микитов вспоминал, как в качестве депутата от фронтовых солдат он приехал "в революционный, залитый красными флагами Петроград". Здесь встретил Октябрьскую революцию; в зале Таврического дворца он слушал выступление Ленина; здесь же, в редакции "Новой жизни", познакомился с А.М. Горьким и другими писателями, доброжелательно отнесшимися к его творческим опытам, впервые серьезно стал задумываться о том, что вскоре определило его жизнь, стало его судьбой... "Революция стала моим четвертым и окончательным переломом в моей жизни: я стал писателем" (Воспоминания, с. 137, т. 4). В ту пору ему исполнилось двадцать пять лет.

Истоки: фольклор и "русская натура"

И.Соколов-Микитов сам признавал, что один из главных и первых истоков его творчества был русский фольклор, русские народные сказки, которые он хорошо знал с детства, любил, в которых черпал вдохновение. В разные годы им был создан цикл "Озорные сказки", в котором писатель "своим языком" рассказывал некоторые известные сказочные мотивы, развивал их, использовал хорошо известные и создавал новые образы сказочных героев. Работа над сказками была для него школой, в которой он учился прекрасному образному русскому языку, умению безыскусно и просто рассказывать, строить сюжет, сочетать фантастику, вымысел с тонкими и глубокими наблюдениями над жизнью, психологией человека, с его мудрым отношением к подлинным нравственным и духовным ценностям.

Тогда же Соколов-Микитов определенно и недвусмысленно заявил о себе как о последователе реалистической школы. В эти годы он создает цикл рассказов о войне. Он пишет о том, что хорошо знает, что видел и слышал сам, поэтому его рассказы зачастую похожи на зарисовки, очерки, корреспонденции. Авторский комментарий в них, как правило, минимален, философские размышления редки и скупы. При этом главное для писателя - передать состояние души.

Нерв военных рассказов И.С. Соколова-Микитова - думы о России, о русском характере. Здесь и боль, и гордость, но за всем этим - стремление к правде. В рассказе "Здесь и там" писатель размышляет о "русской натуре": "говорить бог знает что, но быть твердым на деле"; "ругать дело и проклинать, но в то же время вести его до конца неуступчиво, несмотря на беды и несчастья" (с. 13).

В рассказах "Кукушкины дети", "Крылатые слова", "Шепот цветов", "Затишье перед бурей" немало эпизодов, в которых раскрывается душевная щедрость русского человека, его самоотверженность, неодолимая тяга к красоте.

"Нет людей"

Находясь в дальних морских путешествиях, на фронтах Первой мировой, Иван Сергеевич прислушивался к тому, что происходило России. Революцию - сначала Февральскую, а затем и Октябрьскую - он принял с энтузиазмом, осознавая необходимость и благотворность перемен, но и хорошо понимая, какие трудности стоят перед новой властью... Об одной из таких трудностей - рассказ "Безлюдье". "Нет людей - вот что понял я. Добросовестных, сознательных людей, понимающих угрожающее положение страны и революции". "Великая беда России, страшней голода - безлюдье" (с. 45, 47).

В 1923 году в журнале "Россия" были опубликованы его "Письма из деревни", в которых содержатся интересные наблюдения о деревне первых послереволюционных лет. "Странно перемешались концы: с шестнадцатым веком смешался век двадцать первый", - отмечает Соколов-Микитов (с. 70). В этом смешении неизбежно много поверхностного, наносного, что, в свою очередь, негативно отражается на самом языке. "Время засыпало деревню словесным сором - и баба в потребиловке, выбирая ситец, уже не говорит приказчику-куму: "Кум Арсеня, дай мне ситцу получше"; говорит баба: "Желательно взять енергичного ситцу". В волисполкоме┘ председатель говорит секретарю Кузьке, продувному парню: "Средактируй, Кузька, бумажку" (с. 70). "Быт новый, быт старый - где найти слов?!" - восклицает автор (с. 71). При чтении "Писем┘" невольно вспоминаются персонажи сатирических произведений В.Маяковского, Д.Бедного, рассказов и повестей М.Зощенко, М.Булгакова.

"Морские" рассказы

В те же 1920-е годы у И.Соколова-Микитова сложился целый пласт рассказов и произведений других жанров, в которых нашел свое отражение "морской" период его жизни, многочисленных скитаний по свету, путешествий.

Его волнуют далекие страны, он восхищается красотами, пейзажами; его потрясают такие простые и вечные ценности, как солнце, земля, море, птицы; он не устает любоваться всем изменчивым великолепием природы днем и ночью, на восходе и на закате...

Мир морских рассказов и романтичен, и реалистичен одновременно. Романтикой веет от тяги героев к путешествиям, во время которых мир расширяется, удивляет своим многообразием, красотой, - происходит настоящее открытие, постижение мира.

Герои Соколова-Микитова - простые рабочие люди, матросы, грузчики, мужчины и женщины, русские и англичане, греки и турки - целая галерея художественных образов, созданных с разной степенью выразительности, запоминающихся то своей необычностью, неординарностью, то характерностью, типичностью. Большинство сцен зримы, осязаемы, портреты рельефны, словно выбиты на медальоне.

Автор рассказов проявляет глубокий и живой интерес к тем странам и народам, которые проходят перед его глазами, с которыми знакомится при заходе в иностранные порты - это и порты Африки, стран Средиземноморья, с их полуденной жарой, пряными запахами восточных базаров, и порты Англии, Голландии, других стран.

Герой годами плавает вдали от родных берегов, гуляет по улицам и площадям чужих портов и городов - и всегда вожделенной для самого автора и его героев-соотечественников остается мечта о возвращении в Россию. На родину тянут воспоминания о детстве и юности, о родителях, друзьях; в снах он видит русские поля и сады, речку, где он ловил рыбу, дороги, леса - весь тот мир тишины и покоя, который хранится в душе и служит неистощимым резервуаром в трудные годы странствий. На родину тянут и события, тревожные и радостные.

Верный своей творческой манере, стилю, Соколов-Микитов, как правило, не выстраивает сложных сюжетов, хитросплетений, не вдается в глубокие философские рассуждения и психологические глубины своих героев. Он ограничивается сдержанной, скупой записью событий, кратким авторским комментарием; здесь, кажется многое остается за кадром... Но в самой манере повествования, лишенной внешней эффектности и значительности, скрывается внутренняя энергия и напряженность недосказанного, что подталкивает фантазию читателя, помогает ему многое "достраивать" самому, словно участвовать в процессе создания художественного образа, чуть намеченного сюжета.

Сдержанность интонации, неторопливость внешнего действия, зоркая наблюдательность, полновесность слова, гармония скрытого и осознаваемого в изображаемом - вот только некоторые характерные черты прозы И.Соколова-Микитова, его стиля, без понимания которых невозможно осмысленное отношение к художнику, реальной ценности его творчества.

Иван и туман

Наиболее заметным произведением Соколова-Микитова 20-х годов стала повесть "Чижикова лавра" (1926); в своей основе она также автобиографична. В повести несколько временных пластов, которые взаимопроникают один в другой, обогащают повествование, помогают проникнуть в душевный мир героя, лучше понять самые истоки его характера, его мироощущения. И здесь важную роль играют воспоминания героя о его детстве, юности, о тех годах, которые предшествуют его эмигрантской одиссее. Эти воспоминания о былом как о потерянном рае терзают его, но и помогают выстоять, выжить в чужой стране. Они - тот прочный фундамент, на котором строится здание его личности, его отношения с миром. Они словно лакмусовая бумажка, определяющая важнейшие жизненные ценности, которыми герой руководствуется в своей взрослой жизни.

Большая часть повести посвящена жизни главного героя - Ивана в Англии. Его огорчает, что о России англичане знают до обидного мало. Всматриваясь в окружающее, подмечая новое, необычное, Иван еще острее осознает самого себя, свою принадлежность к России, ко всему русскому. И теперь он еще больше убеждается: "есть в русском человеке такое - как ни одень, издали видно, что русский" (с. 157).

Тоска по родине - может быть, самая главная, неотступная боль героя. Она постоянно напоминает о себе, душит его - порой хуже, злее "чахотки" - поистине "хоть головой о косяк". Эта тоска обесценивает, искажает все "здешнее"; от этого порой самое обычное рождает неадекватные чувства, неожиданное раздражение...

С приходом к власти в России большевиков отношение к русским за границей еще более ухудшилось: "┘выкинули нас со двора, как худую скотинку" (с. 159). Постоянной работы не было, денег на оплату жилья не хватало, питались "голым хлебом"┘ Ощущение полной беспризорности, почти обреченности посещает его на улицах города, где он проводит целые дни в поисках пищи и работы. "И вдруг мне словно копытом в лоб: "Пропадаю!"... Не осознавал я себя толком, было передо мною одно: что вот округ люди, дома, магазины - и стены, стены, стены и что тут человеку погибнуть, как где-нибудь в сибирской тайге... Никто даже и не заметит, ни единая не сдвинется точка. Так мне это стало тогда страшно, что хоть головой о камень" (185).

Ключевым здесь является образ стены, отгораживающей человека от мира, от социума, от себе подобных, это символ полной отчужденности человека от окружающего его мира, невозможности противостоять обстоятельствам, просто выжить в этих условиях. Во многом сходную функцию выполняет и еще один образ, часто встречающийся на страницах повести, - образ тумана. Он становится емкой художественной метафорой, означающей смутность, непрозрачность окружающего мира, неясность жизненных целей человека, оторванного от родины, утратившего связь с корневой системой своего народа. "Такие стояли туманы! Ходили люди, как в мутном пруду рыба. И город был страшный, невидный и мертвенно-желтый" ( с. 186).

"Свое" и "чужое", "у нас" и "у них" - один из постоянных, сквозных мотивов повествования, принципов идентификации человека, находящегося в эмиграции. Умом Иван отмечает немало полезного, разумного в порядках и обычаях иностранцев, он готов принять многое, - но душа, сердце восстают, отвергают. Память окрашивает все прошлое в ностальгические тона, мешает вписаться в "здешнее"┘

Разные русские люди оказались за границей. Писатель создает целую галерею типов, характеров, рассказывает о человеческих судьбах - все они так или иначе оказываются связаны с революцией, с теми переменами, которые произошли в последнее время в России. Нередко автор несколькими штрихами лишь набрасывает колоритный портрет, не разрабатывая подробно ту или иную сюжетную линию, тот или иной рисунок образа. Однако и этих немногих штрихов бывает достаточно, чтобы наметить неповторимый характер. Почти в каждом из них есть своя "чудинка", своя особенность - привлекательная или отталкивающая, в итоге же перед нами предстает довольно пестрая и во многом характерная "смесь" лиц, своеобразный паноптикум типов, составлявших русскую эмиграцию тех далеких лет.

Тихий классик

Впереди еще были годы и десятилетия упорного творческого труда, мгновения озарения и взлетов, часы и дни сомнений и отчаяния - всего того, чем бывает полна жизнь русского художника, живущего одной жизнью с народом, со своей страной.

И.Соколов-Микитов не сторонился острых тем, актуальных проблем, часто писал по "живому следу" событий, в центре которых оказывался. Но при этом он сохранял особую, негромкую тональность голоса, ему чужд был искусственный, поверхностный пафос. Его зачастую критиковали за пассивность героя, за недостаточно ясную и четкую авторскую позицию, за то, что его творчество якобы находится в стороне от главного, "магистрального пути" советской литературы...

После смерти Соколова-Микитова прошло 30 лет, прежние упреки отошли в прошлое, потеряли свою актуальность, но и наше время не проявляет должного интереса к этому "тихому", "забытому классику". Для его чтения нужна тишина, душевное спокойствие, вера в человека, его предназначение на земле, нужна несуетная, неотступная любовь к родине, к России, - все это было у И.С. Соколова-Микитова в полной мере. И остается верить, что его время еще обязательно наступит.