О детской литературе говорить всегда труднее, чем о взрослой. Поскольку во взрослой, скажем так, немассовой, разбираются если и не единицы, то немногие. А в воспитании, обучении и чтении детей разбираются вроде бы все.
С другой стороны, детская литература и жанр особый. Ведь дети - народ восприимчивый. И слово для них гораздо больше, чем просто набор букв. Слово - это самое начало маленького человека. И оттого, каким оно будет: бранным, умным, неряшливым, злым, хитрым, глупым, - зависит многое в характере человечка. Слово, прорастая в душе ребенка маленьким семечком, формирует, строит, создает его внутренний мир и храм.
Взрослый человек в этом отношении более консервативен. И более разборчив. Ребенок же в большинстве случаев лишен возможности выбора. Он ест, что дают, и слушает то, что читают ему папа и мама, воспринимая окружающий мир на взгляд, на запах и слух.
Если родитель хочет, чтобы дитя не выросло дикарем, то и слово должно быть красивым и, если хотите, правильным. Еще Чуковский в книге "От двух до пяти" предупреждал: "О чем мы ни говорили с ребенком, мы не должны забывать, что он, жадно впитывая в себя наши слова, требует, чтобы в них была безупречная логика, и не прощает нам ни малейших нарушений".
Детский автор в большинстве своем - тоже фрукт особый, с массой заблуждений, главное из которых: для детей писать легче, это невзыскательный потребитель.
"Невзыскательный" - еще мягко сказано. До последнего времени в нашей детской литературе считалось, что ребенок - сродни придурку. Как в любимой многими сказке Петра Павловича Ершова "Конек-горбунок": "Младший вовсе был дурак"┘ А поэтому писать для него можно спустя рукава, несерьезно, главное, чтобы весело. В первую очередь самому автору. И, разумеется, издателю.
За примерами ходить далеко не надо. Заглянем на книжную полку любого книжного магазина.
В свое время известное московское издательство выпустило продолжение сказки Алана Милна "Винни-Пух и все-все-все". Автор - Дина Геллерт. Сказка называется "Как Пятачок стал врединой". Самое забавное в ней даже не текст, а иллюстрации. Пятачок превращается из милого розового поросенка в большого зубастого хряка в игривом таком тельнике, словно урка из блатной песенки. И вот-вот голосом Круга запоет: "Магадан - город северный┘"
Из-под тельника, который явно не по размеру разросшемуся вширь хряку и напоминает женский топик, игриво выглядывает пупок. Таким макаром Пятачок и бегает по страницам книги, иногда для разнообразия демонстрируя маленькому читателю свой зад.
Задняя часть в этой книге - чуть ли не лейтмотив. Наиболее впечатляет натура взвившегося над столом борова-учителя, которому вредный Пятачок подложил кнопку. Его "тыл" занимает, кажется, не полстраницы.
Впрочем, возмездие в конце концов настигает и нашего свинообразного Мишку Квакина. Ночью ему снится страшный сон - голубые свиньи. И Пятачок раскаивается. Ему стыдно. Он больше не будет: "Пятачок проснулся, и так стало ему горько!"
А вот детская книга с политической конъюнктурой - Сергей Михалков "Стихи. Сказки. Басни". В старые добрые времена классику детской литературы приснился пророческий "Сон", что вот он будто бы на корабле, который везет его из родной советской страны прямо в загребущие руки капиталистов:
"Смеется кто-то надо мной:
"Попался, пионер!"
А я хочу домой!
Домой!
Домой в СССР!"
Капиталисты не пускают Сергея Владимировича домой, но в конце концов он весь в поту просыпается:
"Как хорошо, что наяву
Я не в Америке живу!"
И это очень правильно, детей надо готовить к тому, что сказка очень скоро станет былью, заранее. Пусть дитя привыкает, пока на подсознательном уровне.
Ну и куда, в каком направлении идем мы дальше с Пятачком и с томиком Михалкова под мышкой? Это большой, большой секрет. Только детские поэты, наверное, знают его:
"Посреди двора есть люк открытый,
В глубине шевелится вода.
Вон дурак идет набитый -
Он сейчас провалится туда!"
Чтобы идти в правильном направлении, надо сначала выучиться. Как в книжке Альберта Иванова - "Великая тайна": "Когда же я тебя плохому учил? - обиделся Хома. - "Пример? Пожалуйста. Говоришь: "Айда на поле горох тырить!"
А вот еще нравоучительная книга Курляндского "Ну, погоди! Или двое на одного". Стиль изложения самый что ни на есть кондовый: "Сваво неба мало?", "Жана у тебя старая", "Чистей не бывает" (о мытье посуды). И далее: "Зайчишку этого изобьем. За все! За капустку. За морковку. За дедов наших, без вины погубленных. За отца твоего, от козы погибшего. За папу моего охламона. Чтобы помнили Зайцы. Всех времен и народов. Во веки веков!"
И еще:
"- Здорово, солдатик! - раздался противный голос.
Чуть не задев его метлой, пролетела Баба-яга. На одной ноге был валенок, на другой - спущенный чулок. Чулок трепыхался, как перевернутый флаг.
Баба-яга сделала круг и приземлилась.
- Устал, служивый? Переночуй у меня┘"
У Чуковского читаем: "Дети вообще буквалисты. Каждое слово имеет для них лишь один-единственный, прямой и отчетливый смыл". Все было бы замечательно, если бы сами взрослые для начала разобрались, что такое хорошо и что такое плохо. Буквально. А так┘
Есть в детском спектакле МТЮЗа "Золотой петушок", поставленном по мотивам "Сказки о золотом петушке" Пушкина, такой эпизод, когда царь Дадон видит рать побитую:
"Что за страшная картина!
Перед ним его два сына
Без шеломов и без лат,
Оба мертвые лежат┘"
Когда ведущий артист произносит эти слова, другой с возвышения из тачки вываливает на сцену груду окровавленных пластмассовых рук и ног. Родители, чьи дети в зрительном зале, дружно, замирая от ужаса, вздыхают.
А дети - смеются┘